- Посмотрим, откликнется он или нет, - сказал Орест и издал крик. Дикий, звериный, он вначале походил на рев быка, а кончился чем-то вроде пьяного хохота. Мы все прислушались. Опять залаяла собака; испуганные сверчки умолкли. Никакого ответа. Орест открыл рот, чтобы повторить крик, а Пьеретто сказал:
- Начали.
На этот раз мы заорали все вместе, протяжно, с повторами и завыванием. У меня по коже мурашки забегали при мысли о том, что от такого вопля, как от луча прожектора в ночи, нигде не укроешься - он разносится по склонам, слышится на глухих тропинках, проникает в темные буераки, норы, дупла, и от него все дрожит.
Снова остервенело залилась собака. Мы прислушивались, глядя на изгиб дороги. Я хотел было сказать: "Наверно, он умер от страха", как вдруг раздался звук захлопнувшейся дверцы машины. Орест сказал мне на ухо: "Летучкапринеслась", - и мы замерли в ожидании, не спуская глаз с купы деревьев. Но ничего не произошло. Собака унялась, и повсюду под звездным небом снова слышался стрекот сверчков. Мы все смотрели на темную полоску у дороги.
- Подойдем, - сказал я, наконец. - Ведь нас трое.
II
Когда мы приблизились, он сидел на подножке машины, опустив голову и закрыв лицо руками. Он не пошевелился. Мы стояли поодаль и смотрели на него, как на опасного зверя.
- Рвет его, что ли? - сказал Пьеретто.
- Может быть, - сказал Орест.
Он подошел к неизвестному и положил ему руку на лоб, будто пробуя, нет ли у него жара. Тот уперся лбом в его ладонь, точно пес, играющий с хозяином. Они как бы отталкивали друг друга, и я расслышал, как они посмеиваются. Орест обернулся.
- Это Поли, - сказал он. - Я его знаю. У них вилла в наших местах.
Незнакомец, сидя, держал за руку Ореста и мотал головой, словно отряхивался, выходя из воды. Это был красивый молодой человек, постарше нас, с мутными, осоловелыми глазами. Не выпуская руки Ореста, он посмотрел на нас невидящим взглядом.
Тут Орест сказал:
- Ты ведь, кажется, был в Милане?
- Для тяги еще время не пришло, - сказал тот. - Ты на белок охотишься?
- Что ты, мы же не на Взгорьях, - проговорил Орест и высвободил руку. Потом оглядел автомобиль и сказал: - Вы сменили машину?
"Что он толкует с пьяным? - подумал я. Страх, который я испытывал вначале, перешел в раздражение. - Бросил бы его, и пусть себе валяется в канаве".
Этот тип глядел на нас. Он был похож на тех больных, которые, лежа в постели, смотрят в одну точку, подавленные и печальные. Никто из нас никогда не доходил до такого состояния. Однако он был загорелый и вообще на вид хоть куда, под стать своей машине. Мне стало стыдно, что мы так вопили.
- Отсюда не видно Турина? - сказал он, с живостью поднимаясь на ноги и оглядываясь вокруг. - Странно. Вы не видите Турина?
Если бы не его голос, слабый, сдавленный, хриплый, можно было бы подумать, что он совсем пришел в себя. Поглядев по сторонам, он сказал Оресту:
- Я здесь третью ночь. Здесь есть место, откуда виден Турин. Пойдемте туда? Это чудесное место!
Теперь мы стояли кружком, и Орест вдруг спросил его в упор:
- Ты удрал из дому?
- В Турине меня ждут, - сказал он. - Разбогатевшие люди, которых невозможно выносить. - Он посмотрел на нас, улыбаясь, как застенчивый ребенок. - До чего противны люди, которые все делают в перчатках. И детей, и миллионы.
Пьеретто косо посмотрел на него.
Поли достал сигареты и угостил нас всех. Сигареты были мягкие, раскрошившиеся. Мы закурили.
- Если бы они увидели меня с тобой и твоими приятелями, - сказал Поли, - они подняли бы меня на смех. А мне забавно оставлять с носом этих людей.
Пьеретто громко сказал:
- Немного же вам нужно, чтобы позабавиться.
Поли сказал:
- Я люблю пошутить. А вы не любите?
- Плохо говорить о разбогатевших людях, - сказал Пьеретто, - имеет право только тот, кто и сам сумел разбогатеть. Или умеет жить, не тратя ни гроша.
Поли с удрученным видом сказал:
- Вы так думаете?
Он произнес это таким озабоченным тоном, что даже Орест не сдержал улыбки. Внезапно Поли обнял нас за плечи, сгреб в кучу и, как бы беря в сообщники, еле слышно сказал:
- У меня есть на то другая причина.
- Какая же?
Поли опустил руки и вздохнул. Он смотрел на нас проникновенно и кротко, как будто даже изменившись в лице.
- Дело в том, что в эту ночь я чувствую себя как бог, - сказал он тихо.
