Сергей до ночи лежал, отвернувшись к стене. А перед сном прошептал:
- Хочу к папе…
Я сгреб мальчика в охапку и усадил к себе на колени. Его чуб пах подушкой.
- Не обижайся. Я однолюб. Я люблю только твою маму. А Рая всего лишь - мой друг.
- Однолюб - это когда любишь одного? - глухо спросил Сережа.
- Да.
- Мама так говорила про папу, - мстительно сказал мальчик. Но крепче обнял меня.
На веранде я перечел Сереже сказки Пушкина, переводы Андерсена, выбранные места из Майн Рида, Фенимора Купера, длиннющих романов Дюма и Жуля Верна. Всего, что сам читал в детстве, - правда, в несколько позднем возрасте, - и полагал, будет полезно ребенку. Сережа с сонным подрагиванием век внимал докуке.
Словом, мы вчетвером ладили.
23
Прогулка в парк обошлась нам дорого.
Старая учительница Коврина еще в мою ученическую бытность обходила дома, окрестные ближайшей школе, и переписывала дошкольников и школьников для РОНО. Она ссутулилась, сморщилась и, казалось, пожухла, как древняя коврига. На ней была неизменная светлая кофта с прозрачными пуговицами и искусными крестиками на рукавах от прожорливых молей, кружевное жабо со стеклянной брошью, в сумочке на локте пухлый рулон из тетради с обложкой бутылочного цвета. Женщина аккуратно навесила крюк на калитке и неторопливо зашагала к веранде. После многолетнего перерыва меня удивило даже не ее появление у нас, а то, что советская система учета работает, когда самой страны нет.
Понятно, что учительница пришла справляться не о моей учебе!
Женщина вежливо поинтересовалась, как устроились мои родители. Я предложил чаю, старательно вспоминая ее имя и отчество. Учительница долго гнездилась в кресле.
- У вас живет мальчик. Он ваш родственник? - наконец, спросила старушка: голос ее напоминал индюшачий клекот. Она помешивала ложечкой так, чтобы не звенеть о чашку.
Меня неприятно поразила осведомленность учительницы. "Соседи настучали! Нечего шляться с мальчишкой по улицам!"
- Племянник…
- У вас разве есть брат или сестра?
Женщина нахмурилась. Она не ловила меня на лжи, а лишь сражалась с памятью.
- Двоюродный племянник…
- Он еще долго у вас погостит?
- Днями отец должен забрать его.
- Я перепишу данные мальчика. С нас требуют…
- К сожалению, его свидетельство о рождении у родителей.
- Тогда продиктуйте его имя и дату рождения! - Старушка расправила страницы и расписала шариковую ручку энергичными короткими зигзагами. Я продиктовал пришедшее на ум имя и соврал, что мальчику скоро шесть.
Тут среди деревьев со стороны дома Песоцких, плавно покачиваясь, как слоновая эскапада, к веранде приблизились Григорий и Сережа. Женщина не отрывала взгляда от культей малыша. Григорий бережно снял Сережу с плеч, чтобы тот не расшиб лоб о косяк, и под мышки занес его в дом. Я, вероятно, покраснел.
- Я знаю этого мальчика! - проговорила старушка своим "индюшачьим" голосом.
- Его мать погибла! При обстреле.
- Какой ужас! - растеряно прошептала учительница.
- Его отец хлопочет о переезде.
- Да, да, я понимаю. Но мальчику все равно надо учиться. Я могу поговорить, чтобы учитель приходил на дом.
- Он скоро уедет.
- Да, да, я понимаю! - Женщина, наконец, сообразила, что вмешивается во что–то, что ее не касается, покраснела и засобиралась.
Рая пришла следом за братом, румяная и улыбчивая. Она, щурясь, проследила мой взгляд. Над калиткой нависла седая кудлатая шевелюра, а традиционно преломленная над зубчатым штакетником рука учительницы вслепую выцеливала крюком паз.
Я пояснил. Рая испугалась. Ибо в нашей жизни мы давно отвели злобной власти то место, какое она всегда занимала.
"Давайте переведем мальчика к нам?"
"Если она расскажет о Сереже, и они начнут искать, найдут и у вас!"
"А что мы сделали плохого?"
"Откуда я знаю?"
24
Участковый появился через неделю, после учительницы.
Ничего еще не произошло, а мы с Раей насторожились, после ухода мента. Ибо паренек в форме знал то же, что и мы: ребенку у чужих людей скорее плохо, чем хорошо.
По телефону на мои тревожные сетования Родин невнятно пробубнил, что скоро приедет. Дядя мальчика, - этому степенному белорусу я верил больше, - сухо намекнул: "Скоро вы получите, что вам причитается…" - и положил трубку.
