Глава 4
На следующий день главный кулинар кухни эмоций принялся за осуществление разработанного за бессонную ночь плана. Не дожидаясь Марго, он отмотал пару хроносегментов. Сейчас его занимал один-единственный персонаж.
Солнце слепило глаза. В морозном воздухе кружились невесомые осколки зеркал и почему-то беззвучно падали на асфальт. Влад замер, наблюдая как зачарованный за стайкой снежинок над капотом машины. Время провалилось в никуда, реальность приглушила звуки, а он всё смотрел и смотрел, будто сквозь искрящийся рой должен был разглядеть своё будущее.
Неуловимое ощущение мурашками пробежало по коже. Что это? Ответ, спонтанно подсказанный мозгом, смутил его. Он вздрогнул и поспешил прогнать прочь приятные, но пугающие мысли. И тут снежинки звёздным водопадом рухнули на капот. Радужный свет пролился в салон. Он, кажется, понял, что с ним происходит. Вздох вылился из груди. Это было предчувствие… Предчувствие счастья!
День закрутил заботами, неотложными делами, встречами и разговорами. Лишь изредка за чашкой кофе ему удавалось отвлечься от этой круговерти. И тогда искрящийся рой снежинок снова возникал перед ним. Сладкое предвкушение чего-то очень приятного щекотало ноздри, и лишь усилием воли ему удавалось выдернуть себя из этого гипнотизирующего сияния.
Ему казалось, что всё это неспроста. Что это – знак судьбы или не что иное, как её подсказка, смотри в оба. И он послушался совета. Он аккуратно вглядывался в каждую девушку, проходившую мимо или случайно возникающую в этот день на его пути. Он искал её. Или ждал… Искать он давным-давно бросил, решив, что если провидению будет угодно, встреча случится сама собой, а если нет… Что уж тут поделать… Но ждать он не мог себе запретить, хотя строго-настрого запретил себе в этом признаваться.
Подсознание работало как шпион. Оно рисовало желанный образ и передавало его сознанию. Тайком, украдкой, чтобы он не заметил. Но он-то был не против. На самом деле он очень давно мечтал встретить её. Девушку, которая наконец растревожит его сердце и которая, по его представлениям, сможет гордо носить титул "принцесса". Он рисовал её, наделяя самыми необыкновенными, самыми лучшими качествами. Это создание жило в его воображении много лет, но сегодня оно страстно просилось на свободу.
Вечером его ждал перелёт в заснеженную Финляндию, в гости к оленям и Деду Морозу. Огни взлётной полосы замелькали в иллюминаторе, а он закрыл глаза, и как только самолёт оторвался от земли, погрузился в междуцарствие сна и реальности. На стыке миров образы стали ещё явственнее, и вдруг на него взглянула она. Огромные глаза и чёлка, спадающая на лоб, пушистые ресницы и губы, слегка играющие улыбкой. Она смотрела глаза в глаза и не отводила взгляда.
Он представил, какой нежный, тихий, мелодичный у неё, наверное, голос. Плавные движения, грациозная осанка. Она показалась ему самым милым, самым неиспорченным существом на свете. Кротким, спокойным, ласковым. Без тени вульгарности и грубости. Он даже боялся дышать, чтобы подольше не сдуть мираж своего счастья. Он видел, как берёт её за руку, когда шасси чиркнуло по земле. Видение рассеялось, а он вздохнул, освобождая затёкшие лёгкие. Он так и не понял, сколько времени он не дышал.
Утро разбудило его запахом свежесваренного кофе, какой-то выпечки и снега. Маленький коттеджик в финской глуши. Он лежал в постели и наслаждался минутами кайфа, предвкушая кофе с круассаном, из-под полуприкрытых ресниц наблюдая, как падает снег за окном, прислушиваясь к голосам на кухне… Он даже погладил рукой простыню рядом, настолько явственным было ощущение. Кажется, она что-то прошептала. Нежные пальцы пощекотали его за ухом, а губы легонько коснулись шеи. От этого мурашки пробежали по коже, но он сдержал свои фантазии. Нет! А зачем?
Он давно уже разделил для себя секс с женщиной и секс с желанной женщиной. На первое он не хотел размениваться, а второго пока не было. Но, как говорится, победитель получает всё! А значит, этого стоит подождать. Тем приятнее приз, чем дольше и труднее путь к нему. Тем слаще секунды победы… Тем ярче удовольствие от близости с любимым человеком. Когда не только тело участвует в процессе, но и душа!
Больше всего он хотел наконец почувствовать, уловить то мгновение, когда прикосновения, поцелуи и даже ничего не значащие слова заставляют мысли смешаться, сбиться в кучу, а сердце заколотиться, как метроном, выставленный на самую быструю позицию. А ещё он хотел, чтобы в его сумасшедшей жизни каждый день жила хоть доля секунды воспоминания о ней. О том, что она есть. О том, что стоит набрать номер… Просто потому, что есть пара минут перерыва, просто потому, что захотелось услышать голос, просто потому, что у него есть это счастье. И что она ответит… Где бы ни была, с кем бы ни говорила, что бы ни делала…
Игорь Александрович был удивлён одним, казалось бы, малозначимым обстоятельством.
Это была ночь перед Рождеством, и одним из её чудес стало то, что напрочь отказывающийся принимать эсэмэски мобильник Алисы ожил ровно в 12:00. Влад написал ей именно в полночь. Эсэмэска так и осталась в памяти телефона, датированная четырьмя нулями – минутой без времени и пространства, минутой, когда на Земле правит безграничное счастье!
Игорь Александрович не имел обыкновения не верить самому себе – он этого не делал. Да, сейчас он продолжал наблюдать за Владом, изучал его. Но по странному велению внутренних сил его подопечный сам проявил инициативу.
"Эх, люди, люди", – вздохнул видавший виды кулинар эмоций. – И как же вы своего счастья не видите!"
Но в данный момент ему следовало лишь наблюдать за Владом, и только.
Тот покрутил в руках телефон. И задумался. Звонить было некому. Он поморщился и встал с кровати. В ванной долго смотрел на себя в зеркало: симпатичный, как говорят, в самом расцвете сил, вся жизнь перед ним. Так что же смутило его сейчас. Что заставило приложить все усилия, чтобы стереть из сознания своё желание? Это был не страх потери. Не боль возможного предательства. Просто он никак не мог признать то, что все его мысли, все надежды крутятся вокруг неё. Она ему нужна! Но признать это – нет! Это ведь значит стать беззащитным, пробить непробиваемую броню, самостоятельно снять с себя латы, обнажить сердце и сказать: "Вот я, моя душа, и мое сердце! Бери! И делай с ними что хочешь! Потому что я до безумия доверяю тебе!"
В мечтах это было восхитительно, но реальность почему-то смущала. Он, как и прежде, был уверен, что живёт совершенно правильно. Самодостаточная свобода правша его миром, в котором не было места никому, а случайная жажда кого-то воспринималась не более серьёзно, чем лёгкая тучка на голубом небосводе в знойный летний день. В сущности, ему никто не был нужен, тем более женщина, которая ворвётся в его мир и непременно перевернёт его. Это он ненавидел, и каждая пытающаяся изменить его или его мировосприятие отправлялась по так называемому сексуально-туристическому маршруту. Проще говоря, он посылал её далеко и надолго.
Но, несмотря на это, сейчас в нём боролись два ощущения. Тепло и нежность к эфемерному, загадочному образу, воплощение которого было практически нереальным, и утверждённая жизнью отрицательная реакция на всех ныне здравствующих женщин. От этого каламбура чувств ему стало не по себе, и он попытался прогнать прочь сомнения и рассуждения, и тут же стал представлять в деталях, уже отвлекаясь от волшебного образа, совместную жизнь с ней. Результат этой фантазии привёл его в шоковое состояние: "Нет, нет, нет! Я не хочу! Оставьте меня в покое!"
– Через четыре дня, три часа и сорок минут ты увидишь её… – эти слова кулинар произнёс тихо, будто Влад мог его услышать. Он продолжал отматывать хроносегменты, пытаясь понять, как пролезть в сердце и душу к этому человеку. Что нужно для этого сделать…
Странное беспокойство охватило Влада среди ночи. Темноту услужливо размывали городские фонари, и поэтому он не стал зажигать свет. Он стоял у окна и смотрел в дремлющее царство зимы. На деревья, припорошенные снегом, на реку, схваченную крепкими клещами льда, на белую простыню на земле – без людских шагов, следов шин, собачьих лап. "Все спят, – думал он. – Или… Только одно-единственное живое существо в этом городе, в этом мире, в этой Вселенной не должно сейчас спать! Она! Она стоит у окна, смотрит вдаль и ищет глазами меня, она ждет меня, она ждала меня всю жизнь, и сейчас, так же как и я, чувствует, что момент настал".
Он дохнул на стекло и на запотевшем от его горячего дыхания холсте нарисовал сердечко, пронзённое стрелой. "Где ты, моя милая? В Лондоне, в Египте, на Северном полюсе? Дурачок, там нет окон!" – посмеялся он над собой и пошёл в кровать. Ему приснился сон, будто он идёт по цветущему лугу, сотни бабочек носятся над травой, ароматы свежести, лета, свободы щекочут ноздри. На горизонте он увидел силуэт, но дальше… Ничего. Проснувшись, он тщетно пытался вспомнить, что же ему снилось, но кроме волны приятного лёгкого возбуждения, эйфорического предчувствия и сладкого аромата лета, смешанного с ванилью, он не уловил ничего. "Ты только, пожалуйста, дай мне знак, когда я встречу ее! – обратился он к Всевышнему. – Я не хочу, чтобы все эти образы, мысли, предчувствия рассыпались в прах. Мне кажется, что больше я никогда не полюблю, но… Раз уж я не могу не думать о ней… Пусть это будет ваниль…" Но, как говорят, хочешь рассмешить Бога, даже не рассказывай ему о своих планах, просто скажи "никогда". И он тебя услышит…
– Вот дурачок! Ваниль… – твердил себе под нос Игорь Александрович, разглядывая маленький пузырёк на полке в Алисиной ванной. – Будет тебе ваниль, раз ты такой тугодумистый.