Никто не засмеялся. Мы с минуту постояли молча, потом Орест предложил:
- Пойдемте посмотрим на Турин.
Мы прошли немного вниз, до уступа у поворота дороги, где полыхали отсветы Турина, и остановились на краю откоса. Поднимаясь в гору, мы не оборачивались. Поли, положив руку на плечо Ореста, смотрел на море огней. Отбросил сигарету и смотрел.
- Ну, что будем делать? - сказал Орест.
- До чего мал человек, - сказал Поли. - Улицы, дворы, гребни крыш. Отсюда кажется - море звезд. А когда ты там, этого не замечаешь.
Пьеретто отошел на несколько шагов. Мочась на кусты, он крикнул:
- Вы просто издеваетесь над нами, и больше ничего!
Поли спокойно сказал:
- Я люблю столкновения взглядов. Только в столкновениях чувствуешь себя сильнее, возвышаешься над самим собой. Без них жизнь пошла. Я не строю себе иллюзий.
- А кто их строит? - сказал Орест.
Поли поднял глаза и улыбнулся.
- Кто? Да все. Все те, кто спит в этих домах. Они видят сны, просыпаются, любятся, думают: "Я такой-то и такой-то", воображают, что имеют вес, а на самом деле…
- Что на самом деле? - сказал Пьеретто подходя.
Поли запнулся, потеряв нить мысли. Щелкнул пальцами, подыскивая слово.
- Ты говорил, что жизнь скучна, - сказал Орест.
- Какие мы сами, такая у нас и жизнь, - сказал Пьеретто.
Поли сказал:
- Давайте сядем.
Он совсем не выглядел пьяным. Я начал думать, что блуждающий взгляд так же обычен для этого человека и так же неотделим от него, как шелковая рубашка, манера пожимать руку, красивый автомобиль.
Мы немного поболтали, сидя на траве. Впрочем, я молчал, слушая стрекот сверчков. Поли как будто не обращал внимания на сарказмы Пьеретто: он объяснял ему, почему три ночи кряду не показывался в Турине и избегал всякого общества, называл гостиницы, видных людей, содержанок. И по мере того, как Пьеретто, по всей видимости, проникался к нему интересом и симпатией, я, наоборот, внутренне отдалялся от него, склоняясь к мнению, что он просто без царя в голове. Он снова сделался для меня таким же чуждым и безразличным, как в ту минуту, когда автомобиль остановился и я подумал, что в нем забавляется парочка.
Я вдруг сказал:
- Стоило уходить из Турина, чтобы без конца говорить о нем.
- Да, - сказал Орест, вскакивая на ноги. - Двинемся домой, завтра надо работать.
Поли поднялся, поднялся и Пьеретто.
- А ты что, не идешь? - сказали они мне.
Когда мы шли к автомобилю, я замедлил шаг и, немного отстав вместе с Орестом, спросил у него, кто такой этот Поли. Он сказал мне, что у них земли в его местах, большая вилла, целый холм. "Раньше он туда приезжал, и мы вместе охотились. Он и тогда уже был непутевым, но еще так не пил".
Он крикнул Поли:
- В этом году вы приедете в Греппо?
Поли прервал разговор с Пьеретто и обернулся.
- Папа засадил меня туда в прошлом году, не оставив машины, - сказал он не смущаясь. - Странные идеи приходят людям. Он хотел оторвать меня… От чего? Не знаю, приеду ли опять. Там было бы хорошо провести денек, но не больше. С кем-нибудь из приятелей и с пластинками.
Он любезно распахнул перед нами дверцы машины. Мне не хотелось садиться в нее, потому что теперь я понимал, что с ним мы не можем оставаться самими собой. Приходилось слушать его и принимать его взгляд на мир, отвечая ему в тон. Быть с ним вежливым значило служить ему зеркалом. Я не понимал, как мог Орест когда-то проводить с ним целые дни.
Поли сел за руль и, обернувшись, сказал:
- Значит, едем?
- Куда?
- В Греппо.
Орест вскинулся:
- Что мы, с ума сошли? Я хочу спать.
Я тоже возразил, что в такое время нелепо ехать бог знает куда.
- Еще не рассвело, - сказал Поли. - Сейчас без чего-то четыре. В пять будем там.
Мы оба закричали, что у нас есть дом.
- Отвези нас в город, - сказал Орест. - В Греппо съездим как-нибудь в другой раз.
Я шепнул ему:
- А он нас не угробит?
Орест повторил:
- Я хочу спать. Высади нас у Новых Ворот.
Мы поехали в Турин. Машина мчалась плавно и уверенно. Пьеретто, сидевший рядом с Поли, так и не раскрыл рта.
Мы ехали по освещенным, но пустынным проспектам. Орест сошел на улице Ниццы, у пассажа. Вылезая, он сказал Поли: "До свиданья". Через минуту высадили и меня у моего подъезда. Я попрощался и сказал Пьеретто: "Завтра увидимся". Машина, в которой они остались вдвоем, тронулась и унеслась.