Мать моей лучшей подруги Рины Свейн недавно снова вышла замуж - это был Номер Четыре. Она выходила замуж лишь за богатых, не придавая значения любви, так что Рина жила во все более красивых домах, без конца ездила в разные экзотические места и становилась обладательницей огромных счетов за терапию. У Рины были, как называла это Боу, проблемы, но ребята в школе придумали другое определение.
- Ладно, пойдем, - Боу снова открыла дверь, пропуская меня вперед. - Позволь приготовить тебе завтрак и давай больше не будем говорить обо всем этом.
Я села возле Стюарта, который уже прикончил свой персик и теперь занялся эскизом, рисуя его прямо на задней стороне какого-то конверта, в то время как Боу взяла вазу и, наполнив её водой, опустила в нее цветы.
Полотна Стюарта, законченные или незаконченные, покрывали все стены в доме, да и любую твердую поверхность тоже. Он рисовал портреты незнакомцев: вся его работа была основана на теории о том, что искусство нам незнакомо. Возможно, его взгляды были не совсем обычными, но его занятия были до невозможности популярны. По большей части, дело было в том, что он не признавал систему оценок или критику и был убежденным сторонником массажа, как способа войти в контакт со своим художественным духом.
Мой отец, говоря о методе преподавания Стюарта, обычно использовал такие слова, как "свобода духа", "уникальность" и "художественный выбор", хотя в глубине души ему явно хотелось, чтобы Стюарт носил галстук и перестал проводить семинары по медитации во время футбольных выходных.
Стюарт оглянулся и улыбнулся мне.
- Ну? Каково быть шестнадцатилетней?
- Большой разницы не чувствуется, - ответила я.
Со всем произошедшим, мой отец забыл вручить мне водительские права, но все просто сходили с ума, так что я даже не решилась спросить.
- О, погоди, - сказал Стюарт, откладывая листок и ручку. - Во взрослении есть нечто прекрасное. Всё становится лучше с каждым годом.
- Продолжай, - откликнулась Боу, ставя передо мной тарелку с тофу, беконом и парой гранатов.
- Помню, когда мне было шестнадцать, - начал Стюарт, качаясь на стуле. Он тоже сидел босиком, а его стопы уже были заляпаны зеленой краской. - Я поехал в Сан-Франциско и в первый раз попробовал буррито. Это было неописуемо.
- Действительно, - согласилась я, глядя на конверт, который он отложил. Это была половина лица, просто набросок. Я перевернула его и увидела кое-что, написанное почерком Кэсс: её имя, раскрашенное синим и обведенное разными цветами. Внезапно я словно почувствовала, как Кэсс сидела здесь, на этом же самом стуле, таким же утром, ела тофу - в точности, как я.
- Был таким свободным, один на дороге, и весь мир открыт для меня…
Он придвинулся ко мне, но я все еще смотрела на имя Кэсс, чувствуя, что мне стало трудно дышать. Казалось невозможным, что Кэсс планировала полностью изменить свою жизнь, а ни один из нас даже не заметил… Может быть, когда она рисовала на этом конверте, всё уже было продумано.
- … и всё возможно, - говорил Стюарт, - абсолютно все!
Я моргнула и сглотнула комок в горле. Мне хотелось взять конверт и прижаться к нему, словно он был единственным, что осталось у меня от нее.
- Кейтлин? - позвала Боу, подходя сзади, - Что это?
Она присмотрелась, увидела рисунок и затаила дыхание.
- Ох, милая, - и, еще до того, как она обвила меня руками, я уже знала, что это произойдет, и откинула голову на ее плечо, как, возможно, делала Кэсс, когда Боу обнимала её за этим же столом, в этом же утреннем свете, но другим утром.
* * *
Когда я входила в нашу стеклянную заднюю дверь, зазвонил телефон. Никого не было рядом, так что я подняла трубку.
- Алло?
Ответом было молчание с легким гудением телефонных линий.
- Алло?
В коридоре появился отец, с трудом переводя дыхание - он прибежал из гаража.
- Кто это?
Я покачала головой.
- Я не… - он не дал мне договорить, выхватив трубку из моей руки.
- Кассандра? Это ты?
- Джек? - крикнула мама из спальни. Затем я услышала её шаги, и вот она появилась в коридоре с носовым платком в одной руке, прижав другую ко рту. - Я задремала. Это…
- Кассандра, послушай меня. Ты должна вернуться домой. Мы не сердимся на тебя, но ты должна вернуться, - его голос дрожал.
- Дай мне поговорить с ней, - сказала мама, подходя ближе, но он лишь покачал головой, вытянув руку, не давая ей подойти. - Скажи, что мы любим её!
Я не могла слышать её голос, неуверенный и прерывающийся, так что проскользнула мимо них в свою комнату и там медленно подняла трубку своего телефона.
- Кассандра, - говорил отец, - поговори со мной!
Молчание.
Я представила сестру, стоящую в телефонной будке у дороги, мимо проезжают машины. Место, которое я никогда не видела, мир, который я не знала. Вдруг я услышала её голос.
