Они ехали мыться и бриться на большом 2,5-тонном грузовике, и по дороге к ним подсаживались люди с других изолированных и безводных позиций. Эти люди встретились впервые после начала воины и не могли наговориться, словно старые, соскучившиеся друг по другу приятели, хотя до войны они были едва знакомы. Грязные, небритые, с воспаленными глазами, они жались в кузове, как будто ища друг у друга защиты, и жадно глядели на редкие гражданские дома. Перед городом дома стали попадаться чаще, и, проезжая мимо какой-нибудь из ротных позиций, они с завистью рассуждали о стоящих поблизости гражданских домах - есть ли у хозяев дочка и пьют ли хозяева спиртное. А где гражданских домов поблизости не было, грузовик останавливался и подбирал очередную партию солдат. Командный пункт роты находился у подножия высоты на мысу Коко, напоминавшем горбатого кита. То есть похожим на кита он казался с моря пассажирам туристских судов, когда они еще ходили. Через низкую седловину, отделявшую его от горной гряды, шло шоссе, и в нескольких сотнях метров начинались окраины города. Здесь были и женщины и виски, и здесь стояла другая половина роты, "курортники" - их участок обороны тянулся по богатым приморским имениям.
Но, не добравшись до верха седловины, откуда можно было хотя бы полюбоваться на эту роскошь, их грузовик свернул налево, на извилистую дорогу. Тут, у основания мыса, располагалась парковая зона - до войны что-то вроде общественного парка. Между пятнадцати метровой каменной грядой, в которой были вырублены ступени, и тихой бухточкой, известной под названием Ханаума, тянулся прекрасный пляжик с пальмами, с собственным танцевальным залом и маленьким рестораном, теперь запертыми, безмолвными и унылыми. На верху гряды, под деревьями парка, служившими прекрасной маскировкой и защитой от солнца, стояли палатки ротного КП. Неподалеку в той же роще были две общественные бани, мужская и женская, но в обеих теперь хозяйничала армия. К ним-то и направлялся грузовик Маста.
Маст почти уже забыл, какая это роскошь - душ и бритва; пояс с кобурой он из осторожности подвесил на виду, прямо перед открытой душевой кабинкой, а закончив омовение, спустился к берегу и уселся в одиночестве на ступеньках гулко-пустого танцевального зала, блаженствуя в непривычной теплой, солнечной тишине, которая после ветра на Макапу казалась оглушительной; штатских сюда уже не допускали, и безлюдные, с запертыми ставнями танцзал и ресторан нагоняли тоску о былом. Маст только сейчас понял, как он привык к ветру.
Здесь и углядел его капрал Винсток и с хитрым, как всегда, выражением на тощей крысиной мордочке подсел к нему. Маст уже тогда подумал: к чему бы это?
- Благодать, а? - с улыбочкой сказал Винсток, глядя на пальмы и мирную солнечную бухту, где вода едва колыхалась и блестела на солнце. - После нашего ветра, я думал, оглох здесь, честное слово. - Он медленно провел по свежевыбритому острому подбородку. - Жалко, шалман закрыли, а? - с грустью добавил он.
- Ага, - отозвался Маст. - Как подумаешь, что надо возвращаться, тошно делается, - рассеянно прибавил он. Подобно остальным, он только здесь, в укрытом тихом месте, ощутил свою опустошенность.
- А чего ты не попробуешь устроиться писарем? - закинул удочку Винсток. - С твоим-то образованием. Вот и сидел бы здесь все время. - Он лениво встал, спустился со ступеней на стриженую травку и пошел рядом с Мастом к пляжу с пальмами.
- Я не хочу быть писарем, - сказал Маст.
Винсток остановился и посмотрел на Маста.
- Ты, Маст! Я и не знал, что у тебя есть пистолет. Откуда? Ты же не пулеметчик. Тебе пистолет не положен. - Наглость этого заявления сама по себе насторожила Маста. За три недели Винсток не мог не заметить пистолет. На позиции о нем знали все, кроме главного начальства - молодого лейтенанта и двух взводных сержантов. И О’Брайен наверняка рассказывал Винстоку. Маст повернулся и внимательно посмотрел на хитрую мордочку капрала.
- Я его купил еще до войны, артиллерист из восьмого полка продавал, - сказал он.
- Кроме, шуток? - с большим удивлением воскликнул Винсток. - Повезло! - Он опять задумчиво потер бритый подбородок. - Но это получается покупка и хранение краденого имущества, так ведь? Этот малый или еще кто, необязательно он сам, украл пистолет. - Он опять замолчал и грустно сморщил хитрую мордочку. - Ей-богу, Маст, прямо не знаю, что мне с тобой делать.
Маст впервые услышал от Винстока "ей-богу". Обычно Винсток обходился ругательствами.
- Что значит "делать"? - сказал Маст и еще больше насторожился.
- Да понимаешь ты… - Винсток, как бы извиняясь, пожал плечами. - Понимаешь, пистолет принадлежит армии. Ты-то, конечно, не крал, я знаю. Но ты ведь где-то его взял, кто-то ведь тебе его продал, значит, сперва его где-то украли - у армии. Это же в каком я теперь положении?
