Это было поразительно! После его слов мне еще больше захотелось взглянуть на его коллекцию, ведь он просто не знает, чем владеет, тут возможны любые неожиданности. Когда-то я этим увлекался, кое-что собирал. Случалось, в моих поездках дарили мне в деревнях то Богоматерь на финифти величиной со спичечную коробку, то литую бронзовую иконку с изображением "праздника", то вырезанного из дерева Николу, то старую рукописную книгу - псалтырь. Из каждой поездки я привозил что-то подобное. Покупать ничего не приходилось. Сначала так получалось само собой - дарили, не было необходимости покупать; потом, когда собиранием икон стали заниматься многие, не покупать ничего и, тем более, не продавать стало моим принципом; когда же в последующие годы иконы стали модой, я невольно потерял к ним интерес и перестал их собирать. Интересные вещи привез когда-то отсюда, из Сольвычегодска, мой дед. Но с коллекцией, собранной на месте, я встретился впервые. Не взглянуть на нее было бы просто грешно.
Быстро собрав палатку и уложив рюкзак, я зашагал со своим новым знакомым к нему домой. По дороге мы зашли в его гараж, где стоял мотоцикл с коляской, и оставили там мои вещи - рюкзак и этюдник, а немного не доходя до дома, Григорий Петрович остановился и сказал:
- Знаете, мы что сделаем? Я сейчас зайду один, а вы минут через пять. Вон мое парадное, второй этаж налево, квартира шестнадцать. - Он показал мне на подъезд, перед которым сидели на скамеечке три пожилых женщины.
3
Не успел я оторвать палец от звонка, как Григорий Петрович открыл мне дверь. Он провел меня в большую комнату своей двухкомнатной квартиры. На пороге меньшей комнаты стояла с грудным ребенком на руках растрепанная молодая женщина.
- Это моя жена Людмила, - бросил на ходу хозяин дома.
Я на секунду остановился, чтобы поклониться, Людмила хмуро кивнула мне в ответ.
Я ожидал увидеть стены, завешанные иконами, но на стене висела только большая рама с множеством фотографий. Знаете, как это обычно бывает? Тут и солдат, тут и напряженные лица молодых, жениха и невесты, и конопатый, лопоухий мальчишка, тут и покойник в гробу, и новогодняя открытка.
Большие храмовые иконы стояли между шкафом и стеной, а маленькие, домовые, были сложены кучами за диваном и в углу у окна. В комнате стояли еще детская кроватка и новенький сервант.
Григорий с удовольствием начал показывать мне свое богатство. По моей просьбе он расставил доски вдоль стены, шкафа и дивана (сервант он боялся поцарапать), стал "объяснять" мне иконы:
- Это Георгий, он всегда курчавый. Борис и Глеб. Эти в шапках, без шапок не бывают. Это Илья-пророк. Он нечесаный и всегда с огнем. Я их всех знаю. У Петра борода курчавая, а у Павла лысины спереди. Если Христос с лучами и трое перед ним упали - "Преображение"; Богородица в гробу, а перед ней Христос с младенцем - "Успение"...
- Это не младенец, - не удержался я, - Христос держит в руках душу Богородицы, которая только что отлетела.
- Это что! Вот у меня есть один с собачьей головой, сейчас покажу. Вот, - произнес он с гордостью и прислонил к шкафу небольшую икону. - Это кто?
- А... Это святой Христофор, был такой святой. Не знаете эту историю? Ну как же! По библейской легенде это был молодой и очень красивый воин. Видите, в доспехах он? Все женщины сходили от него с ума и не давали ему прохода. Чтобы избавиться от них, он умолил бога заменить его голову на собачью. Библейские легенды всегда несколько наивны...
Посмотрели всё, но ничего неожиданного я не обнаружил. Был тут XVIII век, был XIX и XX, иконы поздние, писанные в реалистической манере. Таких большинство. Несколько вещей более интересны, выполнены в традициях древнерусского письма, и три-четыре доски, возможно, удалось бы отнести и к XVII столетию, надо было с ними позаниматься.
Одна из икон была вся в позолоте и выглядела весьма парадно и безвкусно. Смотрю, на ней отковыряна с краю позолота, виден из-под нее левкас (слой с мелом, на который наносилась живопись).
- Кто это ковырял, Григорий Петрович?
- Смотрел тут один, - отвечал он, - много ли золота.
- Какое тут золото... - говорю я, - при подобной позолоте слой бывает всего в тысячную долю миллиметра. Разве дело здесь в золоте? - А сам думаю: "Не ты ли, голубчик, золото искал?"
Двенадцатого века, естественно, быть не могло. Откуда ему взяться, если икон того времени известно всего несколько, в основном это Киевская Русь, а то и вовсе Византия. Погрудный Спас, которого он представил как икону XII века, возможно, при внимательном изучении потянул бы на XVII век. Доска была старой, рубленой, но изображение безнадежно испорчено: Григорий неумело пытался реставрировать икону, соскоблил позднюю живопись и повредил нижний слой. Другого Спаса, которого он считал иконой строгановской школы, мне пришлось также разжаловать. Никаких оснований относить ее к мастерской Строгановых я не нашел.
