И вот дом у нас сейчас заложен, в райцентре, на десять лет. Зять брал в долларах, а сейчас вдвое дороже вышло. Транспортная фирма у него. Будем выплачивать, за год уложимся, ничего страшного. Жизнь без приключений не бывает. А мне после операции вес нельзя сбросить. Так на нервной почве меня разнесло, без дрожжей.
Выкручиваемся, как можем. Дочь училась, приходилось мне ездить в Москву на заработки. Всё это – таможня, проверки всякие, так утомительно.
Поехала на нефтебазу, недалеко тут, можно было достать красную рыбу, икру. Возили отсюда, мясо продавали, сало нам давали под реализацию.
Кума меня берёт, она всё время в Москву ездила. Она говорит, торгуем, увидишь – милиция, от прилавка отойди в сторону, вроде ни причём. Проверяют же, придираются.
Встали, торгуем. И вдруг люди все разбежались, я думаю, чего они? Я стою себе. Подходит милиционер. Кто он по званию? Не знаю. Мужчина солидный, красивый, ну ты шо! Кожаный плащ, выхоленный.
Смотрит: почем такая рыба, красавица? Я ему рассказываю. И икра есть, говорю, что почём, икру выложила. Да, икра, говорит, это белки. Хорошо. Берёт эту банку. Я ему рассказываю. Он головой кивает, мол, дело в том, что мне надо много рыбы.
Да, говорю, у меня недалеко ещё восемь штук есть. Он говорит, а мне надо ещё больше. Тут он расстёгивает плащ, думаю, будет платить! Нет! Китель. Удостоверение достаёт! Пройдите, вон "бобик" стоит. Та-а-ак, а шо ж вы в "гражданке"? А он смеётся! И я с ним смеюсь. Чево смеюсь?
Просто везёт мне! Забрали наших двоих. А те бабы были битые, прожжённые. А я, что ж, первый раз. Сижу, как эта… куча, а уже внук у меня был. Я рассчитываюсь с работы, сижу дома, езжу в Москву. В четверг, пятницу. Дочь на выходные сидит с сыном. Я на воскресенье ночью приезжаю. Ну, а шо делать? Как-то выворачиваться ж, надо.
И вот сидим, милиция. Настоящий обезьянник, там наркоманка валяется пьяная, обоссанная, там шото ещё шевелится в углу. Запах. Я говорю, извините, долго мне тут сидеть? – Мы имеем право держать двадцать четыре часа и даже трое суток. – Та вы шо? У меня жешь там ещё мясо и сало, когда буду это всё продавать? А я буду сидеть здесь! Как это так!
Но вот он попался какой-то человечный, понимаешь! Я же не хитрю, не обманываю.
Та выходите, говорит, "мариуполь", на меня, идите сюда. Я выхожу, сажусь. Он заполняет анкету. Что, как, мол, приехала торговать только сегодня. Значит, имеешь право торговать, в Москве быть только три дня. Без регистрации. А шо делали? Выходили к поездам, встречали, брали старые билеты и жили ж по месяца’м.
А в тот раз, когда мы были, я была не три, а четыре дня. Кинулись к поезду, а билеты уже все разобрали. А он смеётся, пишет – четверо детей? Нет, говорю, двое детей. Мужа нет? Есть, но очень сильно выпивает. Дочка есть? Да. Учится. Внук родился. Надо как-то выкручиваться. Он писал, писал. Потом смотрит на меня, говорит, распишитесь, и написал мне такую записочку небольшую, и поставил печать.
Сказал, берите, торгуйте своей рыбой, но в восемь часов я буду проходить мимо, с работы домой, если я вас увижу на этом рынке, а рынок был ночной, вместе с рыбой конфексую!
Я уже вышла с обезьянника, сижу в кресле в коридоре. Они меня не заметили, там как-то сумрак, сижу. Мариупольских начали трясти, они начали хитрить. Две бабы зашли в форме милиции, завели их куда-то, проверили.
Може, не первый раз они встречались? Товар изъяли, деньги изъяли. Представляешь! Боже, это вобще! А он смотрит на меня, говорит, женщина, вы свободны! Идите! Сво-бод-ны! Торгуйте, я вам сказал. Даже голос приподнял.
Так отвезите меня, говорю. А те хлопцы, шо на "бобике", как начали ржать! А я начала плакать. Куда идти? Москва, ночь, я первый раз. В семь часов уже темно, откуда я знаю, куда идти? Так он, дай ему Бог побольше здоровья, этому человеку, не злится, а я говорю, так у вас буду сидеть, а утром уже пойду куда-нибудь.
Он шото хлопцам сказал, они же этот объект проверили, дальше ж идут. Он говорит, женщина, идёмте, садитесь, будем везти вас. Я сижу в машине, еду. Смотрю уже сдалека, наши торгуют, кума моя и соседка. Шо, теперь и ваших взять? – смеётся. Я ему – не-не-не! И до утра всё расторговала. А наши спрашивают, штраф какой? Мы ж договорились, штрафы делим на всех, а ты ж ничего не говоришь. Я им рассказываю, они не верят.
Это ж первый раз, сколько я ездила потом, а это, то, шо мы покупали, я привезла чистыми триста долларов. Целое состояние! Представь себе. Это в Америке деньги, а уж у нас в районе и подавно. В субботу ночью я приезжаю. Других встречают, я ночью сама добираюсь домой! Ой-ой! Деньги за пазухой. Страшно!
