- Доллар Соединённых Штатов Америки, идиоты! - выдрал из бороды неизвестно как, сквозь кирпичи и фанеру, прорвавшегося жука-партизана Кирилл. - Следовательно, суши вёсла, обложались с импровизацией! Как, впрочем, и он. Мы что хотели? Чтобы единственной ценностью был жизнь. Чтобы человек дрожал за неё и, значит, слушался. Но талер, - добавил меланхолично и отстранение, - то есть сребреник, то есть доллар, оказался сильнее страха за жизнь - небесную и земную. Вот как разрешился конфликт эпохи. Хотя вряд ли человеку будет от этого легче. Нет, определённо нет.
- Что такое гениальность, Кирилл? - вдруг спросил Владлен.
Леон догадался: волна в очередной раз проутюжила песок. Пошёл новый узор.
- Она не заключается в том, чтобы сидеть в гнусной бане! - с отвращением огляделся старшой.
- Ты не станешь отрицать, - гнул своё Владлен, - что все эти Гомеры, Шекспиры, Сервантесы, Лев Толстой - зеркало русской революции, сочиняли не для людей?
- Они сочиняли для него, - пожал плечами Кирилл, - он первый читал. А потом решал. То есть наказывал авторов.
- С нами та же история! - воскликнул Владлен. - Только мы писали не по бумаге, а по людям. Но по его сценарию, его подсказке. А теперь он воротит от нас нос! Тычет, что мы неправы, когда сам неправ!
- Слишком примитивно, - не согласился Сам, - потому что слишком логично. Вы меня удивляете. Уподобляетесь тем самым людям, по которым мы писали историю. Ка будто забыли главный закон.
- Какой? - вкрадчиво поинтересовался лысый. - Какой из них ты считаешь главным, Самчик?
- От противного, - спокойно ответил Сам. - Всё в мире от противного. