- Нет, Алина, со мной все в порядке, - он очень правильно выговаривал слова, и по говору нельзя было понять, что он так сильно пьян. - Я просто ополоснусь немного, мне нужно придти в себя.
Как мы узнали позже, ему было с чего напиться. Антон Белецкий нагрузил мотоцикл Дениса всеми вещами, отведя ему, таким образом, роль оруженосца. Сам Антон вез только свою прекрасную возлюбленную - томную, тоненькую темноволосую красавицу с ярко-синими глазами. Она несколько недоуменно смотрела на всех нас, словно бы не понимая, как она могла опуститься до общения с теми, у кого даже машины нет.
Роль оруженосца Денису не понравилась. Не понравилась ему и безалаберность Белецкого. Где-то на перевале, когда у Антона спустило переднее колесо, выяснилось, что он "воткнул" в японскую шину камеру от "Ижа". Камера была значительно шире, её "зажевало", и она протерлась. Антон снял колесо, оставил свою красотку с Денисом на дороге, сел на "Кавасаки", на котором ехал Денис, и уехал в ближайший сервис в пятидесяти километрах. Там он заклеил камеру, вернулся, поставил колесо, и все поехали дальше. Через сто километров камера снова протерлась, и все повторилось. Еще через сто километров произошло то же самое…
- Я так замерз!.. - Денис качал головой. - Вы даже представить себе не можете… И так мне это надоело!.. Сидеть на дороге с этой цацой… Я думал, я никогда не доеду!
- Во сколько вы приехали?
- Не знаю, часа в три ночи.
Дождь шел весь день. Делать было особенно нечего. Можно было или сидеть в палатке, или стоять у костра, - намокавшая одежда быстро подсыхала у горячего очага, чтобы тут же снова промокнуть. Мы с Алексеем постарались разобрать вещи.
Все, что осталось сухого, перетащили в палатку иркутян, моим мокрым спальником непонятно зачем накрыли мотоцикл, - высушить его было уже невозможно. Влажное одеяло подсушили у костра. Палатку переставили на другое место. Алексей раздобыл примус, и мы её даже подсушили, но ночевать в ней больше не решились.
Байкеры развлекались, кто чем мог. Здесь не было иномарок, все приехали на изделиях отечественного мотопрома - на "Уралах", "Ижах" и "Восходах". Это были простые, бесхитростные ребята, которых объединяла любовь к мотоциклам и желание найти себе подобных, тех, кто мог бы понять увлечение, а не тыкал бы пальцем, приговаривая: смотрите, он не может заработать на машину! Одни травили байки и анекдоты у костра, другие тихо пили водку в палатках, третьи просто спали. Ни о каких соревнованиях и речи быть не могло, - кругом было мерзко, сыро и холодно.
Эдик и Илья оказались настоящими пьяницами. Не раз и не два гоняли они до магазина. Виктор укоризненно качал головой.
- Ты подумай, у тебя же бензина почти нет, как поедешь? - спрашивал он Эдика, но тот только отмахивался.
Руслан пролежал неподвижно в углу палатки весь день.
- Мужики, с ним все в порядке? Он все же головой ударился, мало ли что? - спросила я уже после обеда. Виктор посмотрел на меня, подумал и пошел поговорить с Русланом.
- Да все с ним нормально, - сказал он, вернувшись, - переживает просто. Шлем сильно поцарапал, да и мотоцикл тоже. Он же его вылизывал полгода, а тут такое…
Так что у него "психологическая травма". Даже пить не хочет. Брось переживать, очухается. Ехать-то ему все равно придется. Если с утра не будет солнца, завтра стартуем домой.
Вечером у костра председатель улан-удэнского байк-клуба Андрей Зверев под всеобщие вопли торжественно повязал мне бандану с надписью "Металлика", - как "самому дальнему пассажиру". Тут не обошлось без Антона Белецкого, но я все равно была довольна.
- Ну вот, один раз надела, будешь носить до старости, - у Зверева был чуть заметный "улановский" акцент, смуглая кожа и узкий разрез глаз говорили о том, что в крови его есть азиатская примесь.
В балоневых ботинках хлюпало, по лицу текли капли дождя, с озера дул стылый ветер, но я улыбалась. А что мне оставалось делать?
К вечеру мы расстелили все имеющиеся в наличии коврики, по-братски поделились одеялами и спальниками, и я, наконец, немного поспала в тепле.
Утро было таким же хмурым, как и два предыдущих. Мы напялили на себя все сухое и теплое, что еще оставалось в сумках, сфотографировались на память и выехали на шоссе по раскисшей глине.
