Технадзор
Наша совместная с заказчиком бурная деятельность на "моем" доме приносит видимые результаты. Новенький забор, тщательно спланированная площадка, блоки и плиты, аккуратно сложенные в ровные штабеля – все это радует глаз и внушает уважение к порядку. Монтажный кран привезли нам со школы, где надобность в нем отпала. Так что мы с бригадой, заказчиком и крановым Сашей ждем официально вызванного инспектора для приемки стройплощадки под монтажный кран.
Не успел я с утра как следует пройтись по журналам и табелю, как слышу неверные шаги, затем робкий стук в дверь. "Входите!" – кричу. На пороге появляется мужичок с ноготок в мятеньком плащике, с обрюзгшим лицом алкоголика. Мне сходу хочется вытолкать его взашей, указав на недопустимость появления лиц в нетрезвом состоянии в производственном помещении. Пока я сооружаю в голове фразу поярче, мужичок подсаживается к столу и со вздохом кладет передо мной незнакомый металлический предмет.
– Могу я поинтересоваться, что это за штука? – спрашиваю недоуменно.
– Можешь, – выдыхает в мое лицо струю перегара незнакомец.
– Так и что?
– Пломбир, – печально вздыхает он, наполняя бытовку смрадом.
– Что-то не очень на мороженое похоже, – сокрушаюсь я.
– Зато объект заморозит не меньше, чем на месяц, – загадочно сообщает он. – Вместе с начальником участка и главным инженером походите на переподготовку в учебный центр. А народ здесь пока отдохнет. Да ты не стесняйся, бери и иди.
– Куда идти?
– На кран. Пломбируй.
Я прошу пояснить ход его мысли.
– Новенький, что ли?.. – озаряет его.
– Ну да, – подтверждаю я, изображая на лице детсадовское выражение.
– Ладно, сынок, слушай и впитывай. Я буду последним работником в нашей фирме, если на абсолютно ровной площадке не найду больше тринадцати нарушений норм Госгортехнадзора. А за это, сам понимаешь… – указывает он глазами на пломбир, как палач на топор.
– Так вы полагаете, что у меня есть шанс, так сказать, вернуть себе потерянное лицо и восстановить доверие столь уважаемой фирмы?
– Ну, конечно, мой мальчик! – оживает мятенький мужичок. – Сашка уже бьет копытом землю и ждет твоего указания.
– Понял, – киваю и выскакиваю на крыльцо. Здесь действительно стоит Александр Геннадьевич, машинист гусеничного крана, и молча протягивает руку ладонью кверху. Прежде чем посеребрить ее, спрашиваю свистящим шепотом: – Кто это и сколько нужно?
– Инспектор Ростовский. А брать лучше сразу три – меньше нельзя, – произносит крановой с трагизмом в дрожащем голосе. – Этот – очень строгий. Зверь…
– Так у нас же полный ажур, сам знаешь!
– Да-да. Правильно! Тогда меньше четырех никак не получится. Тут его профессиональная гордость может быть задета. И закуски побольше. Аппетит у него волчий. И главное – здоровье слабое. Так что придется взять хорошей колбаски и сырку понежней. Кефирчику обязательно. Он еще маслины в банке любит. С язвой, сам понимаешь, не шутят. Короче, весь аванс, что получил вчера, давай. Если не хватит, я добавлю, потом вернешь. С процентом.
Во время этого монолога я зачарованно наблюдаю за его артистическим ртом. Удивительное это зрелище: вибрация челюсти и губ с разной амплитудой и частотой. Также движутся длинные желтые зубы в деснах – каждый отдельно. Как с таким аттракционом во рту он умудряется произносить столько разных слов – тайна. Протягиваю всю карманную наличность и замечаю в дополнение к ранее отмеченным колебания головы относительно туловища и независимую вибрацию кистей рук. Это какой-то человек-вибратор. Едва коснувшись денег, он исчезает. Как это ему всё удается?..
Мои глубокие размышления прерывает бригадир, крича во все горло, что у него закончились электроды. Протягиваю ключ от склада и возвращаюсь в бытовку к дорогому гостю. Тот мирно посапывает в углу, наполняя атмосферу художественным храпом и ацетоновыми парами выдоха. Чтобы не прервать столь важного процесса, тихонько присаживаюсь к столу и заканчиваю заполнение документации.
Входит крановой, раскладывает на столе свертки и расставляет бутылки. Радостно докладывает: завтрак в постель подан. Господин государственный инспектор просыпается, безыскусно, как дитя, сладко потягивается и тянет ручки к любимым игрушкам. Крановой ножом срывает пробку и льет в стаканы зловонное зелье.
– Если вы не против, господа, до обмывания сделки я хотел бы закончить с ее оформлением.
Открываю журнал и протягиваю инспектору для автографа. Тот нехотя строчит разрешительное резюме и размашисто подписывает. Почерк удивительно каллиграфичен, а кокетливые завитушки говорят о непростом характере писаря. Пока я восторженно разглядываю автограф, за столом происходит ритмичное поглощение напитков и съестных припасов. Наконец, отрываюсь от журнала и вижу сказочное превращение трясущихся ранее сотрапезников в жизнерадостных здоровяков. Выражаю по этому поводу свое глубокое удовлетворение. На что слышу:
– Нехорошо, гражданин начальник, отрываться от коллектива. Нам еще многое обсудить нужно.