- Папочка, - начала она, и я услышала, как мой отец резко вдохнул, как если бы его ударили в живот. - Со мной всё хорошо. Я счастлива. Но я не вернусь.
- Где ты? - спросил он требовательно.
- Дай мне поговорить с ней! - вскрикнула моя мама на заднем плане. Она могла пойти в кабинет отца и взять трубку там, но она даже не подумала об этом и не сдвинулась со своего места в коридоре.
- Кассандра!
- Не волнуйтесь за меня, - говорила Кэсс, - я…
- Нет, - сказал отец, - ты должна вернуться домой.
- Это то, чего я хочу, - ответила сестра. - Вам придется уважать мой выбор.
- Тебе только восемнадцать! Это смешно, ты не можешь точно знать…
- Папа, - произнесла Кэсс, и я вдруг поняла, что плачу, слёзы давно струятся по моему лицу. - Мне жаль. Я люблю вас. Пожалуйста, скажи маме, чтобы она не беспокоилась.
- Нет, - твёрдо сказал отец, - Мы не…
- Кейтлин? - неожиданно позвала она. - Я знаю, ты здесь. Я слышу тебя.
- Что она говорит? - спрашивала мама, теперь её голос звучал ближе. - Где она?
- Маргарет, подожди, - отвечал ей папа.
- Да, - прошептала я для Кэсс, - я тут.
- Не плачь, хорошо? - на линии раздался треск, и я вспомнила тот вечер, когда она схватила меня и прижала к себе, её дыхание на моей шее, её смех мне на ухо. - Я люблю тебя. Мне жаль, что так вышло с твоим Днем рождения.
- Ничего, - пробормотала я. С её стороны послышался другой голос, оклик, и на линии снова раздался шум.
- Это он? - требовательно спросил отец. - Он там?
- Мне нужно идти, - ответила Кэсс. - Не беспокойтесь, ладно?
- Черт возьми, Кассандра! - воскликнул отец, - Ты не можешь просто повесить трубку!
- Пока, - мягко сказала она, прерывая отцовскую речь.
- Кассандра! - мама наконец ворвалась в диалог со всем испугом и нервозностью последних суток. - Пожалуйста…
Клик!
И она исчезла.
Глава 3
К тому времени, как два дня спустя начались занятия в школе, мы всё еще не получали вестей от Кэсс. Первый звонок был сделан откуда-то из Нью-Джерси, но, в конце концов, вокруг был целый мир, готовый поглотить её.
У меня по-прежнему не было ничего, что было бы достойно занесения в дневник. Я ждала чего-то значительного, важного, может, ночи, когда я увидела бы Кэсс, и она заговорила со мной. Но вместо этого мои сны были такими же унылыми, как и моя жизнь, состоящая в основном из болтания по магазинам или учебы в школе, поиска чего-то неопределенного и лиц, мелькающих вокруг. Я просыпалась усталая и разочарованная, чувствуя себя так, словно не спала вовсе.
Мама держала дверь в комнату Кэсс закрытой, так что за всё время я была единственной, кто заходил туда. Когда я заглянула туда снова, вещи сестры для Йеля всё так же лежали на её столике, дожидаясь хозяйку, воздух был спертым и тяжелым, и он словно давил на маму - на её плечи, на её сердце. Она переживала всё это тяжелее других.
Последние восемнадцать лет наша мама провела, будучи вовлеченной в жизнь Кэсс, как и сама Кэсс. Она пришивала блестки на балетные пачки, пекла рисовое печенье для распродажи, проводимой хоккейной командой, и помогала проводить автобусные экскурсии Дискуссионного клуба. Она знала расписание игр Кэсс, её экзаменационные баллы и рейтинги. Она готовилась быть такой же вовлеченной в жизнь сестры, даже оказавшись на расстоянии. График занятий Кэсс в Йеле уже висел на нашем холодильнике, а мама вступила в Ассоциацию Родителей и уже сделала пред-заказ на Родительский Уикэнд в октябре. Но сейчас, полностью изменив свою жизнь, Кэсс также изменила и мамину.
Я в конце концов получила свои права, и мне без лишних слов были отданы ключи от машины Кэсс. Это было ожидаемо - что машина сестры станет моей, когда та уедет в университет, но теперь это казалось странным. Я сняла все ленточки и картинки, что она повесила, сложила их в коробку и отнесла в гараж, но я все еще не могла сделать ничего без напоминаний о ней: шрам над глазом был первым, что я теперь замечала, глядя в зеркало.
Что до отца, то он с головой ушел в работу. Начался новый семестр, так что теперь он был занят классами новичков, любителями устраивать демонстрации и футболистами, недавно устроившими драку в баре. Он не мог "устранить" проблему с побегом Кэсс, но на работе он продолжал творить ежедневные чудеса, находя компромиссные решения и успокаивая разгневанных администраторов. Теперь, каждый раз, когда я видела отца, на нем были костюм с галстуком.