Ветер лупил по шлему чугунными кулаками и переставлял тяжелый "Урал" по дороге, как шахматную фигурку. От холода тело быстро занемело, и весь день до самого вечера я уже больше ничего не чувствовала. К Култуку одежда почти просохла, но на серпантине снова начался сильный дождь.
- Да что же это такое! - возмутился даже терпеливый Алексей.
- А-а-а-а! - орал Виктор, обгоняя нас в крутом вираже. Вывести его из равновесия было сложно, но дождь довел даже его.
В Иркутск мы приехали в темноте, сверху лило не переставая. Город превратился в Венецию, то там, то здесь в лужах стояли заглохшие автомобили. Нас обдавало потоками воды из-под колес проходящих мимо машин. Странно, дождь был ледяным, но вода была такой теплой… Посередине одной из луж заглохли и мы. Сзади раздался нетерпеливый сигнал клаксона, и я подняла вверх обе руки, показывая автомобилистам, что мы, похоже, приехали. Алексей, ругаясь, слез с мотоцикла. Но "Соло" не подвел и на этот раз, - он послушно завелся с первого же толчка стартера. Я ничего не видела впереди и могла только догадываться, куда нужно ехать, но Алексей, по-видимому, ориентировался в Иркутске. Он неотступно следовал за Макаровым до самого Ново-Ленино. На выезде из города мы остановились.
- Лёха, Алина, счастливо, - Виктор устало кивнул шлемом и махнул рукой в перчатке. - Пока!
И они с Русланом свернули в сторону. Эдик отстал еще где-то в центре города.
Последние двадцать километров я не помню. Только белая полоса боковой разметки дороги, слепящие фары встречных машин, холод и дождь. Когда мы подъехали к моему подъезду, то не смогли отвязать вещи. Я вытащила нож, и мы обрезали все веревки и жгуты. Я шаталась под тяжестью багажа, пальцы не хотели держать тяжелые сумки.
Ноги были ватными и почему-то подкашивались.
- Давай, езжай, - говорила я Алексею, а он, в свою очередь, ждал, когда я зайду в подъезд.
У меня не было сил упрямиться. Я зашла в темный подъезд и обнаружила, что в нем не горит ни одна лампочка. За запотевшими окнами шумел дождь, кажется, он стал еще сильнее. Я остановилась на втором этаже, прислушалась, убедилась, что Алексей сумел завести мотоцикл, и поплелась по лестнице выше, на пятый.
Ступеньки показались мне крутыми, а лестничные пролеты - бесконечными. Не было такого случая, чтобы я не могла попасть ключом в замок, но, видать, в любом деле бывают исключения. Потыкав во что-то твердое ключом, я отчаялась и позвонила.
Мне открыл отец.
- О, приехала, заходи. А дождюка-то какая на улице! А?
Почувствовав тепло родного дома, я без сил опустилась на пол прихожей и долго собиралась с силами, чтобы встать и снять куртку.
- Ты чего сидишь? Устала?
- Ой, пап, ты не поверишь. Замерзла… Я ездила на Байкал на мотоцикле.
- Что?..
Я повторила.
- Ты… Ты просто сумасшедшая!.. - отец возмущенно посмотрел на меня и ушел в свою комнату, где громко работал телевизор.
Я не могла с ним не согласиться. Я кое-как стянула куртку, развязала мокрые шнурки. Пока я сидела на полу, с меня натекла лужа. Я стаскивала с себя мокрые вещи, одну за другой, вещи почему-то сниматься не хотели, словно прилипнув или примерзнув к моей коже, но я брыкалась из последних сил, воюя со свитерами и кофтами, пока не осталась в футболке и трико, потом прошлепала в ванную, открыла воду и стала набирать воду в ванну. Я долго отогревала руки под струей воды.
Вода была теплая, наверное, её давно никто не спускал. Не вытерпев, я разделась и полезла в ванну, когда там было всего сантиметров пятнадцать воды. И еле сдержала крик, - вода показалась мне горячей! Я опустила в воду руку и убедилась, что она тепленькая. Как же нужно было замерзнуть, чтобы она казалась голым кипятком!
В дверь постучал отец. Я выключила воду, чтобы было лучше слышно.
- Что?
- А куда ты ездила?
Ага, зацепило, значит! Как же называется та деревня? Алимасово!
- В Алимасово!
- А это далеко?
- Не знаю, километров, наверное, четыреста. Или больше.
- Ну, ты даешь!..
Я убедилась, что отец ушел, включила воду и стала нетерпеливо ждать, когда ванна наполнится. Как хорошо дома! Как хорошо, что существует горячая вода! И свет! И белые простыни! И мягкая тахта… Все тело горело, словно его натерли наждачной бумагой, меня неудержимо клонило в сон, а шум воды из крана был почему-то так похож на шум дождя…