А вот и Дэн! Его двухцветный "бьюик", белосиний, снизил скорость у знака "Стоп" на углу, уже слышалось звучание его радио. Она схватила сумочку и, рванув сетчатую дверь, пулей вылетела на улицу, чтобы к тому времени, как он встанет во втором ряду у прачечных автоматов напротив, уже сбегать по боковой лестнице дома, тогда ему не придется сигналить. Его рука свешивалась из окна машины – загорелая, приятно мускулистая и, знала Эбби, вся в золотистых волосках. Он смотрел на нее, но выражения на лице было не разглядеть: их разделяли ползущие мимо автомобили. Внезапно тут образовалась чуть ли не пробка, словно присутствие Дэна оживило район. Она подождала, пока одна из машин обогнет "бьюик", – водитель артистично продемонстрировал свое недовольство – и бросилась через дорогу. Другой водитель, резко затормозив, бибикнул. Эбби обошла "бьюик" спереди, открыла пассажирскую дверь и быстро села, взметнув юбкой. По радио грохотал "Джонни Би Гуд". Чак Берри. Она положила сумочку на сиденье между ними и посмотрела Дэну в глаза.
Он бросил окурок в окно и сказал:
– Ну привет.
– Ну привет.
Вчера вечером они не могли оторваться друг от друга, но сегодня разыгрывали невозмутимость.
Он переключил передачу и поехал, левая рука по-прежнему свисала из окна, а правое запястье небрежно лежало на руле.
– Ты как будто еще не проснулся, – заметила Эбби.
Впрочем, он выглядел так всегда. Глаза прищурены, непонятно даже, какого они цвета; светлые, слишком длинные волосы падают на лицо.
– Лучше бы спал, – бросил он. – Меньше всего хотелось вставать в воскресенье по будильнику.
– Ты все равно молодец, что согласился.
– Не то чтобы молодец – деньги нужны.
– Так они тебе платят?
– А по-твоему, я по доброте душевной вскочил ни свет ни заря?
На самом деле ему просто нравилось изображать из себя крутого. Они с Редом давно дружили, и Эбби не сомневалась, что Дэн рад помочь. Хотя денег ему, возможно, и правда не хватает, несколько недель назад его уволили с работы. Семья у Дэна богатая – во всяком случае, богаче, чем у нее, – но в последнее время он водит ее по недорогим местам.
Они ели гамбургеры там, где не надо выходить из машины, сидели с друзьями в гостиной чьих-нибудь родителей, смотрели кино. Дэна устраивало все, но особенно он любил вестерны и глупые ужастики, которые его смешили. Эбби, правда, такое времяпрепровождение нравилось не слишком: в кинотеатрах не поговоришь. Может, предложить самой за себя платить? Но то немногое, что она получает на летней работе, всего лишь прибавка к ее стипендии. А потом, вдруг он обидится? Она уже поняла, что Дэн вспыльчив.
Они выехали из Хэмпдена. Застройка пошла уже не такая плотная, газоны шире, зеленее. Дэн пробормотал:
– Да, забыл, ты же не в курсе. Отец дал мне пинка под зад.
– Пинка?
– Вышвырнул из дома.
– О боже!
– Я живу у двоюродного брата. У него квартира на Сент-Пол.
Дэн не часто говорил о своей жизни. Эбби замерла. По радио зазвучало "Ах, что ли, ах, мисс Молли", и грубоватый, тягучий голос Дэна немного потерялся на фоне рулад Литл Ричарда.
– Мне в любом случае надо было съехать, – сказал Дэн. – Мы с папашей без конца ругались.
– По какому поводу?
Дэн снял темные очки с зеркальца на лобовом стекле и нацепил их на нос. Теперь Эбби вообще не видела его глаз.
– Ну, – изрекла она чуть погодя, – это случается между детьми и родителями.
В следующий раз она решилась заговорить, только когда они встали на светофоре на Роланд-авеню.
– А с чем ты сегодня будешь помогать? – спросила она.
– Нужно распилить дерево.
– Дерево?
– Вчера рабочие мистера Уитшенка его повалили, а мы должны распилить на части. Он хочет расчистить двор к свадьбе.
– Но свадьба же в церкви, а прием где-то в центре.
– Может, и так, но фотограф придет к ним домой.
– А-а, – протянула Эбби, все еще ничего не понимая.
– У мистера Уитшенка уже вся картинка в голове. Он нам все в подробностях расписал. Кто-кто, а он говорить умеет! Всю голову прожужжал. Так вот, он хочет две фотографии. На первой Меррик спускается по лестнице в свадебном платье, а подружки стоят полукругом в холле наверху. На второй она с букетом стоит на мощеной дорожке перед домом, а подружки позади нее клином. Фотограф должен снимать с улицы широкоугольным объективом, чтобы вошел дом целиком, но тюльпанное дерево чуточку загораживало подружек невесты, поэтому его спилили.
– Спилили здоровое дерево ради фотографий?