- Не пойму, твое-то при чем положение? - пристально глядя на него, сказал Маст.
- При чем? Нет, Маст, очень даже при чем, очень даже. Не понимаешь, что ли? Ты в моем отряде, я твой начальник. Значит, и за это отвечаю. И не перед кем-нибудь, перед армией. Понял?
- С какой стати? - проворчал Маст. - Ты мне не начальник. Мы с тобой даже не в одном взводе. Мой начальник - командир моего отделения. Я под тобой только временно, тебе временно дали маленький отряд, только на время этой работы.
- А я про что толкую? - сказал Винсток. - Конечно, временно, но, пока ты тут, пока ты у меня в отряде, я за тебя отвечаю - а значит, что? Значит, и за пистолет. - Он опять замолчал и задумчиво глядел в сторону, потирая бритый подбородок: как и Маст, он, видно, еще не привык к этому ощущению. - Да, надо решать, что с этим делать. Вот какая штука.
- Делать? - раздраженно проворчал Маст. - Делать! Чего тут, на хрен, делать?
- Ну, забрать его у тебя, - Винсток, как бы извиняясь, пожал плечами, - и сдать. Вот тебе и положение, Маст, да еще какое. Честно говорю. - Он сделал грустное лицо.
- Да ты что, офонарел? - взорвался Маст и судорожно вскочил на ноги. Он постоял, глядя на Винстока, и опять сел. - Во-первых, ты мне не начальник! А во-вторых, этот пистолет - не твое собачье дело! Наша рота здесь вообще ни при чем! Сказано тебе, я его купил у артиллериста из восьмого полка!
- Нет, я на это смотрю по-другому, - грустно возразил Винсток. - Понимаешь, Маст, я за это вроде как морально отвечаю. Мне надо решить, что с ним делать. Ладно, я, значит, подумаю и сообщу тебе. Тут надо раскинуть мозгами. - Он виновато и дружелюбно хлопнул Маста по руке. - Не обижайся. Я подумаю, может, я и не обязан его отбирать. Ладно, пошли. Нам уже наверх пора. Машина скоро отправится.
- Сообщишь, значит? - проворчал Маст.
- А как же, - весело ответил Винсток. - А как же. Только вот соображу, что мне надо делать. - Он повернулся и пошел по траве к вырубленным в камне ступенькам.
Маст продолжал сидеть, глядя на воду, обрамленную тихо шуршащими пальмами, но пейзаж утратил в его глазах значительную долю своей прелести. Что-то он не помнил, чтобы раньше Винсток был таким салагой; как раз наоборот - у него вечно были неприятности от того, что он ловчил и хитрил. Маст нервно вытягивал пальцы один за другим, щелкая суставами. Потом он скусил ноготь на указательном пальце и со злостью выплюнул. Не надо ему было спускаться сюда, где Винсток мог открыто пристать к нему. Надо было остаться со всеми. При людях Винсток не посмел бы. Пистолет превращался в почти непосильную заботу. Она управляла всеми его мыслями и поступками. Еще немного, и он не выдержит.
Сверху, с лестницы, Винсток уже звал его в машину: все садятся, и, устало поднявшись, он окинул взглядом прекрасный тропический пейзаж, как раз такой, какие он видел в кинофильмах и мечтал увидеть в жизни; но сейчас эта картина представлялась ему в мрачном, горестном, трагическом свете, она вселяла печальное, меланхолическое смирение. Все это не для него, так же как "курортные" позиции на участке, запятой другой полуротой. Для него жизнь припасла только разные макапу и разных винстоков. От того, что он признал и принял это, ему стало даже приятно.
Возвращение на Макапу было еще хуже. Всем до смерти не хотелось расставаться с удобным и тихим командным пунктом, как бы убог он ни был по сравнению с береговыми позициями в самом городе. Когда седловина мыса Коко осталась позади и грузовик выехал на берег, ветер снова ударил по ним. Впереди, за кабиной, было потише, там сидели друг против друга Винсток и О’Брайен и, сдвинув головы, разговаривали, улыбались. За пенившимся на ветру прибоем, далеко в открытом море, как грозовая туча на горизонте, виднелся Молокаи, где жил когда-то Стивенсон и до сих пор существовал лепрозорий.
Масту было ясно, к какому решению придет Винсток. И все же, после того как они снова высадились на своем проволочном островке и сразу же все четверо принялись укреплять и поправлять колья, выпрямлять безнадежно неровную линию заграждения, весь остаток этого дня, покуда Винсток не подошел к нему после ужина, Маст пребывал в состоянии мучительной тревоги.
- Я все обдумал, Маст, - сказал Винсток, виновато сморщив худую, острую мордочку. - Основательно обдумал. Придется мне забрать у тебя пистолет и сдать его сержанту Пендеру, чтобы он сдал в каптерку. - Противно мне это, Маст, - сказал он, - я знаю, ты думаешь, я перетрухал. А мне совесть не позволяет поступить по-другому. Это моя обязанность, как капрала. Может, он так вернется к настоящему владельцу, - добавил капрал с видом святоши.