– Даю тебе слово, – сказал Иисус. Он украдкой посмотрел в согласованном направлении Рая, после чего впервые заметил парящего в небесной выси ангела, совершавшего ленивые круги в унылом небе пустыни.
Этот ангел доложит все, что только услышит, подумал Иисус и решил внимательно следить за собственными словами.
Тарзан тоже заметил ангела, однако обратил на него не столь пристальное внимание. Когда он в последний раз от души полакомился семенами мускатного ореха, он видел целую голубятню точно таких же крылатых созданий. Одно из них даже спикировало ему на голову и пометило ее чем-то белым.
– В давние времена, – начал Тарзан, – люди были более конкретными. Я имею в виду, что они не слишком часто обменивались абстракциями и спиритуализмом. Они знали, что когда плоть разлагается, то становится питательной средой для растений, и благодаря этому вырастает урожай. Они своими глазами видели, что и навоз благотворно влияет на почву. Они понимали и то, что выращенные таким образом съедобные растения, если их употреблять в пищу, помогают им существовать. Они очень быстро установили ту связь, что соединяет такие разные вещи, как кровь, дерьмо и растительность. Связь между животным, человеком и растением. Когда они принесли животное в жертву урожаю кукурузы, это была уступка очевидной связи между смертью и плодородием. Ну в чем, скажи, меньше мистики? Нет никакого сомнения в том, что это была настоящая церемония, однако малая толика шоу-бизнеса никогда не мешала человеческой морали. Мы были связаны с растительностью. В мире растительности ничто не умирает. Просто растение прекращает существовать и возвращается в мир в новой, измененной форме. Энергия вечна, она никуда не исчезает. Мы сеяли в землю наших мертвых так, как сеяли семена. После недолгого отдыха энергия погребенного в земле тела или семени возвращается в той или иной форме. Из смерти возникает новая жизнь. Мы любили землю из-за той радости, добра и умиротворенности, которыми сопровождается наша любовь к ней. Нам не нужно было "спасаться" от нее. Мы никогда не замышляли побегов на Небеса. Мы не боялись смерти, потому что крепко держались за природу, за природные циклы. Наблюдая за природой, мы видели, что смерть – неотъемлемая часть жизни. Только после того, как отдельные люди – иудейские племена – перестали возделывать землю и разучились следовать циклам растительности, они утратили веру в материальное воскрешение плоти. Они закапывали в землю мертвого быка или мертвую овцу и замечали, что из могилы ничего не вырастает – ни нового быка, ни новой овцы. Поэтому они встревожились, забыли уроки растительного мира и в отчаянии выработали концепцию духовного возрождения.
Результатом нового и неестественного страха перед смертью стала идея невидимого – духовного – существа. А идея Высшего Духовного Существа стала результатом отчуждения от творений природы: как только человек перестал следить за вещественными, материальными жизненными процессами и идентифицировать себя с ними, ему пришлось придумать Бога – надо же было как-то объяснить, что происходит в жизни и почему в ней происходит смерть.
– Остановись на минутку, – прервал его Иисус.
– Кажется, мне пора, – сказал Тарзан, засовывая губную гармошку в перепачканный миррой арабский шелк, прикрывавший его чресла.
– Нет, – остановил его Иисус, – если ты что-то не договорил, договаривай! Какое отношение ко всему этому богохульству имеет Пан? А я?
– Если ты действительно хочешь это услышать – слушай! Между нами, вид у тебя такой, что тебя ветром качает. Тебе не повредили бы сейчас добрая отбивная весом в фунт и немного жареной картошки.
– Продолжай! – потребовал Иисус, брызгая слюной.
– Дело в том, дорогой мой И.Х., что у нас с тобой одинаковый взгляд на жизнь. Мы даже поняли, какую роль играют в этом процессе солнце, и луна, и звезды. Мы не проводили различий между репродуктивной деятельностью семян и репродуктивными циклами животных. Мы заметили, как важны для самых разных сторон жизни рост и изменения. А поскольку жизнь нам нравилась, то, когда наставало время удовлетворить наши внутренние потребности, мы, особо не задумываясь, основывали нашу религию на происходящих в природе превращениях. И поступали правильно. Так как обращались непосредственно к первоисточнику. Силу, заставляющую все живое расти и изменяться, мы не приписывали никакому абстрактному духу – этакому непомерно усиленному продолжению нашего эго, обитающему где-то на небесах, – но естественному плодородию природы. Мы обожествляли репродуктивные органы животных и растений. "Ибо именно в них и заключается жизненная сила".
Мыском поношенной сандалии Иисус подтолкнул камешек.