– Мистер Уитшенк говорит, что оно уже умирало.
– Хм.
– Меррик с подружками придется одеться еще на рассвете в день свадьбы, потому что на эти две фотографии уйдет уйма времени, – сказал Дэн. – Миссис Уитшенк боится, что из-за всего этого Меррик опоздает на собственную свадьбу.
– А юбки в пол! Они же соберут все листья и веточки.
– Мистер Уитшенк утверждает, что нет. Он собирается положить белый ковер по всей дорожке и еще ковры по бокам около дома для подружек невесты.
Эбби смотрела на Дэна, раскрыв рот. За темными очками нельзя было понять, что он обо всем этом думает.
– Удивляюсь, как это Меррик согласилась, – произнесла она.
– Ну ты же знаешь мистера Уитшенка, – ответил Дэн.
Эбби совершенно не знала мистера Уитшенка. Миссис Уитшенк, вот кто ей нравился. Впрочем, у нее создалось впечатление, что он человек, с которым не поспоришь.
Они миновали церковь, где через шесть дней должна была состояться свадьба. К ней группками направлялись люди – то ли в воскресную школу, то ли на раннюю службу. Женщины и девочки были в платьях пастельных тонов, в шляпках с цветами и белых перчатках, мальчики и мужчины – в костюмах. Эбби поискала взглядом Меррик, но не увидела. К этой же церкви принадлежал и Дэн, но никогда не посещал ее.
Эбби посматривала на Дэна, по крайней мере, лет с двенадцати, но они не общались до этого мая. А в первую неделю после возвращения из колледжа она как-то вечером в очереди за билетами у кинотеатра "Сенатор" наткнулась на Реда Уитшенка с двумя друзьями, и одним из них был Дэн Куинн. Эбби тоже пришла с двумя подругами, так что все сложилось идеально. Ред, вероятно, надеялся сесть в кино рядом с ней – ни для кого не являлось тайной, что он в нее немного влюблен, – но она лишь глянула на Дэна, на его мрачный прищур и сердито нахохленные плечи и сразу втиснулась между ним и своей подругой Рут. (Как распоследняя вертихвостка, пошутила потом Рут.) На Эбби прямо что-то нашло, так ее к нему потянуло. Ей нравились его нервозность, настороженность, очевидное недовольство всем миром. Не говоря уже, конечно, о весьма привлекательной внешности. Все знали его историю. Выпускник Гилмана, он поступил в Принстон, как его отец и оба деда, но в прошлом сентябре – Дэн только начал учиться – его мать вдруг бросила отца и уехала жить в Хантуэлли с конюхом своей верховой лошади. Дэн, едва услышав об этом, бросил учебу и вернулся домой. Сначала болтался без дела, затем по настоянию отца нашел работу в ссудо-сберегательной конторе Стивенсона, хозяин которой, Берти Стивенсон, в колледже жил в одной комнате с отцом Дэна. О матери Дэн никогда не говорил, леденел при малейшем упоминании о ней, но это лишь показывало Эбби всю глубину его страданий. Она особенно симпатизировала людям, прячущим какую-то боль. Дэн стал ее новым благородным делом. Она набросилась на него и принялась вытаскивать из пучины горя, мигом находила его на любой вечеринке и не желала слышать слова "нет". Но именно "нет" поначалу и было его ответом. Он держался поодаль от остальных, слишком много пил, слишком много курил и почти не реагировал на ее сочувствие. А потом, однажды вечером, – на крыльце у Реда Уитшенка, так уж получилось – повернулся к ней с таким грозным видом, что она прижалась к стене, и спросил:
– Интересно узнать, что ты за мной таскаешься?
Она могла бы назвать миллион нормальных причин. Сказать, например, что он совершенно точно несчастен, а она убеждена, что способна изменить его жизнь. Но лишь промолвила:
– У тебя очень милая ложбинка над верхней губой.
Он изумился:
– Что?
– И волосы встрепаны, как будто ты немножечко псих.
Он моргнул и слегка отступил:
– Не понимаю, о чем ты.
– А тебе и не надо понимать, – ответила она и, что было ей совершенно несвойственно, шагнула к нему, посмотрела в лицо и увидела, что он начинает ей верить.
Их уже признавали парой, но Эбби видела, что ее подруги шокированы. Она не объясняла им своих чувств. Она, до известной степени, превратилась в Дэна: стала настороженной, уклончивой. Она теперь замечала, как скучны ее подруги, и – хотя еще недавно главной целью своей жизни считала мужа, четверых детей и удобный дом с садом – роняла слова "быт" и "загородный" презрительно, подняв брови и опустив уголки губ.
– Хотите поужинать в "Клубе"? – спрашивал кто-нибудь, а Дэн отвечал:
– Надо же, "Клуб", вот радость-то!
Все косились на Эбби, но она лишь терпеливо улыбалась и отпивала еще глоточек колы. Мол, я одна его понимаю, я владею тайным знанием, что он совсем не такой плохой, каким притворяется.