"…они оба могли пройти мимо. Он - не задержаться. Она - махнуть рукой.
Быть Человеком - это то же, что быть солнцем. Светить. Греть. Дарить жизнь зеленым побегам… и делать так, чтобы древний посох распустился свежей зеленью. Пускай - лишь на мгновение. Но он зеленел, шелестел листьями… жил. А миг или год - разве это важно? Разве ЭТО важно?
Быть Человеком - это то же, что быть Солнцем".
Марк Шейдон
Евгения Сафонова
Солнце в зрачках
I
Посвящается трём людям: маме, как моему путеводному маяку, Солнечному, как ассоциативному музу, и Сиреневому Коту, без поддержки которого это не было бы написано.
"Зорко лишь одно сердце. Самого главного глазами не увидишь".
А. Сент-Экзюпери
Анджей захлопнул крышку ноутбука и, потирая ноющие виски, откинулся на спинку стула. По ту сторону застеклённой двери монотонно брюзжала на сотрудников фирмы уборщица - бегают туда-сюда всякие, пачкают свежевымытые полы.
Всё-таки стоило уехать куда-нибудь хотя бы на пару недель - от уборщиц, суетни, головной боли, стопок документов и бухгалтерских книг…
На крыльце курила пара девиц в офисных костюмах. Заметив Анджея, они поправили волосы и неспетым дуэтом попрощались. Он кивнул, поудобнее перехватил чёрный кожаный дипломат и направился к метро, провожаемый девичьим хихиканьем.
Щёлкающий створками-челюстями турникет, жёлто-плафонный эскалатор, молекулярные светильники Менделеевской, вагон с истрёпанными коричневыми сидушками. Вагон, станция, эскалатор, турникет. Улица. Привычный алгоритм.
Анджей возвращался домой через парк. Этой ночью наступивший август пролился на город холодными дождями, окрасив небо в серый. Сейчас серость сгустилась сумерками, а небо хныкало мелкой моросью. Пусты были парковые аллеи. В отдалении шумело машинами шоссе.
И тем яснее прозвучали вдруг звуки флейты.
Флейта, откуда ты здесь?..
Парковая дорожка делала крутой поворот. Анджей завернул.
Флейтистке было лет семнадцать-восемнадцать. Она сидела, поджав одну ногу под себя - точно не на парковой скамейке устроилась, а дома на диване. Светлые джинсы, белое пальтишко и рыжие волосы оттенка липового мёда. Яркое пятно среди бесцветности неба, темноты асфальта и унылой древесной зелени, неумолимо приближающейся к увяданию.
Анджей остановился чуть поодаль. Тонкие руки порхали по клапанам флейты, точно бабочки. Тихие, грустные звуки почти видимо сплетались в прозрачное кружево, рассыпались радужными осколками, пели в душе чем-то тёплым, близким, таким родным…
Мелодия взмыла в последние октавы, замерла на высокой ноте и истаяла в прохладе дождевой мороси.
Рыжая опустила флейту, глядя куда-то перед собой. Анджей моргнул, возвращаясь в реальность.
- Прекрасно играете, - сказал он, чтобы как-то оправдать своё присутствие.
- Вам просто не с чем сравнивать.
Голос у неё был высокий, певучий, чуть сглаживающий букву "р". На Анджея рыжая по-прежнему не смотрела - ему даже обидно стало.
- Есть. Я музыкальную школу закончил.
Рыжая вдруг улыбнулась по-детски радостно, с ямочками на щеках - так светло, будто он сказал ей что-то необыкновенно хорошее.
- И на самом деле хорошо получается?
- На самом деле. На слух пианиста, правда.
Взглянет она на него когда-нибудь или нет?
Рыжая, точно услышав его мысли, наконец повернула голову:
- Музыкант, если хороший, халтуру на любом инструменте различит.
Но смотрела не в глаза, а куда-то мимо. Неподвижными глазами цвета морской волны, с застывшими точками зрачков. И только тут Анджей увидел прислонённую к скамейке длинную белую трость.
- Заметили, да? - неожиданно сказала рыжая.
- Да, - после некоторой заминки ответил Анджей.
- Удивлены?
- А… почему я должен удивляться?
- А они все удивляются. Я уже привыкла.
Она протянула руку, уверенно нащупала чёрный футляр, лежавший рядом на лавке. Откинула крышку, достала бархатный чехол.
- И знаете, что их больше всего удивляет? Что у меня футляр закрыт, - изящные длинные пальцы с ловкостью привычки зачехляли инструмент. - Что я ничего не прошу. Просто играю. По их мнению, слепой может брать в руки флейту только для того, чтобы клянчить милостыню. А тем более играть на улице.
"Их" рыжая выговаривала с какой-то особой интонацией. Печально и досадливо одновременно.
- А зачем вы тогда?..
- А обязательно нужно делать зачем-то? Просто. Просто играю, - она уложила инструмент в футляр бережно, точно ребёнка в колыбель. - Просто хочется не дома, а под небом. И чувствовать ветер на лице. И вдыхать свежесть. А дождь на губах - вы замечали, что он сладкий?
