Они замолчали, замерли, и тишина, забытая ими тишина, которая всегда таится у самого горизонта за синим лесом, раскинув над заснеженными полями невидимые, далеко окрест звенящие крылья, прилетела к ним. А потом зашуршала этими крыльями все слышней, все ближе.
А потом послышались такие слова:
- …некрашеные по сию пору стоят, а я ему говорю…
Два колхозника в потертых ватниках проследовали рядком, огибая Синицына, мерно накручивая педали, - один в сапогах, другой в валенках с галошами, - и оба на велосипедах.
До половины обмотанная холстиной и прикрученная к велосипедному багажнику, покачиваясь, тонко вызванивала двуручная пила.
- Ты б, говорю, Петя, - громко продолжал хозяин пилы, мимоездом оглядывая Синицына, - съездил бы ты в город, купил емали этой, - велосипедисты проехали, - баллона двва-а… ааа! - послышалось уже издали, и улетел за горизонт обрывок чужого, случайного разговора.
Колхозники быстро удалялись, накручивая педали, двигая ногами медленно, словно под водой, пока, уменьшаясь, совсем не пропали из глаз. Растворились в тишине. Только звон остался, далекий-далекий.
Опять выехали на шоссе, проскочили мост через Москву-реку, обогнали обоих велосипедистов, потом ехали по прямой между берегом и лесом, свернули в гору мимо сплошного зеленого казенного забора, по пустому дачному поселку. Сползли с крутого спуска, обогнули еще один зеленый забор и уткнулись в накренившийся столб с облупленным круглым знаком "проезд воспрещен".
Выпустили собак, вылезли сами, достали из багажника санки. Синицын подогнал машину под самый забор и запер дверцы. Пошли по узенькой, протоптанной в снегу тропинке вдоль берега реки. Впереди Алиса, придерживая Ваньку за воротник шубки, за ней Роман, за ним Синицын тащил на себе санки. Пудели, повизгивая от радости, по уши проваливаясь в снег, скакали по целине.
А вот и киоск, закрытый на зиму фанерными щитами, унылый и забытый до летнего пляжного сезона, гостеприимный старый киоск.
А летом зеленый, тенистый берег Москвы-реки будет опять заставлен автомобилями всех цветов и всех марок мира. И разморенный на жаре милиционер будет лениво, но неумолимо прогонять отсюда машины с московскими номерами: "Пешком - пожалуйста, а колеса только для гостей. Зона отдыха дипкорпуса как-никак".
И у открытого, заваленного закусками киоска, и вокруг большого, горячего, установленного на простом деревянном столе самовара, и по всему берегу, и на сероватом речном песчаном пляже, и в прохладной, неглубокой, неторопливой воде будут барахтаться и плавать, стоять, сидеть, ходить, лежать, есть и пить, петь, курить, смеяться, болтать и блаженно помалкивать разноязычные и разноликие люди со всех концов земли.
И наши московские детишки будут заводить случайные летние знакомства с миниатюрными, похожими на веселые живые игрушки япончиками, и с благовоспитанными немецкими "киндерами", и с разбитными маленькими американцами, и с черными общительными малышами Африки.
Всего триста шагов по прибрежному песку, траве; сосны, заросли бузины, три-четыре старые ивы - и всем собравшимся здесь в ясный солнечный день людям не тесно, а привольно, спокойно и весело.
Маленькая модель будущего человеческого мира. Только когда, когда же это будет?
- Почему меня никто не встречает? Где мои советники? - шутовски негодовал Ромашка. - Ведь я не кто-нибудь, а пресс-папье французского посольства!
Тут около киоска очень подходящая горка. Вскарабкались повыше, хватаясь руками за сосновые стволы. Синицын втащил Ваньку просто волоком.
Кто-то недавно съезжал с этой горки на лыжах, еще лыжня сохранилась, как раз на ширину полозьев.
Утоптали снег, поставили санки. С вершины горка казалась выше, чем от подножия.
- Сначала должен съехать кто-нибудь из взрослых, - объявила Алиса.
- Это должен быть сильный, смелый человек, привыкший к трудностям, - подхватил Ромашка.
- Такой человек есть! - крикнул Синицын и занес ногу над санками.
Но Ромашка уже успел плюхнуться на дощатую спинку. Синицын всем весом обрушился на Ромашкины покатые плечи, полозья скрипнули, и санки, набирая скорость, понеслись по твердой лыжне, вихляя между стволов и вздымая снежную пыль.
- Задержите старт! - задушенным голосом взмолился Роман, вцепившись коченеющими пальцами в железный передок саней. - Я забыл фотографию любимой жены!..
Скорость все возрастала.
- Внимание! Выходим в открытый космос! - крикнул сверху Синицын.
Санки подбросило, полозья выскочили из лыжни, и друзья увидели, что киоск, который должен был оставаться справа, вдруг почему-то нахально встал на пути и начал расти как на дрожжах.
- Катапультируйся! - басом заорал Ромашка.
- Земля, Земля, - тонким голосом заверещал Синицын, которому снежной пылью залепило очки. - Земля, ничего не вижу, дайте совет…
И санки с разлету врезались в киоск. Ромашка едва успел отдернуть руки. Фанерный щит получил три мощных удара: сначала передком саней, потом Ромашкиной головой и - завершающий - левой коленкой Синицына.
Дробное эхо покатилось над замерзшей рекой.
Клоуны барахтались в снегу по обе стороны от санок, не в силах подняться, потому что их атаковали обезумевшие пудели. Очки Синицына Ромашка аккуратно снял с куста недалеко от киоска. Когда - один хромая, а другой прикладывая к голове снег - они залезли на горку, Алиса, обняв древесный ствол, сотрясалась от смеха, а Ванька воодушевленно заявил:
- Я тоже хочу, как папа!
- Ванечка, - сказал Синицын, осторожно ощупывая колено, - это мы тебе показали, как не надо кататься…
- Да, - поддержал Ромашка, - лучше не надо. А сейчас тетя Алиса утрет слезки и покажет, как надо.
- Поедем, Ванечка. Ну их совсем, клоунов. - Алиса сняла свой длинный шарф, перекинула через передок саней, усадила малыша, села сама, намотав на руку концы шарфа, оттолкнулась, и санки стремительно заскользили вниз, точно следуя поворотам старой лыжни. Миновали киоск, вылетели на бугор, съехали в прогалину между кустов и, замедляя бег, остановились на засыпанном снегом пляже.
Алиса, обернувшись, крикнула:
- Не слышу аплодисментов нашему дебютанту!
И клоуны, забыв про ушибы, устроили настоящую овацию в четыре руки.
Потом катались по очереди, по одному и попарно, сидя, лежа и даже стоя пробовали, удерживая баланс с помощью Алисиного шарфа.
Вывалялись в снегу, опьянели от морозного воздуха, проголодались и с раскрасневшимися лицами вернулись к машине.
Жадно вкушали Алисины чудеса и, к горделивой радости Алисы, горячо внушали друг другу, что ничего вкуснее не пробовали. Все банки, баночки, кастрюльку и термос опустошили дочиста. И свертки не пощадили. Одна бутылка минеральной осталась.
- Сейчас бы спать завалиться!
- Смотри за рулем не засни, Птица прожорливая.
- А вы мне по дороге рассказывайте что-нибудь замечательное!
Ванька скоро уснул, положив голову на Алисины колени. Собаки тоже подремывали.
- Ну, кто будет рассказывать?
- Я расскажу, - вызвалась Алиса.