- Ерунда, - сказал Родригес, - будь спокойна.
Джиния стояла у портьеры; на столе тускло поблескивал грязный стакан и валялись апельсинные корки.
- Когда приезжает Гвидо? - спросила она.
- В понедельник, - сказал Родригес и, указывая на стакан, добавил: - Видишь? Его уже ждет натюрморт.
Джиния улыбнулась и двинулась было к двери.
- Посиди, Джиния. Сядь сюда, на кровать.
- Мне надо бежать на работу, - сказала Джиния.
Но Родригес стал жаловаться, что она разбудила его и даже не хочет побыть с ним минутку.
- По случаю миновавшей опасности, - сказал он.
Тогда Джиния села на краешек кровати, у раздвинутой портьеры.
- У меня сердце болит за Амелию, - сказала она. - Бедняжка. Она так убивается. От сифилиса в самом деле слепнут?
- Да нет, - сказал Родригес, - вылечиваются. Ее всю исколят, кое-где срежут кожу, и, увидишь, этот самый доктор еще ляжет с ней в постель. Можешь мне поверить.
Джиния пыталась сдержать улыбку, а Родригес продолжал:
- Он возил вас на холм?
Разговаривая, он гладил ее по руке, точно кошку по шерстке.
- Какие холодные руки, - сказал он потом. - Почему бы тебе не забраться ко мне под одеяло, чтобы согреться?
Джиния дала поцеловать себя в шею, лепеча "не надо, не надо", потом вся красная вскочила на ноги и убежала.
XIV
Вечером Родригес тоже пришел в кафе и сел за соседний столик с той стороны, где сидела Джиния.
- Ну, как голос? - спросил он не то серьезно, не то шутливо.
Как раз в это время Джиния старалась утешить Амелию, объясняя ей, что от сифилиса вылечиваются, и обрадовалась, когда ей пришлось замолчать. Они с Родригесом едва взглянули друг на друга.
Молчала и Амелия, и Джиния уже собиралась спросить, который час, когда Родригес проговорил ироническим тоном:
- Нечего сказать, хороша, оказывается, ты и малолетних совращаешь.
Амелия не сразу поняла, и в ожидании ее ответа Джиния от страха закрыла глаза. В тот самый момент, когда она открыла их, она услышала угрожающий голос Амелии:
- Что тебе наплела эта дура?
Но Родригес, видно, сжалился, потому что сказал:
- Она пришла ко мне сегодня утром, когда я еще спал, расспросить про тебя.
- Делать ей нечего, - сказала Амелия.
В эти дни Джиния старалась быть очень хорошей, чтобы Гвидо вправду приехал, и опять пошла повидать Родригеса. Уже не утром в студию, потому что боялась, что он начнет к ней лезть, как в прошлый раз, да и не хотела будить этого соню, а в полдень в тратторию, где он обедал и где предстояло обедать и Гвидо, когда он вернется. Траттория находилась на той же улице, где была остановка трамвая, и Джиния зашла туда по дороге поболтать и узнать, что нового. Она вела себя, как Амелия, подшучивала над Родригесом, но он понял ее и больше не давал рукам воли. Они договорились, что в воскресенье она придет в студию немножко прибрать к приезду Гвидо.
- Мы, сифилитики, ничего не боимся, - сказал Родригес.
А Амелия туда больше не ходила. Джиния встретилась с ней в субботу после обеда и проводила ее к доктору, который ей делал уколы. Они в нерешительности остановились у подъезда, и под конец Амелия сказала:
- Не поднимайся, а то он и у тебя найдет какую-нибудь хворь, - и, взбегая по лестнице, бросила: - Пока, Джиния. - И у Джинии, до этого такой веселой, защемило сердце, и домой она вернулась подавленная. Даже мысль о том, что послезавтра приедет Гвидо, не утешала ее.
Вот и воскресенье пролетело как сон. Джиния весь день провела в студии - подметала, стирала пыль, наводила порядок. Родригес даже не пытался приставать к ней. Он помог ей вынести на помойку горы бумажных кульков и очисток. Потом они отряхнули от пыли книги, лежавшие в камине, и поставили их на ящик, как на книжную полку. Когда они мыли кисти, Джиния на минуту остановилась как зачарованная: запах скипидара напомнил ей Гвидо, и он так живо представился ей, как будто был здесь, рядом. Родригес с недоумением посмотрел на нее, и она улыбнулась.
- Повезло этому свинтусу, - сказал Родригес, когда Джиния кончила уборку и вышла из-за портьеры с полотенцем в руках. - Ему и не снится, что он найдет здесь такую чистоту и порядок.
Потом они выпили чаю в уголке возле керосинки и стали просматривать папки Гвидо, которые нашли под книгами, но Джиния была разочарована, потому что там оказались только пейзажи и голова старика.
