- Будешь? - Бошор протянул ему благоуханный косяк. - Качество гарантирую.
- Вообще-то уже не балуюсь... - засомневался Синяк, - но давай. За компанию и жид удавился.
- Хорошая пословица, - оценил Бошор. - У нас тоже есть... Коня подковывают, ишак копыто сует.
- Еврей, в смысле? - недопонял что-то Синяк, ибо анаша была чересчур крепка. Он протянул папиросу назад Бошору. - Тебе если гражданство-то дадут, где жить будешь?
- Аллаху акбар, - снова улыбнулся Бошор, и Синяк понял, что эта тема не для трепа. И чуть не вякнул: живи у меня. Полагая, что переберется к Саше. А всё виски плюс дурь. Размягчает.
- Хватит! - резко сказала Саша, входя в комнату. - Больше не могу там... Очередной скандал... Роман на Сурова бочку катит. Моча в голову ударила. Привет, Бошор. Письмо про тебя еще не отправили...
- Ничего, ничего, - замахал поэт красивыми легкими руками. - Это не срочно.
Синяк удивился: такой мужик, а чувствуется, робеет Сашки. А та чуток этим пользуется.
- Ну, твой Бадрецов!.. - она покрутила головой. - Что пьете?.. А накурили!..
Синяк открыл форточку.
- Жалко у Жирного голос не ораторский, - сказал он. - Я ему еще в школе говорил: сделай ты себе, Жирный, голос нормальный, девки давать будут...
- Да причем здесь голос! - Саша раздраженно вытряхнула пепельницу в корзину. - Вон у Миши Жванецкого тоже тембр высокий, а какой успех!
- Короче, мента сняли? - спросил Синяк.
- Да какое это играет значение! - Саша выключила Мадонну, раздраженно зашарила сигареты, не нашла.
Синяк достал на выбор - сигары и "Беломор". Саша закурила папиросу.
- Стучал, не стучал... А кто, интересно знать, не стучал? Вон попы и то стучали... И не покаялись. Чего все к Юрке пристали?! Не пьет, не ворует, никому не мешает...
- Я не стучал, - негромко заметил Бошор, как бы про себя.
- Ну и молодец! - Саша раздраженно затоптала вонючую папиросу в пепельницу. - Сиди, радуйся...
- Тебе межгород звонил, - вспомнил Синяк. - Писклявый такой.
- Фируз! - ахнула Саша и схватилась за телефонную трубку.
Вот еще чем хороша была служба в КСП. Беспрепятственно, то есть забесплатно, можно было звонить в Кувейт и в Англию.
- Салямат, - кротко поздоровалась Саша с бывшим мужем. Спокойно, уговаривала она себя, не психовать. - Позови, пожалуйста, Фируз.
Но тот занудил. Фируз заболела. Ее нет дома. Она в Англии. Абд эль Джабар всегда врал тупо, лениво, без выдумки.
- Заболела или в Англии? - напирала Саша и поняв, что проиграла разговор, выкрикнула прежде, чем положить трубку: - Козел! Мудила!
- Любимые слова! - мечтательно прикрыв глаза, сказал Синяк.
- Да-а, - согласился Бошор, кивая. - Жалко, что я только вполуха могу слышать такую музыку. Кому посвящены эти прелестные звуки?
- Муженек мой бывший, - проворчала Саша.
- Счастливый человек, - вздохнул Бошор. - У нас женщины так не говорят. - Скажи, друг, - обратился он к Синяку, до сих пор не зная его имени, а спросить, видимо, было не принято по восточным законам нелюбопытства - Скажи, вам тоже пришлось немного полежать в турьме?
- По глазам прочел? - обрадовался Синяк, проводя обрубком пальца по векам. - В ней родимой... Бошор, жди малку, не уходи, я сейчас мигом Жирного высвобожу и... Предложение имею.
- Как скажешь, дорогой, - сдержанно улыбнулся Бошор.
Синяк влез в собрание уместно. Был перекур, пили кофе.
Роман сидел под пальмой, низко опустив лысоватую голову.
Распухший, бордовый.
- Права человека... права человека, - монотонно скрипучим голосом повторяла кому-то в углу женщина с низкой седой челкой.
- Жирный! - тихо позвал Синяк.
- При чем здесь права человека! - раздраженно пророкотал сзади дикторский голос, перекрывая все остаточные шумы. Синяку показалось, что включили радио. - Своего товарища...
- Он мне не товарищ! - крикнул из-под пальмы Роман.
Синяк обернулся к "диктору". Тот оказался видным мужиком с роскошными усами, жидкой кожей на лице, лет шестидесяти. Он сидел на диване, между его ног была зажата палка с резной звериной головой.
- Чушь всё это! - не обращая внимания на реплику Романа, продолжал усатый. - Мы собрались поездку обсудить, а не спасать страждущее человечество. Давайте продолжим, хватит пить кофе. Мне вообще решительно противен общий тон Бадрецова, это его расследование...
- Как я понимаю, Роман хочет нас взять на гоп-стоп, - раздался приятный неспешный голос. - Я против такой лагерной методы...
Синяк встрепенулся, высматривая говорящего. Оказался пожилой усталый дядька с лицом активно выпивающего. Вроде бы свой: и нос перебит, и курит по-родственному, в кулак, а поди ж ты - с козлами вместе!..
