И почувствовал себя до мозга костей джентльменом по сравнению с этой мелкой, гадкой женщиной. Это чувство было так остро, что оно избавило и их, и нас от экспансивной и грубой сцены.
Когда Лили подошла к нему и протянула руку, он нашел в себе самообладание, чтобы взять эту руку и вежливо поцеловать. Но когда Лили, оглянувшись вокруг и видя, что никого нет, хотела поцеловать его самого, он попятился в дверь и сделал вид, что хочет пропустить ее вовнутрь. Лили засмеялась и, входя за ним в комнату, воскликнула:
- Что это, вы, кажется, не хотите моих поцелуев? - и положила ему руки на плечи.
Инженер молча отвел их и отошел в сторону. Лили удивленно посмотрела на него и спросила обиженным тоном:
- В чем же дело? Вы не в духе?
Инженер ответил с тонкой иронией:
- Да, не чрезмерно в духе, - и отвернулся к окну.
Лили сбросила шарф, положила зонтик и, пройдясь раза два по комнате, подошла к нему сзади.
- Может у вас неприятности с постройкой? - спросила она ласково, обнимая его вокруг шеи. Через плечо, инженер, не поворачиваясь, сказал:
- Нет. Но, к сожалению, у меня очень много дел.
Это уже совсем выглядело невежливо. Лили отошла в противоположный угол и капризно проговорила: Я не ожидала, что мое присутствие будет вам так мешать! Совсем не ожидала!
Она рассчитывала на возражение, но инженер молчал. Это уже было слишком. Не надо забывать, что ее предки, двести лет тому назад, играли при дворе не последнюю роль и строптивая гордость составляла неотъемлемую часть ее крови. Лили вспыхнула и сказала:
- Мне, право, очень жаль, что моим приездом я оторвала вас от ваших прямых обязанностей. Но я сейчас уеду и больше не буду вам мешать.
С этими словами она раскрыла свой ручной чемоданчик и начала укладывать в него щетки и флаконы. Инженер проговорил:
- В таком случае надо будет послать за monsieur Какаду. Он возьмет на себя труд проводить вас до города.
Жена ответила не без живости:
- Какаду навязчивый и надоедливый субъект. Но здесь я видела почтальона. Он сейчас возвращается в город и доставит меня лучше, чем кто-либо.
Говоря это, она захлопнула уложенный чемоданчик и стала одевать шляпу. Инженер стоял спиной и глядел в окно.
Лили была совсем готова и хотела уже уходить, но привязанность взяла верх над гордостью, и, подойдя к мужу, она спросила серьезно:
- Павел! В чем же дело? Я ничего не понимаю.
Но инженер поцеловал ей руку и, сказав: "до свиданья", открыл перед нею дверь.
Лили взяла чемоданчик и вышла.
Инженер, минут через десять, видел из своего окна, как она, вместе с почтальоном и его ослом, поднималась на гору и как между зелени мелькал ее голубой шарф.
Затем явился Какаду с докладом, что на плотине все в порядке и что он идет работать в туннель. Инженер сухо и корректно поблагодарил его и, развернув свои бумаги, попытался вникнуть в их количественную сущность.
IV
На следующий день в сердце инженера было пусто, как в пустыне Гоби. Все, что так наполняло его в последние дни, было вырвано разом, и притом с корнем, и на месте цветущей нежности разостлался сухой и бесцветный песок. Даже сама работа была противна и утратила свой вкус. Надо было поскорей закончить постройку, в крайнем случае передать руководство кому-нибудь другому, благо главное было уже сделано, и уехать куда-нибудь. А этого Какаду с корректными докладами, а этот мост с гранитными быками, право, глядеть на них значит держать лезвие в той ране, которую она рассекла.
В таких мыслях прошел день и наступил следующий. Инженер глубоко презирал свою жену, беспринципную женщину, посадившую на колени этого поганого носителя булавки, и думал, что только его собственное бесконечное джентльменство сохранило обоих от заслуженных воздействий. Параллельно мыслям о джентльменстве или, вернее, перпендикулярно к ним, являлись и такие идеи: "Подождите, Лили. Как кончу работу, уеду на Принцевы острова. Куплю гарем, и тогда посмотрим. Вы мне с одним, а я вам с пятью. Пять за одного, таков мой стиль. Только восточная женщина умеет по-настоящему любить, там настоящая, томительная знойность, не у вас, европейских калек с заклепкой вместо сердца. Небольшой гарем из пяти человек. Ни одна не старше пятнадцати лет. И вилла с мраморными ступенями прямо в Мраморное море".
Инженер вышел на улицу и увидел старого почтальона и его осла; оба привезли почту. Мысли инженера из Мраморного моря быстро возвратились на материк: почтальон два дня тому назад отвез Лили в город, и ему можно было задать несколько вопросов. Узнать о том, доехала ли жена до дому, этого даже требовало приличие.
