- Нелли, я вполне серьёзно утверждаю: влюбляться в такого человека, как я, по крайней мере неразумно. Просто незачем. Не стоит. Ну меня, Леднёва!
- Нестор Петрович, значит, вы совершенно не представляете, какой вы взаправду? - удивилась Нелли. - Такой хороший, такой хороший! Вот сейчас вы отговариваете меня, а почему? А потому, что прежде всего заботитесь обо мне.
И она начала расписывать, какой я потрясающий человек. Я даже заслушался. Оказывается, я обладаю скопищем всевозможных достоинств, да не ведаю этого. Жаль, нет здесь Лины. Не мешало бы послушать и ей.
- Если не верите, спросите у наших девчонок, - убеждённо доказывала Нелли.
Её взволнованная речь разбудила географичку, та подняла голову и сделала замечание:
- Девушка, не спорьте с учителем. Учитель всегда прав.
Старушка не знала, о чём идёт спор, тем не менее сочла нужным поддержать молодого, неопытного коллегу.
- Идите, Нелли, потанцуйте. Вечер подходит к концу. Мы будем с вами настоящими добрыми друзьями.
Она сделала несколько шагов к выходу и обернулась.
- Нестор Петрович, может, мы пойдём в кино? В следующее воскресенье… Как друзья.
Она смотрела на меня с такой надеждой, и я уступил:
- Добро, Нелли, мы сходим в кино, действительно как друзья.
Не знаю, правильный ли я выбрал ход или свалял дурака, но коль обещал, придётся пригласить Нелли в кинотеатр.
Потом я вышел в коридор. Мимо меня бежали мои всполошённые ученики. Ляпишев, не сбавляя прыти, крикнул:
- Нестор Петрович, спускайтесь в буфет! Там аттракцион невиданной щедрости. Устроил Тимохин!
- Осторожней. Или схлопочете мат.
- Положим, до мата ещё играть и играть.
Я поставил чёрного ферзя на b3.
- Доигрались?
Маркин пытался укрыть покинутого всеми короля за жалкой пешкой - не вышло, я, как Ганнибал, бросил в атаку боевого слона.
- Действительно, мат! Как же так? Я всё рассчитал наперёд, выстроил эшелонированную оборону.
Маркин таращил глаза на клетчатую доску: мат был поставлен по всем канонам - не поспоришь. Тогда отставник извлёк из необъятных карманов пиджака столовую ложку и флакон с тёмно-жёлтой жидкостью. Валокордин? Ничего подобного! В комнате остро пахнуло коньяком.
Он опрокинул содержимое ложки в рот. Пополоскал рот, проглотил, шумно выдохнул и пояснил:
- Его принимают в качестве лечебного средства. Не верите, покажу рецепт.
Я перевернул доску и бросил в неё горсть деревянных фигур.
- Хоть одну партию, - попросил Маркин. - Нельзя же в самом деле так! Без реванша.
Но меня ждала школа и некоторые непутёвые ученики.
- Егор Мефодьич, представьте: вы немец, но живёте в нашей стране или, скажем, на островах Тристан-да-Кунья. И вы не знаете родного языка, калякаете на местном. Что бы вы сделали в этом случае? - спросил я, поднимаясь из-за стола.
- Не знаю, как на островах Тристана и Куньи, но в других местах я бы выучил родной язык, в лепёшку разбился, а овладел. Даже в Антарктиде! - твёрдо ответил бывший полковник, словно перед ним стояла боевая задача.
Можно подумать, человек появляется на свет ради одного: без устали бороться с подвохами. Тебе их забавница-жизнь подбрасывает на каждом шагу, твоё бытие похоже на бег с препятствиями. Стипль-чез! Преодолел, едва отдышался, а перед тобой очередной барьер, и надо бежать дальше.
Вчера меня атаковала учительница немецкого языка Дина Юрьевна:
- Нестор Петрович, вы обещали поговорить с Функе, но ваш воз так и не сдвинулся с места. Сегодня я ему, то есть Карлу, снова отмерила двойку. Это какой-то сюр: ставить двойки немцу за полное незнание немецкого языка. Представляете, вместо "цукер", то есть сахар, он произносит "цускер"! И так повторяется каждый раз, сколько я с ним ни билась.
- К понедельнику всё будет орднунг, - пообещал я, мобилизовав свой школьный немецкий, уже забытый, далёкий. - Можете его ауфштеен из-за нарты и геен к доске. Кажется, ди Тафель.
- Ну чем вы лучше Функе? Такой же цускер, - огорчилась Дина Юрьевна. - Но я вас прощаю! Только поговорите с этим горе-немцем как следует, постарайтесь ему прочистить мозги.
Я уже с ним говорил, прочищал и не раз, однако, как выяснилось, родной язык так и остался для Карла всего лишь досадной морокой, и сегодня я, дождавшись большой перемены, отправился искать нерадивого ученика. Нашёл его в школьном буфете, по наводке всеведующей Коровянской. Функе пил кефир и закусывал булкой в компании с Ганжой и семьёй Леднёвых.
- Надеюсь, я не испортил вам аппетит? - пошутил я, возникая возле их столика.
- Что вы, Нестор Петрович, совсем наоборот! Когда приходит друг, хочется есть и есть, и как можно больше, - с жаром возразила Нелли и, подтверждая это, откусила от сдобной булки её солидную часть.
