Людочке до ужаса стало жалко его, так что самой захотелось умереть. Она обняла его, зацеловала. И стала яростно говорить о вере, о том, что спасение - только в ней, это проверено тысячелетиями, так было и так будет. "Ты веришь, - бормотала она, целуя и лаская брата, - ведь без веры нельзя умирать?!"
Но Леня посмотрел на нее изумленно-холодными глазами, и даже несколько отчужденно.
- Неужели ты думаешь, что я не верующий? - спокойно и высокомерно спросил он, и слезы исчезли в его глазах. - Я верю, но не в этом дело.
- Что ты говоришь, как же не в этом дело?! - вскричала Люда.
- Я умираю, умираю! - закричал вдруг Леонид, и он, вскочив со стула, опять забегал по комнате, крича так, как будто вера - это одно, а его смерть - совсем другое. Кончил кричать он как-то мертво и пусто, сел, выпил чай из блюдца и захохотал.
Люда в ответ тоже захохотала. Так и хохотали они, брат и сестра, одни в этой комнате.
- Ты знаешь, - прервав, начала Люда. - Одному моему приятелю удалось съездить в Индию, и он встретил там Гуру. Учитель спросил его, что он больше всего боится в жизни. Мой приятель ответил, что смерти. В ответ индус так захохотал, просто невероятно, он хохотал почти четверть часа, настолько ему было дико, - что человек боится такой ерунды, такого простого перехода, как смерть.
- Лучше бы он хохотал не над смертью, а над жизнью, - мрачно ответил Леня. - Все равно для меня смерть - загадка и ужас, пусть хоть вся Индия хохочет над этим! А вот над жизнью пора, пора уже давно похохотать, Люда…
- Да, непонятно еще над чем и почему этот индус смеялся - заметила Люда. - Потому что другой индус, которого встретил там мой приятель, на вопрос о смерти только молчал, и серьезно так молчал, чтобы понятно было, что есть в смерти какая-то "заковычка"… А впрочем, темна вода, кто его знает…
- Да что ты все о смерти и о смерти, - огрызнулся Леонид. - Как будто у тебя диагноз, а не у меня. Над жизнью хохотать надо - вот над чем! Вот что непонятно.
- Да не вместим мы этого никогда, Леня, - миролюбиво отметила Люда, прихлебывая чай. - Не вместим. Блок, величайший поэт нашего века, но все же не выдержал, помнишь: "пускай хоть смерть понятней жизни…" Где уж другим выдержать.
- Да что ты мне все о поэтах. Были ли они, не были… У меня свой талант есть. Свой! - вдруг закричал, покраснев, Леонид. - Свой талант! И что, что, что мне делать?!
- А я хочу, - ответила Люда, - хохотать над жизнью. Что еще остается делать?!
- Хохотать на том свете будем! - внезапно раздался громкий голос за дверью.
Леонид вздрогнул, в двери стукнули, потом она распахнулась, на пороге стоял сосед толстун с бутылкой водки в руках. Звали его Ваней.
- Все диагнозы - к чертям! - заорал он. - Эх, жить будем, гулять будем, а смерть придет, выпивать будем! - лихо пропел он и, подбежав к Леониду, поцеловал его в ухо. - Не бойсь, Леня! Все одолеем! - добавил он.
- Ваня, уймись, - произнесла Люда.
Но Ваня не захотел униматься, от его жирно-веселой прыти дым стоял столбом по комнате. Все-то он опрыгивал, все-то он осматривал, до всего ему было дело.
Тут же налил ошеломленному своею смертью Леониду полстакана крепчайшей водки - 56 градусов и Люде тоже капнул в стакан.
- За смерть, за жизнь, за их единство! - хохотнул Ваня, поглаживая брюшко.
- Сколько же стаканов еще мне осталось, - проговорил Леонид.
Было такое впечатление, что весть о близкой смерти камнем лежит на его сердце, но в то же время он как будто имеет еще какую-то заднюю мысль, или даже гипотезу, от которой только - осуществись она - сплошное веселие должно сотвориться на земле, если, впрочем, от нее что-либо останется… Но это было только впечатление. И что-то непонятное оставалось в Леониде - так чувствовала Люда.
Вдруг присмиревший было Леонид вскочил:
- Да что же мы сидим на одном месте! Как Обломовы какие-то! - вскричал он. - Вперед, вперед, навстречу…
Все подскочили. Наскоро допили разлитую водочку, бутыль захватили с собой - и вперед, вперед, на общение; может быть, думала Люда, они найдут того, кто откроет им все. Именно все. Сердце ее билось, колени почему-то дрожали, ей было жалко братца почти как себя, и в то же время появилась странная надежда встретить людей, которые если и не откроют "всё", то поймут и обласкают. Ум ее метался от одной мысли к другой.
Выбежали - все трое - во двор, и уж неизвестно было кто чего ожидал. Люда вроде бы вела их по направлению к дому, где жил один таинственный эзотерик, но она знала, что его сейчас нет в Москве, и вела просто так, не зная куда. Они шли уютно-заброшенными дворами, попадались им по пути странные ангелоподобные русые мальчики и девчонки, и потом малыши, играющие в прятки. Их ответы на вечные вопросы были еще впереди. На скамейках, недалеко от них, застывали 80-летние старушки, с погасшими, но еще загадочными глазками: эти, если и знали кое-что, уже не могли ничего выговорить; высох язык, ушли в небытие губки, ум исчез в одну точку…
Леонид из последних сил только подбадривал всех - вперед, вперед!