- Замечал…
Стукнула крышка, щёлкнули застёжки. Рыжая встала, перекинула футляр через плечо и взяла в руки трость. Вновь обернулась к Анджею.
- А знаете, - задумчиво сказала она, - я вас совсем не боюсь.
- А вы должны меня бояться?
- Бабушка говорила, что незнакомцев надо бояться. Впрочем, думаю, это говорилось не только мне и не только моей бабушкой. Просто она считает, что меня особенно легко обидеть.
- Правильно считает.
- И сейчас вы думаете - конечно, потому что она слепая. А бабушка говорит - даже не в этом дело, а потому что я не такая, как все. Хотя глупое это выражение - не такой, как все… Ведь двух одинаковых людей на этом свете не сыщешь. Так что человек изначально не можем быть таким, как все, верно?
Невидящие зрачки смотрели в глаза Анджея. Тому чудилось, что смотрели - не спеша, пристально и мягко, ничего не упуская, будто зная заранее, что увидят…
- Меня зовут Полина.
- А меня - Анджей.
- Красивое имя.
- Польский аналог "Андрея".
- Анджей… - она распробовала звуки на вкус. Кивнула. - Куда вы идёте, Анджей?
- Домой. На улицу Свободы.
- А я туда же. Дом какой?
Анджей назвал дом.
- Марьгригорьевну Апраксину знаете?
- Марию Григорьевну? Они с моей матерью большими подругами были. В соседнем подъезде живёт…
- Я её внучка, - она широко улыбалась. - Неожиданно, правда? Можно, я пойду с вами?
- Неожиданно, - повторил он. - Ну что ж, пойдёмте. А сколько вам лет, Полина?
- Семнадцать. Тридцать первого восемнадцать будет. Бабушка говорит, что ей прямо-таки неприлично иметь такую взрослую внучку, - она рассмеялась. - Шутит, конечно. Она меня очень любит. Просто все говорят, что она очень молодо выглядит, моя бабушка… Это правда?
- Правда.
Она шла по заплаканной дорожке неслышно, точно не касаясь земли подошвами светлых кед. Слышен был только тихий стук трости, легонько щупавшей асфальт. Справа налево и обратно, как стрелка метронома, отсчитывая шаги и секунды.
Анджею чудилось, будто в воздухе веет едва уловимый аромат сирени - но нет, не может быть, на дворе ведь почти осень…
- Почему я раньше вас не видел?
- Я не здесь живу. У нас на Садовом квартира. И музыкальная школа всего через один дом, там же училище. А к бабушке я приезжаю всего раз в год, зато на месяц. Пока родители и сестра отдыхают… Я бы хотела, конечно, чаще с бабушкой видеться, но она не хочет к нам приезжать. И мама не хочет, чтобы она приезжала. Обычная история - бабушка считает, что заслужила лучшей невестки, а мама - что лучшей свекрови… Обычно, но всё равно грустно. Да?
Анджей неопределённо пожал плечами.
- Вам помочь…
- Да я сама перейду. О, как раз зелёный наш.
- Как вы…
- Слышу, как машины останавливаются. Ещё обычно - как люди идут.
Тросточка пересчитала полоски пешеходной "зебры" и благополучно застучала по тротуару.
- А я вспомнила, бабушка мне о вас рассказывала.
- В связи с чем, интересно?
- Чаще всего - вспоминая молодость. И зрелость. Вашей семье там довольно большая роль отведена. Она говорила, что вы бухгалтер в какой-то крупной фирме…
- Аудитор. В КПМГ. Это международная аудиторская компания. Замыкает "Большую Четвёрку". Ну, так называют четыре крупнейшие в мире компании, предоставляющие аудиторские и консалтинговые услуги…
Он осёкся - лицо рыжей стало отчего-то невероятно печальным.
- Да, понимаю, - неуверенно сказал Анджей, - наверное, это не лучшая…
- Грустно всё-таки.
- Что грустно?
- Вы же музыкальную школу закончили. И бабушка говорила, что вы рассказы писали, и у вас неплохо получалось. Их не печатали, конечно, но… А слушаю вас - и вижу действительно аудитора.
- Видите?
- Ну вот. Вы даже уточнили именно это, а не то, что я имею в виду, хотя именно это и не поняли…
Анджей смутился. Потом вдруг почувствовал раздражение.
- А я вижу, - сказала рыжая. - Да, я вижу. Только не так, как вы.
Дальше шли молча. Рыжая - думая о чём-то своём, Анджей - время от времени выражая свою досаду укоризненными взглядами, которых девушка всё равно не замечала. Наверное.
Метроном трости на девять ударов зазвучал гулче под арочной подворотней, ведущей во двор.
- Пришли, - уже у подъезда, поднявшись на первую ступеньку крыльца, сказал Анджей.
Она кивнула. Задумчиво убрала за ухо липнущую ко лбу медовую прядь - чуть не до плеч волнистые волосы успели пропитаться моросью насквозь.
- Почему вы выбрали эту работу? - спросила Полина. - Почему именно эту?