- Если вы говорите "строгановская школа", - сказал я ему, - то вы должны знать, что это такое. Миниатюрная тонкость, тончайшее золотое кружево прописи. Само сочетание красок... Фигуры вытянутые. Совсем особое, не похожее ни на что письмо. Я не говорю о таких приметах, как малый размер. А это смотрите какая. Храмовая. Потом у строгановских обычно широкое поле под окладом. Ладно, оклада может и не быть, но письмо-то, письмо! Это было искусство для искусства. Ничего этого здесь нет. Могу сказать определенно, что она не строгановская.
И тут он расстилает передо мной на диване новый экспонат - шитую золотом и серебром "Богоматерь Владимирскую". Я как увидел ее, так и обомлел: это была строгановская пелена начала XVII века, редчайший и ценнейший памятник древнерусского искусства.
Размером она была приблизительно с портфель. Богоматерь с младенцем вышиты золотой и серебряной нитями по темно-красной или, скорее, малиновой основе - "земле", как принято называть основу шитья. По нижнему краю шла надпись старославянским шрифтом, этакой затейливой вязью, сразу не разберешь, что написано. Нижняя сторона пелены обшита бахромой из золотых, серебряных и красных нитей, собранных в кисти.
Композиция великолепная, в лучших иконописных традициях русского Севера; фигуры изысканны и строги, хорошо графически очерчены. Вот что я сразу увидел. Ну и мастерство! Техника потрясающая! А в целом - икона, настоящая икона XVII века, но только не красками писана, а вышита.
- Ну как?! - спросил Григорий Петрович.
- Да... - только и мог сказать я, разведя руками. - Фантастика! Строгановская пелена, XVII век. Бесспорно.
- Что такое пелена? Я ведь толком ничего не знаю об этом, - признался он.
- Пелена? Ну, в общем-то, вышивка. Вы знаете, с XVI века были мастерские у Строгановых. Финифть. Чуть ли не впервые в России. Знаете, что это такое? Ну вот. Они назывались еще, в отличие от ростовских, усольскими эмалями. Потом филигрань. Здешние мастера проволоку делали из серебра и золота толщиной в волос. Ну, иконописное искусство. Целая школа, направление в живописи. Кстати, строгановские иконы писали и в Москве, это скорее стиль, чем география. И вот была мастерская художественного шитья. Вышивания. Лучшие на Руси вышивки золотой и серебряной нитью. До Петра светской живописи не было, только религиозная, а это те же иконы. Вышивали покровы для алтаря, плащаницы и делали такие вот вышивки - пелены с изображением святых. Поэтому их называли еще лицевым шитьем. Лица вышивались. По мастерству, по технике лучшего ничего на Руси не было. Посмотрите, посмотрите: сплошной золотой покров, а он из отдельных нитей. Волосок к волоску.
Мы склонились над пеленой.
- Наша, северная... - самодовольно проговорил Григорий.
- Прекрасная вещь! - вздохнул я.
- А чем она прекрасна? Вот я не понимаю. Ручки маленькие, ножки как у рахитика... На людей непохожи. Что вот в них ценится? И в иконах тоже?
- Разве в этом дело?
- А в чем дело? - настаивал он.
- Это же время. Традиция, канон, только и всего. Мне это не мешает. Условность даже усиливает впечатление. Посмотрите, женщина с трагической судьбой. Это мать, мать, которая наперед знает, что ее сын погибнет. Ужасной смертью погибнет. Грусть, горе, скорбь... Это картина. Большой силы. А техника! Бесценная вещь!
- Хорошо, что вы не ломаетесь, не хитрите, говорите, что есть. - Он сворачивал уже пелену трубкой. - А то тут были одни москвичи, увидели и начали: "Так, тряпица... Ничего, в общем... Так себе..." Цену сбивали.
- А вы ее продаете?! Сколько же она стоит? - Я даже приблизительно не мог представить эту вещь, выраженную в деньгах.
- Нет, продавать я ее не собираюсь.
- Подождите, не убирайте, пожалуйста, хочу посмотреть обратную сторону, - взмолился я.
Григорий только распустил пелену и тут же собрал. Словно дразнил меня. На обратной стороне пелены по красной земле была вышита надпись, надпись большая, прочесть ее я не успел. Григорий с гордым видом засунул вновь свернутую трубкой пелену во внутренний карман пиджака.
Хоть мне и неприятна была такая невежливость с его стороны, но я искренне сказал:
- Да... Вам можно позавидовать. Да что говорить, такой вещи любой музей был бы рад. Ведь их остались считанные единицы. Специалисты, наверное, знают их всех "в лицо". Такую вещь грешно даже держать в своей коллекции. Интересно, как она вам досталась? Если не секрет.
- Как досталась? А очень просто.