А приезжаю домой, дочь плачет. Смотрю, она в полном расстройстве. Я ж прошу мужа перед поездкой, не пей, хоть два дня, пока меня нет, дочь тут с внуком. Шо я, дурак? Не буду. Клянётся, божится!
Дочь прибегает, папа уже пьяный лежит с собутыльником, не топлено, а ребёнок опрокинулся, выполз с кроватки на террасу, в одних ползунках, зимой, можешь себе представить? И она говорит, мама, я его как схватила, начала плакать, даже не пошла на учёбу.
Воду нагрела, его посадила в тазик, давай парить дитё, давай его отхаживать. Весь мокрый, уписиный, ледяной. Ручки синие, ножки. Представь себе. Кошмар!
Я ничего хорошего в жизни не видела. Я плакала, мужу говорю, как ты мог, изувер, ребёнка тебе доверили! Всё наготовлено, просто натопить и сидеть, ребёнок в манеже пусть играется. Я им наготавливала и всё-всё. Дочь приходит, кормит. И она после этого уже никуда не пошла.
Всё в жизни пережить пришлось. Всё! Вот стукнули по голове, а сестра говорит, что суждено, то будет. Я на неё всегда ругаюсь. А у самой протез на ноге, делает на голове стойку. Тридцать два года в школе отработала! Я бы с ума сошла с этими бандитами. Она же, как мать Тереза, всё с внуками возится. Домик снимает на море. Девчонки сидят в панамках на берегу, что-то строят себе в песочке, а хлопцы жешь шустрые! Один жопой вниз, другой головой вниз. Волной накрыло – ужас! А какая-то женщина приехала с Севера оздоровлять внука, и дитё захлебнулось и утонуло. Ото жешь на глазах всё. Представь! И я своим говорю, утопишься, домой не приходи – убью!
Я чего-то тут кашляю, в деревне. Може, астма? Речка рядом, сыро. Кашель сразу, задыхаюсь. Особенно по утрам.
Не устал слушать? Ну так вот!
Здесь вечером выйду, сяду на лавочку. Хорошо. Хоть перед сном посидеть трошки. Сижу, перебираю старое своё. С кем поговорить?
Какая-то птица поёт в ветках. До того красиво поёт! Тип-ти-ти, тип-ти-ти. Потом опять. И два дня её уже не слышно. Думаю, може, кот съел? Голуби шото гуркают. Мухи везде. Только где орех, нет мух. Они его не любят. Тут у меня лавочка. Давно. Ещё отец сладил.
Много лет тому обратно дядя мой ехал с города, вёз саженцы, подарил один. Теперь вон какое дерево вымахало. Надо бы акацию старую спилить у крыльца, посадить орех. Може, кто будет приезжать на мою дачу, чтобы мухи не мучили, посидят в теньке. Акацию как спилить, шоб ограду не погубить?
Могилки дяди и бабушки заросли вишняком, всё задушили кусты. Один дед символически похоронен. Только фотография, а самого репрессировали, расстреляли в тридцать восьмом в Днепропетровске. Антисоветская пропаганда. Комсомолка, шо его во враги записала, так и умерла одна. Закопалась в норе. Пришли, а она уже вонью пошла. Все от неё отказались.
Пойти бы, поправить могилки, да где уж, топором махать не смогу. Дети в городе, некому помочь. А двоюродные брат и сестра далеко живут, не собраться, уже двадцать лет не были на кладбище. Так и растёт лесок посередине могилок. Выше человека вымахал.
Сестра привезла с райцентра жидкость, говорит, залей траву, чтобы не душила, и не полоть, тяжело же. Залила. Смотрю, через два дня весь ячмень полёг вместе с травой! Я же тебе сказала траву, не ячмень брызгать.
Опять промашка.
Мимо огромные грузовики зерно вывозят в город. Колоннами. Летят, пылят круглые сутки. Гуси шарахаются к оградам домов.
Пока разговаривала, мои гуси зашли на ток через дорогу, зерна наелись, а одному арендатор ноги переломал. Палкой отколошматил. Просто ноги болтались. И он, бедная птица, пи-и-и-и. Теперь шо с ним делать? Зарезать рано, маленький, а так вот мучается скотина. Мне его так жалко! И утёнок слепой родился. Не могу его забить. Тоже жалею. Он тыкается клювом, все его клюют. Возьму на руки, комочек, прижмусь и плачу.
Шла с работы, котёнок как выскочит, тут машины несутся, подобрала котёнка. За пазуху. С пипетки выкормила. Счас он красивый кот. Прихожу в хату, спрошу его, как дела? А он мыр-мур, как будто отвечает. Кто-нибудь позвонит, так он лапой стучит, барабанит по столу, бери трубку. Чёрный, прямо пантера, назвала его Ночка. Ловит ужей, ящериц. Сам себя кормит. А чуть что зазеваешься, бывает, крышку с кастрюльки скинет, котлет наестся. Ловкий. И бегом на охоту. Мышей. Под утро возвращается.
Сосед жил один. Старик. Колбасу купил. Выложил на стол. Пошёл в другую комнату. Приходит, палка колбасы на полу, уже её почекрыжил кот. Наругал его, чилижным веником отдубасил. Кот ночью горло деду перегрыз. Так что надо дружить с котиком.
Вокруг, во дворе, оградках, всё какая-то живность бегает, копошится, пищит, требует еды, внимания. Так весь день ношусь с ними. Как чуть свет, поднимусь. Прилягу на часок в жару, и опять начинай пасти эту ораву.