– Извольте. В поле нашего зрения два основных объекта. Объект номер один – мать. В молодости первый муж ушёл от неё, оставив с маленьким ребёнком. Десять лет она живёт одна, потом сходится с другим мужчиной. Второй муж – откровенное быдло. Злоупотребление алкоголем, девиантное поведение, склонность к насилию. Объект номер два – сын. Формирование его личности происходит в обстановке сильного психологического давления, в период полового созревания он неоднократно становится свидетелем семейного насилия. Тяжёлая обстановка в доме немного смягчается, когда появляется младший брат. Но отчима парень продолжает ненавидеть и по окончании школы буквально сбегает из дома, поступив в вуз в другом городе. Он живёт своей жизнью, оканчивает институт, собирается жениться. Но тут приходит страшное известие: его младший брат погиб – попал под машину. Мать в глубокой депрессии, это продолжается долгие годы. До самой старости она так и не разошлась со вторым мужем. У старухи тяжёлый характер, она постоянно всем недовольна, ей везде мерещатся злоумышленники, которые якобы, строят против неё козни. Она чувствует себя глубоко несчастной и одинокой, в её жизни случались только трагедии, ничего доброго и светлого не происходило. Когда муж умирает, а её отправляют на пенсию, выхода накопившемуся негативу она найти не может. Близких людей не осталось, даже подругу неё никогда не было, все шарахались от неё, как от огня. Сын женат в третий раз, внуки уже достаточно взрослые, но и с ними контакта не получается – все боятся вздорную старуху. Она делает вывод: во всём виноват сын, он настраивает против неё всех. Старуха настаивает, чтобы он со своей нынешней женой переехал к ней, ухаживал за старой матерью, выслушивал её бесконечные жалобы, во всём подчинялся.
– Стоп. Давайте проясним один момент. Кроме основных объектов – матери и сына – здесь участвует ещё один персонаж. Что вы можете сказать о жене сына?
– В нашем конкретном случае жена не является активным действующим лицом, но на развитие ситуации, разумеется, влияет. Женщина находится между двух огней: мужем и свекровью. Некоторое время её присутствие играет роль буфера, поэтому конфликт сына и матери в открытую фазу не переходит. Сначала свекровь считает её помехой и всеми силами пытается устранить, потом меняет тактику: начинает терроризировать. Цель всё та же – стремление к доминированию. Но повысить собственный статус она может, только унижая "конкурента", в качестве которого выступает сын, а это взрослый, состоявшийся мужчина. К тому же уровень его агрессивности тоже достаточно высок.
– Как вы думаете, уважаемая коллега, а почему молодая женщина не чувствует угрозы со стороны своего мужа? Существует ли для неё реальная опасность оказаться жертвой насилия?
– Нет, для неё этот мужчина не опасен. В пределах своей семьи он чувствует себя "вожаком стат, на его статус никто не покушается, авторитет не оспаривает. Поэтому он ведёт себя покровительственно, защищает "слабых" от внешней угрозы. Здесь нет соперничества, сферы компетенции между супругами разделены так, что ситуация устраивает обоих.
– То есть вы хотите сказать, что эта женщина не включает время от времени режим инверсии доминирования? Не подвергает мужчину проверке на прочность, не стремится его подчинить?
– Совершенно верно. Редкий случай, но это действительно так. Отношения сбалансированы и стабильны. К сожалению, даже такие союзы можно разрушить, если внешнее воздействие будет слишком сильным.
Глава 6
– Это трындец какой-то. Заговор дверей, не иначе. Ну, вот скажи, как так может быть, чтобы ни одна, вот ни одна дверь в квартире не закрывалась? – Люся сидела на скамеечке в скверике, употребляла баночное пиво и трепалась по телефону с подругой.
– Даже в туалет?
– А в туалет особенно! Закрывать её – преступление. Там же, Светик, лотки у кошек стоят. Как они туда гадить будут, если дверь закрывать?
– Слушай, а если человеку, а не кошке надо задуматься, то при открытой двери что ли это делать? Шпингалета не предусмотрено? – Светку Князеву, которой муж обеспечил великолепные бытовые условия, этот разговор откровенно забавлял.
– Нет! Даже захлопнуть плотно не получится. Я подозреваю, на этих дверях столько слоёв масляной краски, что они в косяки сантиметра на два точно не вписываются.
– На фига?
– А я знаю? Фишка такая у свекрови – двери красить. Раньше ещё рамы красила, пока они окончательно не рассохлись и нам не пришлось их на новые стеклопакеты заменить.
– Слушай, я что-то не въезжаю, зачем вы к ней поселились? Приключений захотелось? Вот у меня сила любви к свекрови возрастает прямо пропорционально квадрату расстояния между мной и нею. Ты что, извращенка?
– Нет-нет! – Люся яростно затрясла головой, как будто собеседница могла её видеть. – Всё просто. Когда благоверный её кони двинул к всеобщему облегчению, она вспомнила про возраст: восемьдесят с мелочью. И Юрасику моему всю плешь проела: мне одной страшно, приступ случится – врача вызвать некому. А тут дочура удачненько так в Москве поступила. Мы и сделали ход конём: нашу двушку сдали в аренду, а сами к маман перебрались.