- А я - за, - тихо прошелестел ветхий старик с бледной лысиной и огромным насморочным носом. - Обвинение основательное.
Сикин молча обносил присутствующих кофе. Синяка он не видел.
Дама с дивными ногами придержала Сикина за руку, когда он передавал ей чашку:
- Скажи нам, Юра! Ты работал в КГБ?
Сикин даже попятился от нелепости вопроса:
- Зачем вы так?..
- Вот она, наша черная неблагодарность! - вскричала дама. - Я предлагаю премировать Юру месячным окладом в порядке компенсации за оскорбление.
- Двумя! - ударил "диктор" палкой в пол.
- Скандал протянется минимум пять лет, - молитвенно прижав руки к груди, заявила пожилая астматическая блондинка со странно гладким лицом. - Надо думать о последствиях.
- Давайте кончать, - сказал крошка-депутат. - А то превратимся в приснопамятный Союз писателей.
- Жирный! - крикнул Синяк и влез в зал полностью. - Из турбюро, - для краткости объявил он, тыкая себя в грудь. - Насчет туризма. Узнать пожелания. Кому жарко, кому холодно, кому диет, кому прохладные клизьмы...
Оскорбительного слова "клизьма" собрание не выдержало, заволновалось, но Синяк, не останавливаясь, молол дальше.
- ...В пустыне места всем хватит. Как на кладбище. Значит, по пути, где шатер разобьем, где под солнышком, по ситуации. Товарищ Бадрецов, вас к телефону. Господин Сикин, продолжайте.
Синяк подошел к пальме, почти силком выволок из-под нее очумевшего Романа, одновременно отметив, что на "Сикина" собрание не среагировало.
- Шолом, господа. У вас интим, а я не претендую. Всех благ, господин Суров.
Друзья вышли в коридор. Роман был ошалелый. Таким Синяк его давно не видел.
- Говорил, не рыпайся! - шипел Синяк. - У них же остаточный бздюм играет. Очко-то не железное. Что ты до них ласкался? Сказал - и ладушки. Смотри, набух весь, набряк... лопнешь, а мне отвечать...
- Даже слушать про Ваньку не стали... - бормотал Роман.
Они вошли в кабинет Саши.
- Салом! - воскликнул Бошор.
- Живой! - заорал Роман, обнимая Бошора. - Теперь ты мой сограждан наконец?
- У-у... - уклончиво развел руками Бошор. - Не совсем.
- А что такое? - другим, брезгливым голосом спросил Роман, поворачиваясь к Саше.
- Юрий Владимирович еще не подписал, - небрежно бросила она, пририсовывая какой-то красотке в журнале "Семь дней" длинные запорожские усы.
- Почему? - напряженно поинтересовался Роман. - Критические дни? - И повернулся к Бошору. - Башка болит, спасу нет! Давление, наверное.
- Вылечим. - Бошор полез в кейс. - Сейчас чайку заварим, голова будет лучше швейцарских часов работать.
Саша, не отрываясь от рисования, включила электрочайник. Бошор насыпал из кожаной коробочки желтый грубый чай в чашку, прикрыл блюдцем.
Раздался вежливый стук, и дверь открылась. Вошел тот самый старик к с бледной лысиной и унылым носом, сейчас он был в шляпе с обвисшими нолями. Это он на собрании поддержал Жирного.
- Деточка, - тяжело дыша, сказал старик Саше, - я вас умственно целую. Должен вас предупредить, я не поеду в Египет. Вы кого-нибудь вместо меня...
- А что случилось, Лазарь Иудович? - встрепенулась Саша.
- Деточка... видите ли, дело в том, что я по этически-моральным соображениям не хочу никуда отправляться под руководством Юрия Владимировича, тем более тропой Моисея. Хотя, как вы знаете, мне это очень нужно для работы... Я вас целую, - повторил он и, поклонившись, удалился.
- Кто это? - спросил Бошор.
- Раритетный дед, - улыбнулся Роман. - Мой друган. У него в застой книжку из плана выкинули. Он пришел к директору. Достал пистолет. С войны привез. Не издашь, говорит, застрелю. У директора понос буквально. Книжку в план своей рукой вписал. Книга вышла. Вот такой дед. Отчество даже во время жидобоя не менял. Раз Иудович, значит, Иудович... Слушай, Бошор, - Роман с удивлением посмотрел в чашку. - Чем ты меня напоил? Башка-то прошла.
Бошор лишь усмехнулся, а Синяк смекнул: маковая соломка, не иначе, и пальцем незаметно погрозил поэту.
- В лечебных целях, - еще раз улыбнулся тот.
- Поехали с нами, - сказал ему Синяк. - Едем к Жирному. Погуляем, отдохнем...
- Посуралим, - подмигнул Бошору Роман.
- В другой раз посуралим, - Бошор, склонив голову, прижал правую руку к сердцу. - Самолет.
- Бошор, прошу как брата, - торжественно на восточный лад произнес Роман. - Поосторожнее, не валяй дурака. А то помрешь ненароком.
- Башку отрубят, кинут в вагон с углем, и будешь кататься по всему Советскому Союзу, - добавил Синяк.
Бошор взглянул на часы, болтавшиеся на его тонком смуглом запястье, и неожиданно как-то очень по-русски потянулся и зевнул.
- Когда ко мне смерть придет, меня дома не будет.