- Подожди, подожди, - сказал Родригес, - я знаю, что ты ищешь.
Скоро пошли женщины. Они напоминали модные картинки, и Джинии было занятно смотреть на них, потому что это была мода двухлетней давности. Их сменили голые женщины. Потом появились голые мужчины, и Джиния поскорее перевернула эти листы, застеснявшись Родригеса, который сидел, прислонившись к стене, и заглядывал ей через плечо. Наконец опять попалась одетая женщина - широколицая деревенская девушка, нарисованная до пояса.
- Кто это? - спросила Джиния.
- Наверно, его сестра, - сказал Родригес.
- Луиза?
- Не знаю.
Джиния внимательно изучала эти большие глаза и тонкий рот. Девушка была ни на кого не похожа.
- Хороша, - сказала Джиния. - Вот если бы все портреты были такие. А то у вас, художников, люди всегда выходят какими-то сонными.
- Это ты ему говори, - сказал Родригес, - я тут ни при чем.
У Джинии было так радостно на душе, что, догадайся об этом Родригес, он, наверное, поцеловал бы ее. А он, напротив, что-то погрустнел, и, если бы не свет, еще сочившийся сквозь стекла, Джиния приласкала бы его, вообразив, что это Гвидо сидит на тахте. При мысли о нем она закрыла глаза.
- Как хорошо, - сказала она вслух.
Потом она еще раз спросила Родригеса, не знает ли он, в котором часу завтра приезжает Гвидо. Но Родригес ответил - трудно сказать, возможно, он приедет на велосипеде. Тут они заговорили о родных местах Гвидо, и, хотя Родригес там никогда не был, он шутки ради описал их Джинии, как скопища свинарников и курятников, откуда не так-то просто выбраться, потому что дороги там такие, что в эту пору по ним ни пройти, ни проехать. Джиния нахмурилась и велела ему перестать.
Они вместе вышли из студии, и Родригес обещал, что не будет стряхивать пепел куда попало.
- Я вообще буду ночевать сегодня где-нибудь на скамейке. Идет?
Они, смеясь, вышли из подъезда, и Джиния села на трамвай, думая об Амелии и о девушках, которых она видела на рисунках, и мысленно сравнивая себя с ними. Казалось, только вчера они с Амелией были на холме, а вот уже и Гвидо возвращался.
Назавтра она проснулась сама не своя. Время до обеда пролетело как миг. Она условилась с Родригесом, что, если Гвидо приедет, они будут в кафе. Затаив дыхание, она подошла к кафе и сквозь витрину увидела их у стойки. Гвидо стоял, поставив ногу на перекладину; в плаще он выглядел худым. Будь он один, Джиния не узнала бы его. Плащ на нем был распахнут, и виден был серый галстук - не тот, который она подарила ему. В штатском Гвидо уже не казался молодым парнем.
Они с Родригесом, смеясь, разговаривали. Джиния подумала: "Хоть бы тут была Амелия. Я бы сделала вид, что иду к ней". Чтобы набраться храбрости, ей пришлось напомнить себе, что она навела в студии чистоту и порядок.
Джиния была еще в дверях, когда Гвидо заметил ее, и она шагнула ему навстречу с таким видом, как будто вошла случайно. Никогда еще она так не смущалась перед ним, как в эту минуту. Он на ходу, среди сутолоки протянул ей руку, продолжая через плечо что-то говорить Родригесу.
Они почти ничего не сказали друг другу. Гвидо торопился больше, чем она, потому что его кто-то ждал. Он ободрил ее улыбкой и спросил:
- Ну, как поживаешь? Все в порядке?
А в дверях крикнул:
- До свиданья!
Джиния пошла к трамваю, улыбаясь как дура. Вдруг кто-то взял ее за руку повыше локтя, и знакомый голос, голос Гвидо, шепнул ей на ухо:
- Джинетта!
Они остановились, и у Джинии выступили слезы на глазах.
- Куда ты шла? - спросил Гвидо.
- Домой.
- Не сказав мне доброго слова? - сказал Гвидо и, нежно посмотрев на нее, сжал ей руку.
- О, Гвидо, - сказала Джиния, - я так тебя ждала.
Они молча вернулись на тротуар, потом Гвидо сказал:
- Теперь ступай домой, а когда придешь ко мне, пожалуйста, не плачь.
- Сегодня вечером?
- Сегодня вечером.
В этот вечер Джиния, перед тем как выйти из дому, помылась специально для Гвидо. При мысли о предстоящем свидании у нее подкашивались ноги. Она, замирая от страха, поднялась по лестнице и, подойдя к двери, прислушалась. В студии горел свет, но было тихо. Джиния покашляла, как она уже делала один раз, но за дверью не послышалось никакого движения, и она решилась постучать.