У красотки Марианны
Катишь ли по бескрайним дорогам России на автомобиле, наслаждаешься ли простором под перестук вагонных колес, обозреваешь ли с самолета захватывающий дух объем – везде тебя не покидает ощущение огромного, нескончаемого, державного.
Служебные командировки оставили множество отрывочных сюжетов, чаще щиплющих глаза от родного убожества с одной стороны – другая сторона: больших строек, широких размахов, великих творческих достижений не дает покоя в существовании непонятых и, наверное, неискоренимых противоположностей. Коварство и доброта, убожество и роскошь, серость и блеск – тот неполный перечень устоявшихся контрастов, в нашу долгую бытность неискоренимых. Они секут по глазам заскорузлой очевидностью, тупым архаизмом разрезая на пласты живую душу.
За поездку, с первого взгляда не предвещавшую особых открытий, кроме нервов, все же ухватился, как за очередную возможность прокатиться на автомобиле с запада на восток и назад по просторам родной земли. В одиночестве за рулем мир осознаешь острее таким, каким принимает его твоя непредвзятая природа – таким видит его близкое тебе по духу сообщество людей, думающих в том же созидательном русле.
Удаленный от западных рубежей страны – Пермский край развеял все сомнения в малопродуктивности состоявшегося вояжа – отдельные вопросы нашли свое место в череде производственных согласований.
…Частые выбоины да сгущающийся молочный туман сбили скорость до безопасного минимума в 30 км/ час. В сказочном обрамлении по обочинам мелькали черные размывы бревенчатых силуэтов. В зеркало заднего вида влипли бьющие по глазам фары большегрузника – водитель активно пытался в двух плотных встречных потоках найти громоздкой махине прогалину для обгона. Коварная выбоина заставила выехать на обочину: залепленная грязью груда грузовика мгновенно заполнила образовавшуюся нишу, выщемилась из потока, грюкнула расхлябанным металлом и понеслась, ускоряясь, вперед.
Около часа дорога продолжала тянуться в молочном неведении, оставаясь непробиваемой белой стеной. Всякие неприятности могут устояться в сознании – дорога престала вызывать раздражение, под перестук напряженных амортизаторов, она стала фактором неизбежности.
Мысли упорядочились, но не вспомню, чтобы любое мало-мальски расслабление закапчивалось у нас удовлетворением. Стоило поймать благоприятную струю мыслей, прямо передо мной беспорядочно замелькали прожекторы фар. Пришлось резко затормозить, принять на обочину и остановиться. Мимо прошмыгивали фигуры водителей остановившихся следом.
Зараженный всеобщим любопытством, устремился вперед в пешем потоке. Дорога в этом месте делала крутой поворот – сразу за ним в редеющей дымке тумана застыла чудовищная картина "поля брани" – грузовик протаранил стадо коров. След виновника давно простыл. Эмоционально и не очень, сочувствующие возгласы скоро притухли – колонны машин двинулись, протискиваясь между околевающих туш, продолжая свой путь в унылой пустоши Пермского края.
Образование сгустившихся водяных паров осталось позади. Только на мгновение извиняюще улыбнулось солнце, передавая эстафету пути во власть свалившегося откуда ни возьмись снежного заряда. Выразительные снежинки распластывались на лобовом стекле, растекаясь слезами за очередную земную безысходность. Неухоженный пейзаж быстро превращался в белое безмолвие.
Три часа тянулись вечностью – уклоны брались с трудом. Серое небо не предвещало просветления – снег сыпал со скаженностью зарвавшегося декоратора. В наступающем сумраке задержка стала более чем очевидностью. До облюбованного кемпинга скоро не дотянуть. С судорогой вспомнил придорожные деревянные клоповники и без сомнения свернул на пробитую колею второстепенной дороги. Хитрецы, не чета мне, уже успели притулить залепленные грязью капоты к ближним постоялым дворам.
Крепенький сруб, из почерневших бревен в тупиковой улочке, привлек мое внимание дымом из трубы и отсутствием претендентов. Он мог решить все проблемы страждущего путника выбитого из колеи стечением обстоятельств. Снег все сыпал, образуя под колесами грязную кашу. Опасение при взгляде на безнадежно обложенное небо затеплилось вероятностью полупить хоть какой-то ночлег.
Отвесная стена из бревен как крепостная твердь сверкнула просветом. Из него, суетливо кокетничая, буквально выпрыгнула востроносенькая молодая женщина в наспех накинутом платке.
– Смелее, гости, – выдала она скороговоркой, заглядывая в машину, – вы один? До покрова еще, почитай, две недели. Не отчаивайтесь, завтра же все утечет – знаем, не первый год живем в этих краях.