Я задумался. Что–то в этой истории было не так. После войны многие "русскоязычные" соотечественники разъехались подальше от сомнительного гостеприимства. Правительство республики обязало эмигрантов, продававших свои квартиры, отдавать в казну половину вырученных денег. Послевоенные цены на жилье в Молдавии упали. И в Центральной России на остаток денег беглецы могли приобрести разве забор вокруг дома или дверь от квартиры. У Родиных были прописаны Ирина и Сергей. У матери Ирины свое жилье. (Там в свое время я навещал семейство.) Алексей развелся с Ирой, и не мог продать наследство мальчика. Немощная бабушка, даже добившись опеки над внуком, - что невероятно при живом отце, - должна была бы оставаться при Сергее, в стране, до его совершеннолетия. Вдвоем они бы тут пропали!
Чтобы распорядиться квартирой, родственникам была выгодна смерть ребенка.
Чиновников, вероятно, тоже заинтересовала опустевшая квартира Родиных!
Я съездил к юристу. Он объяснил примерно так, как я думал. Излишней активностью я боялся привлечь внимание к мальчику.
Впрочем, по порядку.
…После визита учительницы, калитку я предусмотрительно запирал на замок. И пока я шел отворять участковому, Григорий увел мальчика через запасной ход в дом Песоцких, а Рая свернула постель малыша и спрятала вещи Сережи.
Клянусь, с Григорием у меня случались более захватывающие беседы, чем с этим долговязым парнем в полицейской униформе.
Согласившись испить чаю, мент не отхлебнул и глотка, а, закинув ногу на ногу, задумчиво переливал ложечкой в чашке, словно пересыпал песок.
Наконец, он спросил о мальчике.
- Это мой племянник. А вам, что за дело до ребенка? - спросил я.
- Он на моем участке. А его родители погибли! - Участковый говорил тихо на одной ноте, с сильным местным акцентом.
- Отец мальчика жив. Вчера он забрал сына к себе.
- Куда? - Парень рассеянно посмотрел на меня.
- Вам–то какое дело?
- Родители мальчика в разводе. Без разрешения матери его не выпустят из страны…
- С чего вы решили, что они уезжают? Но если даже так, что с того?
- Его действия будут незаконны.
- У мальчика есть отец. Они разберутся сами! Или вы хлопочите о всех сиротах? После войны их в стране хватает. Заботьтесь о них!
- Отец мальчика работает в России, - невозмутимо сказал мент. - Живет там. Если он не заберет мальчика с собой, на кого он его здесь оставит? А вывезти его без разрешения он не имеет права.
- Кто же даст разрешение, если, как вы сами сказали, родители погибли? Или мы говорим о разных детях?
- Мы говорим об одном и том же ребенке, - так же на одной ноте сказал участковый. - Он увезет ребенка, а квартиру продаст. Здесь у него осталась пустая квартира, в которой прописан только мальчик…
- Так вас интересует его пустая квартира?
- Не играйте со мной в прятки! Ваш приятель хочет нелегально увезти мальчика. Заявить, что вся его семья погибла и продать квартиру. Тогда ребенок останется ни с чем. А вы прячете ребенка и покрываете вашего приятеля.
- Откуда вы все так хорошо знаете?
- Такие случаи уже были.
- Хотите осмотреть дом?
Мент утвердительно кивнул и рывком поднялся, мускулистый и поджарый.
- Вы живете один? - В голосе парня послышалась зависть обитателя коммунальных трущоб. Я утвердительно промычал.
- С чего вы решили, что мальчик у меня?
- Соседи мальчика говорят, в квартире никто не живет. А ваши соседи видели его у вас.
- Он был тут. Но его отец приехал и остановился у друзей.
- А почему не у себя?
- Ему виднее! Там может все напоминать о погибшей жене.
- Ваши соседи Песоцкие дома? Можно пройти к ним через двор?
- Попробуйте. Там собака.
Мы неприязненно переглянулись. Участковый еще раз осмотрелся и, поскрипывая портупеей, размеренно зашагал к калитке.
- Не играйте с огнем, - сказал он на прощанье.
- А в чем мое преступление?
- Вы прячете постороннего! Теперь вам не удастся заявить о его гибели! Есть свидетели, которые его видели.
- Занимайтесь делом, а не шляйтесь по дворам, чтобы поживиться на чужом горе!
- Не грубите! У меня на этой войне тоже убили брата, - сказал парень и пошел своей неторопливой походкой.
- Извините! - процедил я сквозь зубы с неким подобием сочувствия.
Я никак не мог понять въедливой заинтересованности парня в этом деле. Не о будущем же Сережи он пекся!