- Есть письма, старина? - спросил инженер.
- Для вас ни одного, господин инженер, - ответил старина, сделав вид, что он очень опечален этим.
- Вот как жаль! - шутливо огорчился инженер, - но, по крайней мере, мою жену вы доставили благополучно?
- В полнейшей исправности, господин инженер.
- Ну спасибо, - и, стараясь сохранить шутливый тон, он бросил вопрос, как будто без значения, - так что ваша сумка сегодня легкая? Никого не порадовали письмами?
- Почти что никого, два письма на всех, - ответил почтальон, привыкший, что его появление доставляет всем огромное удовольствие и что с ним шутят.
- Одно из них для господина Какаду? - не удержался инженер. (Это было просто глупо.)
- Нет, для господина Какаду тоже ничего.
В голове инженера мелькнуло: ой, врет он, старая лиса! Жена обязательно написала Какаду, чтобы сообщить о происшедшей сцене с мужем. И, конечно, отправила не почтой, а вручила почтальону для передачи по секрету. Теперь же этот старый песок, за какую-нибудь золотую монету, разыгрывает невинность, а он, инженер, вынужден изображать рогатого мужа и дурака. Полный возмущения, инженер круто повернулся на своем каблуке и шагнул по направлению к бараку. Но тут у него появилась охота придраться к почтальону:
- А почему, сударь мой, вы мне газет не подали в прошлый раз? - спросил он строго, вспомнив, что, действительно, газет почему-то не было видно.
- Газеты были, и я их подал вам, - ответил почтальон.
Инженер не предусматривал противоречия и поэтому у него сразу подкатило к печени.
- Может быть, вы мне доложите, что вы их подали в самые мои руки? - спросил он резко.
Старик, удивленный таким тоном, провел рукой по бороде, но затем, что-то вспомнив, улыбнулся:
- Разве вы, господин инженер, не видали их? Я положил на ваш письменный стол. Вы не сердитесь, господин инженер, но вы спали, и я не хотел вас будить.
"То есть дерзость на дерзости и ложь на лжи" - так подумал инженер.
- Что ж, сударь, вы ночью что ли ко мне приходили? Я человек занятой и днем спать не умею.
Почтальону было очень неприятно, что вдруг разыгрался какой-то конфликт. Он слишком привык к радостным улыбкам и серебряным монетам, которыми его дарили за приятные письма, а в данном случае было особенно ясно, что инженер сердился по недоразумению. Старик сказал примирительно:
- Господин инженер, вы напрасно огорчаетесь. Я знаю, что у вас много работы, и поэтому очень хорошо, если вы отдохнете среди дня. Но вот, ей-Богу, когда я вошел в вашу комнату, вы крепко спали в кресле. Чтобы не будить вас, я положил их на письменный стол. Там они, наверно, и лежат.
- Вот как! - сказал инженер заносчиво, - не угодно ли последовать в мой барак?
И он пошел вперед. Почтальон за ним.
Действительно, на письменном столе, сбоку, оказались две новые газеты. Из-за семейных неладов инженер был так рассеян, что ни разу не притронулся к письменному столу.
- И вы утверждаете, что в то время, как вы клали их на стол, я крепко спал в кресле?
- В этом, - сказал почтальон, указывая на кресло, и, вспомнив что-то еще более занятное, он расплылся в добродушной улыбке. - Вам снилось что-то очень нехорошее, - сказал он, - потому что во сне вы сердились и один раз даже сказали: негодяй. И бумаги ваши рассыпались вокруг кресла.
Инженер остолбенел. Выходило, что измену жены он видел во сне. Устав после работы на плотине, он заснул за проверкой отчетов, и ревность толкнула его на предательское сновидение.
- И вы слышали как я во сне сказал: негодяй? - спросил инженер, причем голос его сорвался.
- Слышал. А потом вы потянули ногой и сказали: ах ты, подлая!
- И все во сне ?!
- Во сне.
- А вы стояли и любовались на представление?
Почтальон сконфузился.
- Я сейчас же ушел, - сказал он.
Инженер затрясся от негодования. Казалось, он превратился в облако, фаршированное молниями и громом.
- Знаете вы кто? Вы - симулянт и мистификатор! - крикнул он, - симулянт и отвратительный мистификатор!
Старик попятился, не веря своим ушам.
- Я? прошептал он, не понимая слов, которые ему бросили, но чувствуя, что в них скрыто что-то очень обидное, - я симу... и мисти... мисти...
-...фикатор! фикатор! фикатор! - закричал инженер. Он был вне себя. Он слишком настроил себя на свое благородство и на измену этой низкой женщины, чтобы поверить, что во всей этой истории виновен только он один.
Почтальон скорбно всплеснул руками и вышел из барака, оставив инженера в обществе его гнева и его предательского сновидения.