– Ясненько. Слышь, а дверь на балкон тоже заменили? – Светка была человеком дотошным, её всегда интересовали подробности.
– Ну да. Только ты зря думаешь, что она теперь закрывается – фигушки. Вера Ивановна так шарахнула пару раз этой дверью, что та не выдержала и присоединилась ко всем остальным заговорщикам. – Люся отпила глоточек пива и вытащила из сумочки сигареты. Она немножко покуривала втайне от мужа.
– Заговорщикам? – изумилась Светка и отхлебнула глоток ледяного шампанского. Она сидела у себя на кухне и, по её выражению, поглощала аристократический завтрак: шампанское с ананасами. Хотя был уже полдень, Светка только что встала. Ребёнка в школу отправлял муж, а завтрак для них она готовила с вечера.
– Я ж говорю: таинственный, ужасный, непостижимый заговор дверей. У входной двери ручка регулярно отваливается, а один замок обожает кувыркаться. Он внезапно может на сто восемьдесят градусов перевернуться. Ещё утром ключ нужно было вставлять бороздками вверх, а вечером суёшь – всё, заедает. И так, и сяк корячишься, пока экспериментальным путём не вычислишь, что теперь ключ надо бороздками вниз.
– Как так?
– Да хэ-зэ. На кухне к шкафчикам я вообще подходить боюсь. Мало того что дверки все перекошены, вот реально сикось-накось, так ещё стоит хоть одну попытаться открыть – бац! – с петель слетает. Стоишь, как дура, с дверью в руках, лихорадочно соображаешь, как её на место присобачить. Ну их в пень. Я стараюсь к ним не прикасаться. Всё равно шкафы так плотно забиты всякой дрянью непонятного назначения, что туда ничего не входит больше. В комнате та же фигня. Из всех дверей барахло просто выпирает. В шифоньерах, антресолях, тумбочках утрамбованы огромные кучи хлама. Только опять же так криво, что чуть дверку заденешь – тебе всё это добро на голову вывалится или под ноги. Как потом обратно запихивать?
– То есть шкафы тоже с открытыми дверями стоят? – Светка взялась за нарезку новой порции ананасов. За разговором она незаметно усидела бутылку шипучего напитка и ощущала лёгкую эйфорию. Злоключения подруги в таком состоянии казались ей совершенно нереальными.
– Не, ну если с ноги всё забить, то закрыть дверку вроде можно. Вот только внутри ни один магнит и ни один замок не уцелел, всё варварски раскурочено. Поэтому снаружи на ручках намотаны резинки, чтобы дверки удерживать. Адская конструкция.
– Почему адская?
– Ты же знаешь, у меня с координацией не очень. Вечно я в повороты не вписываюсь, вещи опрокидываю.
– Это точно. Руки-ноги собрать у тебя всегда с трудом получалось. – Светка вспомнила, как в институтские времена Люся каталась на лыжах, сдавая зачёт по физкультуре, и при этом сбивала всех, кого угораздило пересекать траекторию её движения. Люсю иногда ласково называли Руки-ножницы.
– Так вот. Прохожу я мимо этой адской конструкции и совершенно нечаянно задеваю плечом приоткрывшуюся створку… Тыдыщь! Резинка срывается, летит прямиком в люстру, дверка распахивается – и в лоб меня бах! А сверху ещё коробка увесистая обрушивается, чтоб уж наверняка!
– Жесть!
– Вот и я говорю: иногда жесть, если повезёт – картон.
– А свои вещи вы куда складываете?
– Для нас специально освободили аж две полочки в одном шкафу и ещё половину шифоньера – жест неслыханной щедрости, я считаю. Ведь сколько территории мы заняли – ужас! Вере Ивановне так пришлось потесниться, что она до сих пор в себя прийти не может. Кстати, для неё обычное дело – перекладывать наши личные вещи, хозяйничать, наводить свой собственный порядок. Вот это для меня настоящий шок. И с продуктами то же самое. Всё в холодильнике перепрячет, переставит, распихает неизвестно куда. Я не могу ничего после этого шмона найти. Некоторые продукты даже протухнуть успевают, пока их обнаружишь где-нибудь в дальнем углу.
– Фу-у-у… Бяка. Зачем она это делает?
– Непонятно. Между прочим, холодильник – отдельная песня. Во-первых, он изначально поставлен так, чтоб открывать его было максимально неудобно. То есть он распахивается не тебе навстречу, а совсем наоборот. Во-вторых, я уж не знаю, что с ним такое творили, но дверка морозильной камеры почему-то по полу скребёт. Закрыть можно только увесистым пинком. В-третьих, у другой дверки уплотнитель отваливается. Я кое-как приспособилась его пальцем в прыжке придерживать сверху, чтобы закрыть несчастного инвалида побережнее. А Вера Ивановна деликатничать не привыкла. Только и слышишь: бум! трах! бабах! – это она молочко для кошек с утра достаёт.
– Ой, Люсик, ты меня прям с утра повеселила. Ладно, пойду поработаю. Пока.