- А чего ты набиваешься Нестору Петровичу в друзья? Он твои учитель, - напомнил ей Леднёв, а мне сказал виновато: - Вы уж её извините, она росла без матери. А я всё время в рейсах.
- Мы с Нелли действительно друзья, - подтвердил я, заступаясь за его дочь. Но дабы о нас не подумали ничего предосудительного, добавил: - Вы все мои друзья. - И сел на свободный стул.
- Мы даже пойдём в кино, - с гордостью оповестила Нелли всех присутствующих.
- Ну и дела?! - поразился Леднёв. - Только, Нестор Петрович, я должен вас предупредить как отец, её отец: если фильм про войну, она будет ахать и щипать вашу руку. От страха. "Ой-ёй-ёй, его сейчас убьют", - передразнил он дочь.
- Это было только раз, я не удержалась, - смутилась Нелли. - Нестор Петрович, а что взять вам? Может, столовой колбасы? Я сделаю бутерброд. В буфете есть винегрет, он свежий.
- Не беспокойтесь, меня интересует только Функе. Я буду вас ждать в учительской, насытитесь, подойдите - нам следует кое-что обсудить, - сказал я Карлу.
- Говорите здесь. Мы сейчас уйдём. Мы поели, - засуетился деликатный Леднёв и поднялся, прихватив со стола плавленый сырок. - И ты, Нелька, и ты, Гришка, вставайте, много есть вредно.
- Карл, приятного тебе десерта, прежде чем уйти, - пожелал Ганжа и подмигнул, нет, не ему, а мне, педагогу: мол, мы-то с вами знаем, что сейчас будет.
- Да, десерт! - с гордостью подтвердил Функе, не заметив подначки. - Нестор Петрович пришёл меня хвалити. Правда, Нестор Петрович? - и он перевёл на меня засиявшие глаза.
- За что же я должен вас хвалить? - спросил я с искренним любопытством.
- Та ж за четвёрку. По той географии. Наталья Борисовна мне казала: скажу Нестору Петровичу, вы, Карл, - гарный ученик. Она не казала? - забеспокоился Функе.
- Если учитель обещал, значит, скажет, - произнёс я строго - Но по немецкому у вас три двойки. Одна за другой, как из печи.
- Нестор Петрович, тилько подтяну химию и…
- Функе, никаких "тилько", - перебил я сурово. - Я только что не ползал на коленях, уговорил Дину Юрьевну предоставить вам шанс. Иначе у вас в четверти будет двойка. В общем, в понедельник последний и решительный бой: она вас спросит. Поэтому в воскресенье, то есть завтра, вы утром встаёте, желательно пораньше, и после завтрака сразу за учебник! И так весь день, с короткими перерывами на обед и ужин!
- Я завтра не можу! Мне грати в футбол! - заартачился Функе.
- В футбол? - изумился я. - Функе, голубчик, чем заняты ваши мысли? Немецкий язык - язык Гёте и Шиллера! - Я повторил не раз говоренное и, внося в этот старый тезис свою лепту, прибавил: - Это и язык братьев Гримм!
- Нестор Петрович, у нас принципиальный матч. Наш цех против кузнечного. - От волнения Функе перешёл со своего суржика на чистый русский. - Мы их в выходной, в прошлый, задрали, как мальцов, счёт: три - два. Они теперь роют землю, хотят отыграться, и, если мы свалим, разнесут по всему заводу, будто мы боимся кузнецов. Будто нам в тот раз пофартило. И ещё, но это между нами, жене моей ни слова… - Он подался в мою сторону и понизил голос: - У нас такая традиция. Те, кто продул, победившим ставят пивко. Смекаете? От пуза!
- Функе, у вас не пузо, а впалый живот. Ну сколько в него поместится за один раз? Три кружки? Пять? А я буду поить каждый день, до отвала, но когда вы исправите двойку по немецкому. К тому же завтра продуть можете вы, и тратиться придётся вам. А я предлагаю беспроигрышный вариант - исправляете и хлещете своё пиво, - сказал я, по-моему, вполне логично.
- Не надо, у вас не хватит денег, - отмахнулся Функе и был, конечно, прав.
- Спасибо! Вы - бессребреник. И я вам за это благодарен. В общем, так: завтра немецкий язык! - сказал я, употребляя власть. - А я вас беру под контроль. Приду и проверю.
В воскресенье я и впрямь наведался к Функе в его Тепловозный переулок, долго шёл улицами и переулками с частными домиками и садами, будто по типичной станице. Впрочем, не так уж давно этот район и впрямь был станицей, но постепенно город наполз, окружил пятиэтажными блочными домами, превратив его в зелёный остров. Над ним витал голубоватый запах жжёных листьев, во дворах в преддверии холодов укрывали изнеженный виноград,
За тутошними оградами проживало немало и наших учеников, но здесь они были сыновьями и дочками, образцовыми или не очень, а кто-то уже имел и собственных детей. И были они кому-то соседями, и у них были соседи, - словом другая жизнь! Карл Функе обитал в белёном саманном ломике под красной шиферной крышей - единственная деталь из немецкого быта. Я распахнул калитку и, пройдя мимо яблонь и айвы, постучался в дом. Дверь открыла молодая полная женщина. Видать, я оторвал её от плиты - она была в переднике, полуголые крепкие руки в белой муке.
- Я ваш классный руководитель, - сказал я, опережая её вопрос.
- Эрик! Подь ко мне! - позвала она через плечо.