Прямые наезды на Женьку не действуют, отвечает легко и бездумно, будто с ребенком в пинг-понг играет: дай - не дам, дай - не дам. К стыду своему, признаюсь, что прямые наезды весьма эффективны при работе со мной. Зубков, покупая себе новый фотоаппарат, старый подарил мне. Конечно, он поостерегся делать это при Мите, да я сам по глупости разболтал. Думаю: старый фотоаппарат, цена ему долларов сорок, обойдется. Все равно Митя никогда не фотографирует из-за бессмысленности этого занятия: если сам нажимаешь на кнопку, то в кадр не попадаешь, а зачем нужны такие фотографии? Узнав, что подарок достался не ему, Митя помертвел лицом. Подумав, он решил:
- Хорошо. Давай двадцать долларов.
- Не понял. Какие двадцать долларов?
- Чтобы мне не было обидно.
- Что тебе обидно?
- Мне обидно, что Женька тебе подарил фотоаппарат.
- Ты что, очумел? А когда тебе дарят - мне что, тоже с тебя деньги брать?
- Женька - мой браток. Чтобы мне не было обидно, ты должен дать мне отступного.
- Иди тынах..!
- Дай мне двадцать долларов отступного.
В страшном исступлении я, как бешеный персонаж Достоевского, швыряю ему двадцатку: неужели возьмешь? Он кротко, степенно берет деньги и задушевно улыбается. Митя на всем протяжении разговора говорит монотонно и торжественно, я - будто мухоморов наелся - ору, истерикую.
Будь я американцем, наблюдающим эту сцену, то интерпретировал бы происходящее так: какая-то пьяная шпана орет, чего-то добивается от осанистого господина, но, получив достойный отпор, возвращает двадцать долларов, уж наверняка у почтенного господина украденные. Какое счастье, что больше этого не будет... (Написал - и взгрустнулось. А все-таки только на двух людей в своей жизни я мог вволю безнаказанно поорать, на свою мать и Митю. И на маму уже не поорешь, немолодая она...)
Зубков познакомил нас со своим приятелем, бизнесменом Володей Сушко, и тот оказался непаханым полем для собирательства. Митя даже переехал к Сушко жить, устроил ему достопримечательность: стоянку собирателя, лежбище, где собиратель харчуется, принимает подарки, пишет картины и сразу продает их хозяину (картины мы писали в Америке именно чтобы денег насшибать, быстро и несколько халтурно - что они понимают, в провинции...). Продажу картин нельзя отнести к собирательству, но без собирательских технологий делать это трудно. Вот пример грамотной работы с покупателем:
Глубокая ночь. Володя Сушко спит в постели с женой, с трудом помирившись с ней после изматывающего скандала. В дверь кто-то скребется - Сушко не отвечает. (Митя изобрел великолепный способ тихонько по двери ногтями скрести, как котик лапкой, очень якобы деликатно.) За дверью кто-то тяжко вздыхает, шумно чешется, но Сушко показывает характер и не реагирует. Митя вползает в комнату, медленно ходит по ней в темноте, пока не натыкается на кровать. Садится на угол, пытаясь понять: где Сушко, а где его жена. Сушко характера не выдерживает:
- Митя, что с тобой?
Митя жарко шепчет, наклоняясь к двум телам:
- Картинушек-то купи!
- Иди спать! И душ прими, что ли...
Митя, распознав, где лежит Сушко, наваливается ему на ноги:
- Сейчас иду... Какие картинушки покупать будешь?
- Завтра поговорим.
- Конечно завтра, что я - зверь, что ли, ночь на дворе... Ты только скажи, какие покупать будешь, чтобы я приготовил... Ценные картинушки у меня...
При работе с малознакомым объектом собирательства возникает такая психологическая интрига: предполагается, что Митя сумел сохранить детскость и непосредственность, а как такого милого обидишь? Если объект собирательства не так наивен, он чувствует неловкость и чисто эстетическое смущение оттого, что у Мити не совсем получается изображать ласкового, первозданного ребенка, - но прекратить выклянчивание можно только откупившись. Таким образом, во всех случаях схема срабатывает - если правильно выбраны время и обстановка. В приведенном примере обстановка идеальная: отступать Владимиру Сушко некуда. А вот как используется фактор времени.
На следующий день Митя и Володя Сушко выходят из дома с сильным опозданием - не получается на скорую руку торговать ценными картинами. В витрине магазина одежды Дмитрий Шагин замечает роскошную кожаную куртку, косуху совершенно немитьковскую.
- Стой! - застывает Митя, пораженный ее наглым великолепием. - Зайдем глянем.
- Некогда, Митя, завтра зайдем.
- Минута ничего не решает.
Митя заходит в магазин, сопя, щупает косуху:
- Ну косуха, прямо на меня... Но и стоит реально, под тысячу... Значит, шмудак реальный. Так это и недорого за такой шмудачище? Бесплатная раздача...
- Ну, посмотрел и пошли.
- Ох, шмудачище матерый...
- Митя, посмотри на часы! Неудобно, ждут!