– Я слышал о культах фаллоса и растений, – сказал он. – Уж слишком примитивно. Мой отец ожидает от людей большего, нежели примитивное обожание своей плотской природы. Человек должен быть выше…
– Выше чего, Иисус? Абстракций? В твоей скрижали, в твоей Книге Бытия, говорится о том, что вначале было Слово. Но любой примитивный дикарь скажет, что вначале был оргазм. Жизнь воспроизвела жизнь, тогда как воскресение – воспроизведение семян, возвращение их в виде листьев весной и увядание осенью – именно это важно, а не какой-то там дух. Скажешь, слишком примитивно? Хорошо, пусть это примитивно – с благоговением относиться к горам и считать священными реки. Но если человек станет думать об окружающей его природе как о чем-то священном, он будет неизменно уважать ее, не сделает ее предметом купли-продажи, не будет ее загаживать. Примитивно? Черт побери, науке потребуется еще пара тысяч лет, чтобы доказать: жизнь произошла из пригоршни морской воды, содержащей молекулы аммиака, которая попала в ямку в прибрежном скальном обломке, где ее выше обычной температуры нагрели ультрафиолетовые солнечные лучи. Мы же, язычники, всегда чувствовали, что человеческие корни – неорганического происхождения. Вот поэтому-то мы относимся с почтением даже к камням.
Иисус перестал разглядывать валявшийся у его ног камешек и поднял глаза на собеседника.
– Но ведь ты не был спасен, – возразил он.
– А в этом не было никакой необходимости, – отозвался Тарзан. – Нам это ни к чему.
В давние времена центральной религиозной фигурой был женский архетип. Мужчина обладал творческой, созидательной силой, но именно в женщине мы наблюдали развертывание жизненного цикла: размножение, смерть и возрождение. Поэтому мы прославляли чувственность Богини-Матери. Земледелие неразрывной пуповиной связано с Великим Чревом. А вот одомашнивание животных – занятие более позднее и в большей степени фаллическое – было шагом в сторону от Богини-Матери и в направлении Бога-Отца. Но гармоничное равновесие еще не было нарушено. И Пан стал олицетворением этого равновесия. Он многое связал воедино – своей прекрасной музыкой и своей продолжительной красной эрекцией.
Но когда появился ты, насколько мне известно, твое появление явило собой триумф Бога-Отца над Богиней-Матерью, победу иудейского Бога-Духа над старым Богом во плоти. Крик, который ты издал при рождении, явился концом язычества и окончательно отделил человека от природы. Отныне культура станет доминировать над природой, фаллос – над женским лоном, постоянство – над переменами, а страх смерти – над всем вокруг.
Извини меня, Иисус, я знаю, что у тебя мужественная и любящая душа. Ты хочешь как лучше. Но оттуда, где я привык оттягиваться, все это представляется двумя тысячами миль бездорожья.
Иисус обратил взгляд к небесам в поисках совета, но увидел лишь ангела, что повис над их головами подобно вывеске над входом в телемастерскую.
– Тогда это объясняет твое желание погрузиться в собственную Нирвану, – произнес он наконец.
– Можно сказать и так, – согласился Тарзан, вставая и потягиваясь. – Зачем же мне разбивать голову об абстракцию пениса? А ты – что ты делаешь в этой кишащей змеями пустыне, поджаривая задницу на раскаленных камнях?
– Готовлюсь к моей миссии.
– К чему? К какой такой миссии?
– Изменить мир.
Тарзан хлопнул себя по боку так сильно, что губная гармошка даже сплющилась.
– Но ведь мир постоянно меняется! – проревел он. – Пусть не слишком сильно, но все же меняется! Он меняется от одного времени года к другому, от льдов к тропикам. Он изменился, из пригоршни космической пыли он превратился в улетный, отвязный шарик, каким мы видим его сейчас. Без чьей-либо видимой помощи он меняется каждую небесную секунду. Зачем же ты хочешь засунуть в него свой нос?
– Народы мира сделались злы и лукавы, – с мрачным видом произнес Иисус. – Я всей душой верю в то, что смогу уничтожить зло.
– Зло – это то, без чего невозможно добро, – произнес Тарзан, надеясь, что его слова прозвучат не слишком напыщенно. – Добру и злу приходится уживаться в этом мире для того, чтобы мир мог существовать дальше. Люди не стали злыми, они просто утратили равновесие и теперь смущены тем, в кого они превратились.
С этими словами он уселся верхом на козу и шлепнул ее ладонью.
– Боюсь, малыш Иисус, что ты приведешь их в еще большее смятение!
Дитя джунглей собралось тронуться в путь, но Иисус успел подняться и схватить козу за хвост.
– Эй! – позвал он своим густым, оливково-зеленым баритоном.
Животное остановилось, и Тарзан пристально посмотрел Иисусу в глаза. Иисус с трудом оформил свои мысли в слова.
– Если ты думаешь о плоти – значит твоя суть плотская, если ты мыслишь духовно – ты дух.
Он просто выпалил эту фразу, и она прозвучала не так уж плохо. Однако исходящий от козы запах не позволил развить мысль дальше.
Тарзан ударил пятками в бока свое транспортное средство" и оно выскользнуло из рук пророка.
– А что, есть закон, который запрещает думать двояко – и так, и этак? – выкрикнул он и потрусил на юг.