От ее задора и свежего кокетства мрачная бревенчатая стена показалась мне не самым плохим оплотом в стремительно надвигающейся ненастной ночи. Интонация и искренность, с какими была выброшена фраза, не вызвала ни малейшего сомнения в завтрашнем сценарии погоды.
– Проходите, вы, действительно, один?!
Попав в прихожую, я осмотрелся. Пахло струганым деревом, в воздухе повис смешанный с ним смолистый аромат.
– Проходите, проходите, здесь у нас культурно, – щебетала хозяйка, приглашая из сеней в светлую, оклеенную веселенькими, в васильках обоями, просторную залу.
Панно во всю стену с щемящим сердце русским летним пейзажем, гасило все сомнения в приверженностях обитателей дома. Три деревянные, в остеклении, под светлым лаком двери вели в четыре других помещения. Хозяйка скинула платок – острый носик проявился в составе миленького живого беленького личика. Тугой узел не запятнанных модным оттенком русых волос, стянутый выше обычного, придавал ее облику вид веселого мотылька слетевшего с вполне реального пейзажа. С суетной фигуркой никак не вязался цепкий хозяйский взгляд серых, на грани голубых, глаз – они доброжелательно ошупали меня, не оставляя сомнения в оставшихся без внимания моих особенностей. Как в подтверждение моей внутренней реакции она среагировала:
– Русское, все истинно русское и в душе, и в обиходе, – продолжили она мои мимолетные взгляды.
– Ниже, к дороге ближе, все больше армяне.
Немного призадумавшись, она сделала легкий реверанс:
– Марианна, – представившись при этом, больше ради обязательного, нежели значительного факта.
Я не удержался ее приниженным о себе мнении, окинул откровенным оценивающим взглядом с ног до головы:
– Скорее, красотка Марианна!
Она опустила глаза, выдержала небольшую паузу, извинившись за желание узнать то же от постояльца. Я назвал себя в упрощенном варианте. Создалось ощущение глубокого осмысления и проглатывания моего имени.
– Алексей-Лесик?! – переозвучила она, посмотрев на меня с нежностью, и тут же продолжила начатый было экскурс. За одной дверью – "детская", там мои орелики спят, за другой – комната отдыха для гостей, за следующей – кухня, дальше – санузел с душем. У меня, как у всех цивилизованных людей, все имеется.
Она ненавязчиво продемонстрировала перед гостем все возможности своего предложения, открывая поочередно каждую дверь. Показала детскую, раскрыв дверь – в ней горел ночник. В тон дверям с деревянных полатей на меня уставились две пары пятиалтынных глазех в обрамлении совершенно соломенных волос.
– Может, кто побогаче да поустроенней, а у меня так… зато плата умеренная.
До сих пор в голове крутились другие мысли, связанные с неудобствами погоды, дожимали какие-то дела, а здесь и после закрытия двери остановились бликом теплого солнечного лучика две одинаково удивленные мордашки. Все остальное затмилось в сравнении с их натуральной чистотой, как сущей никчемностью – Чай у нас в программу входит, а за ужин не обессудьте – за отдельную плату будет и ужин, и обед, и все, что пожелаете. Стыдно признаться в бедности – сами не шикуем, не кормить же вас овсяной кашей с добавлением молока.
Она говорила правильно, напевность голоса никак не вязалась с ее резвой манерой в движении, которая гасила ее суетность, придавая облику моего понимания совершенства русской женщины.
– Это так естественно. В ином месте за твои деньги еще и нахамят. Этого хватит на суточное содержание и деткам на сладости? – спросил я и протянул красненькую.
– Нет, нет, это через меру, даже с полным перечнем услуг – этого многовато.
Я остановил ее вытянутую с подрагивающей в ней купюрой руку и предложил свою помощь.
– О чем вы? Бог с вами, мойтесь с дороги, отдыхайте, а я позову к столу, надеюсь, через часика полтора.
Какое-то постороннее воздействие прожигало меня сбоку, я повернулся и вздрогнул – на меня во все, уже удвоенные пятиалтынные, уставились две любопытные мордахи. С деловитостью менеджеров они замерли в дверях, сцепив за спиной ручки.
– А ну-ка спать, – засуетилась Марианна, бесцеремонно разворачивая их лицом в спальню.
Надо отдать должное, они мгновенно пропали в глубине комнаты, не дав мне вмешаться.
– Сколько им? – не удержался я.
– Пашка и Дашка – скоро четыре минет.
Непланируемая задержка, неприятный дорожный инцидент – все раннее и докучавшее до сих пор растворилось в новых ощущениях, упавших неожиданно с неба вместе с преждевременным снегом.