Пройдя мимо угрюмого уголовника, играющего ножом сам с собой, они вдруг вышли на зеленый дворик, сбоку виднелись могучие, уходящие ввысь сталинские небоскребы, а в углу дворика, за бревнами, их прямо-таки приветствовал веселый человек, помахивая рукой, приглашая к себе; около него приютилась компания: два человека - юноша и девушка.
- Прямо к нам, прямо к нам! - с хохотком повторял этот веселый человек с брюшком и бородкой.
Люда, инстинктивно почувствовав свое, направилась вместе с Ваней и братом туда.
За бревнышками и между забором образовалась уютно-московская маленькая лужаечка, где сидели эти трое: веселый, неопределенного возраста, который представился Сашею; молодой человек Сережа, и девушка Лиза. На травке лежали бутылочки пивца и винца и весьма разнообразная закуска.
- Я вас узнал, - смеясь, говорил Саша, - хотя мы незнакомы, но я вас узнал. Свои люди.
- Конечно, свои, свои, - умилился Ваня. - А кто же мы еще. Не из океана же вылезли.
- Давайте, друзья, выпьем за смерть, - подхватил вдруг Леонид. - Ведь пьют же за супротивника.
- Да мы ее метлой, метлой! - возмутилась Лизочка. - Выпьем, чтоб ее не было.
- Действительно, хорошо! - захохотал Саша. - Смотрите, из-за такого тоста и кошка помоечная к нам идет и тоже бессмертия хочет!
И правда, тихая, поганая кошечка, не боясь, подошла к этой шумной компании, точно присоединяясь.
Все подхватили тост и выпили ясно, без тоски. Да и кошка помоечная мяукнула при этом. Лизочка посмотрела на Люду.
- Сестру, сестру в тебе я вижу, Люд, - пробормотала она. - Вот как бывает: сестер и братьев вроде полно на улице, но ты - особая сестра, самая близкая…
- Это почему же?
- Не знаю, Люд. Я ведь сирота. А в твоих глазах - мое есть, что скрыто, а не только то мое, что у всех у нас есть.
- А где ж отец да мать?
- Смерть они не победили, Люд. Потому и нет у меня отца с матерью. Зато Рассея есть. Этого для меня достаточно, и на тот свет хватит.
- Ах, вот ты какая, Лизочка, - и Люда поцеловала ее. - Тогда мы сестры навсегда.
Но тут вмешался Сергей. Он был странен, сер, и теперь совсем не выглядел молодым.
- Ребята, - проговорил он неожиданно и сурово, - я считаю, что смерть можно победить чем-то еще гораздо более чудовищным, чем сама смерть. Но что может быть чудовищнее смерти?
Саня чуть не упал от восторга, всплеснув руками.
- Да где ж это искать, кроме как внутри нас, - заговорил он, опомнившись от хохота.
- Конечно, конечно, - подхватила Люда. - Только внутри нас это и есть. Такое чудовищное, что и смерть испугается. Только как это чудовищное открыть в себе? Оно ведь просто так не валяется, а глубоко скрыто. Не каждому дано его видеть, а тем более знать. Помоги, помоги нам открыть это чудовищное в себе, Сашенька, помоги. Недаром мы встретились - так блаженно, так неожиданно в углу этого дворика. Посмотри, как Леонид ждет…
Саша посерьезнел и внимательно посмотрел на Люду.
- Эх, Люда, Люда, - вздохнул он и опрокинул в себя полстаканчика недопитой водки. - Что ж, если б я знал, разве я такой был, на человеков похожий? Да я б тогда знаешь в кого б разросся?! Ты бы меня и не узнала, - и он недоуменно развел руками. - Да я б тогда и сам себя не узнал, Люда, откровенно-то говоря. Я и во сне даже иной раз сам себя не узнаю. Такой огромный становлюсь и ничего про вашу жизнь, человеческую, не знаю. А как из сна выхожу - то не помню про ето. Не тот человечий умишко, чтоб помнить про такое. Вот так.
- Ох, Сашенька, - разохалась Люда. - Вот как, бредешь, бредешь, и вдруг - своих найдешь. Кто б мог подумать, что встреча такая будет, с тобой и с Лизой, ни с того, ни с сего…
Тут же подняли тост за "ни с того, ни с сего".
А потом настала тишина. Казалось, все бури улеглись на время в душе. Поганая кошечка разлеглась рядом, удовлетворенная. Тон в молчании задавал Леонид. Словно он ушел в поиск неизвестно чего. Да и не пил он почти.
И разговор потом возобновился, обрывистый, но многозначительный. Поговорив так с часок, обменялись адресами, зная, что дружба будет. Только Леонид оставался сам по себе. Дул ветер, тайно и близко шелестели травы и листья на березках, и в воздухе стояло что-то грозное.
Люда, поцеловав опять сиротку - Лизу, увела своих, да собственно Ваня куда-то исчез, и они опять оказались вдвоем с так и неразгаданным Леонидом. Люда решила отойти ненадолго, что-то купить, а потом опять забрести к своему брату…
Вернувшись к нему, она вздрогнула: что-то произошло с ним.