– Так ведь у меня бригада работает, – пытаюсь оправдать причину своей раздражающей массы трезвости.
– Давно пломбира не видел? – напоминает инспектор, поднимая глаза к мухе на плафоне. И если насекомое на прежнем месте в том же удрученном настроении, то опухлость поднятого к нему лица уже пошла на убыль.
– Прошу прощения, господин инспектор, так это все по неопытности и недомыслию.
– То-то же! Наливай.
Стараясь не вдыхать сивушный запах, пригубляю свой стакан и, отведав закуски, задаю терзающий меня вопрос:
– Меня, как прораба начинающего, интересует, какие же тринадцать пунктов вы могли бы указать на нашей площадке?
– Эх, молодость… А вот, например, ты сейчас без каски.
– …Так ведь в бытовке!..
– Эта лирика в актах не отражается. Далее: на второй бадье краска облупилась.
– Только в одном месте!..
– Повторяться не собираюсь. Идем дальше: в ограждении стройплощадки имеются щели.
– Так нам эти щиты ограждения родная промышленность поставляет.
– Это проблемы твои и твоей промышленности. Следующее: на стройплощадке имеются люди в нетрезвом состоянии.
– Так до вас никого не было! – возмущаюсь я.
– Ну, это спорно, хотя и возможно. Но факт налицо… А за тонкий, но нахальный намек Сашке придется сбегать за еще одной блондинкой с опьяняющим внутренним миром.
– Всегда готов, – рапортует пионер.
Когда крановой удаляется за дверь, и мы остаемся одни, инспектор Ростовский спрашивает, есть ли у меня сегодня персональная машина. Нет, сегодня, как назло, мы без колес.
– Тогда не сиди сложа руки, а ищи на чем ты повезешь меня домой. Прояви в этом вопросе молодую энергию и творческое рвение.
Выхожу из бытовки. Сталкиваюсь на крыльце с возбужденным гонцом, едва не сбивающим меня с ног. Ловлю на себе сочувствующие взгляды стропальщиков и завистливый – неприлично трезвого бригадира. Плетусь к заказчику. В кабинете его нет. Где он, никто не знает. Придется заглянуть к нему домой.
Пересекаю улицу и через озера грязи по тополиной аллее чуть не плыву, как венецианский гондольер по каналу, к его палаццо, то есть к бараку.
…Отсюда словно лучи света пронизывают толщу времен, беспрепятственно проникая сквозь многие столетия, и отражаются от тех глубин, возвращая нам намоленную святость этого места. Пустынька! Сколько потаенной любви в звучании этого слова. Как замирает сердце пред таинством уединенного молчания человека перед Творцом. Что так притягивает людей сюда, в это затерянное в глуши место? Пригорок ли над извилистой речушкой, заросшей осокой? Уж ни слепни ли облепляющие или змеи, зловеще шуршащие меж высоких трав, пугающие каждого, покусившегося нарушить таинственное молчание? Крест ли высушенный солнцем, морозами и ветрами, слегка покосившийся в сторону воды? Колодец ли, наполненный мутноватой болотной водицей? Что осталось с тех давних пор, когда поселился здесь монах, бежавший мирской суеты, предавший себя в руки Господа в центре воющего, шипящего, каркающего, чавкающего, а по ночам и грозно рычащего зла? Как смог этот нищий, слабосильный, одинокий человек стать основателем сначала монастыря, потом деревень, сел, городищ, которыми обрастал и населялся этот болотистый глухой уголок земли? И если мир держится на молитвах святых, то, поистине, здесь один из этих столпов света от земли до Небес…
В окне первого этажа барака вижу искомого заказчика в голубой майке за кухонным столом. Вспоминаю енисейские габариты супруги заказчика, поэтому заходить внутрь остерегаюсь. Особенно учитывая цель моего прихода. Ласково стучу в окно, нагибаюсь к форточке, болтающейся узкой створкой на уровне моей пиджачной пуговицы, и, словно пароль, произношу одно лишь слово: "Технадзор!".
Через мгновенье Александр Никитович в костюме стоит передо мной и гремит ключами от своей черной персональной "Волги". Пока он выворачивает машину к моей бытовке, наблюдаю и в нем неуклонный рост загадочного возбуждения. Захватив из перчаточного ящика цилиндрический сверток, он покидает транспортное средство и устремляется в мой походный щитовой дворец. Следую за ним и я.
Здесь сквозь густой табачный дым и трепетные спиртовые пары узнаю бригадира, оставившего свой высокий пост. Он умело не замечает мой строгий взгляд. Заказчик останавливается рядом с инспектором и передает в цепкие руки кранового булькающий сверток.
Пока все внимание устремлено на инспектора и заказчика, я присаживаюсь на стул и пытаюсь осознать себя в этой ситуации, которая все больше становится неуправляемой. Внутренне взываю к их совести, но безуспешно. Пытаюсь своим трезвым и деловым видом поставить заслон этой почти официальной пьянке, только на меня внимания не обращают.