- Нет, ты глянь! Бесплатно выбросили косуху в продажу! Ах ты и косуха... Вот какие косухи бывают...
- Пошли...
- Косушечка ты моя...
- Митя, опаздываем!
- Сейчас... Дай ты хоть глянуть на косушечку мою, хоть рядом постоять с моей косушкой...
- Ну купи, коли так нравится.
- На что?
- Как "на что" ? Ты только что получил... долларов за картины! (Не знаю, сколько именно: коммерческая тайна, а врать не буду.)
- Во-во! Приеду, значит, домой, детки плачут: папа, папа, дай хлеба! А я им: нету хлеба никакого и не будет, ваш папа косуху купил!
Сушко, который слышит про деток с их хлебом впервые, потрясен трагизмом ситуации. Митя чувствует, что дожимать надо резко и именно сейчас, в цейтноте. Он обнимает косуху, вытирает ею лицо, так что продавец магазина одежды вскакивает со своего места и напряженно ходит вокруг. Дмитрий Шагин задушевно обращается к продавцу:
- Эх, будь у меня такая косуха!.. Братки ведь как должны? Братки друг другу помогать должны. Вот если бы мне браток подарил такую косушку, то уж я тогда ему, не сомневайся...
Продавец, не владея русским языком, с вопросительной тревогой смотрит на Сушко, который уже понимает, что единственный способ уйти из магазина - это уйти с косухой.
- Митя, я очень тебя прошу: пойдем, мы сильно опаздываем. Завтра зайдем, там видно будет.
- Подожди... Куда мне идти без нее, без косушки родной... Идти, плакать... А если кто мне купит косушку родную... Сторицей тогда, по гроб жизни... А детки-то как рады будут...
Вскоре сияющий Митя выходит из магазина в этой совершенно бандитской косухе, оставив для детской непосредственности ценник болтаться на спине.
Эх, побольше бы такого собирательства! Ювелирная работа - и все участники довольны. Митя рад. Продавец магазина доволен, что Митя не даром распугивал покупателей. У Сушко теперь на год есть чем потешать друзей-бизнесменов за ланчем. (А я просто счастлив - Митя ездит с Сушко на машине и мне не нужно оплачивать его проезд на метро.) Такое собирательство можно обозначить: "нести людям радость".
Осчастливленные объекты собирательства пишут благодарственные статьи.
27. Наталья Козлова: "Молодые художники Москвы и Ленинграда"
Статья на две газетные полосы, причем большая часть - благодарность за красивое собирательство в веселых условиях перестройки, январь 1989 года.
(Странное время: денег навалом, а товаров никаких, ни за какие деньги - ни шмудаков, ни книг, ни одежды. Подрамник для картины ценился почти как сама картина.
Первый шмудак, кассетный магнитофон, оказался у Фила. Какая-то иностранка купила у него картину за 150 рублей, что и само по себе неплохо, но Фил, не будь дураком, сказал: "Тебе-то все равно, рублями или долларами платить, пошли в "Березку", купишь мне магнитофон за сто пятьдесят рублей". Вообще-то даже иностранка могла бы только посмеяться над такой наглостью, если бы не очарование личности Андрея Филиппова. Ведь валютные 150 рублей - это почти 250 долларов, то есть тысячи полторы обычных рублей, а кассетный магнитофон не купишь ни за сколько рублей, это абсолютная ценность типа "Джоконды", цены не имеет.
Фил и относился к магнитофону, как к "Джоконде". Ходил с ним везде, а музыку слушать не давал - нельзя на шмудаке советскую пленку крутить, а заграничную где взять? На Фила обрушились репрессии, да и из директоров его тогда поперли: не по чину взял! Шутка ли: получить за картину, пусть самую лучшую, кассетный магнитофон, когда старшие товарищи всей жизнью своей не заработали на кассетные магнитофоны. Хорошо хоть не двухкассетный...)
Вот что Наталья Козлова считает нужным сообщить о группе художников "Митьки":
Сейчас митьки стали известными художниками. Их картины скупают коллекционеры. Приобрел картины митьков и когда-то отнесшийся к ним без всякого интереса и с легкой иронией Русский музей. Художники в группе "Митьки" похожи и не похожи друг на друга. Митя Шагин пишет наивные, очаровательные акварели. Поначалу он заимствовал что-то у своего отца, но постепенно приобрел собственное лицо. Митя - серьезный и интересный художник. В острой, иногда даже злой манере пишет картины другой участник группы - Флоренский. <...> Познакомившись с директором кооператива "Ариадна", я попросила ее свести меня с митьками. У меня было жгучее желание привезти в Нью-Йорк (своему собственному митьку, сыну Мите) хоть какую-нибудь акварельку Шагина или другого митька.
Описать мою встречу на следующий день с Митей Шагиным очень непросто. Он пришел на выставку в Гавани - огромный, плотный богатырь. <...> Чтобы понять, с чего начался наш разговор, надо вас познакомить с некоторыми словами из совершенно нового словаря митьков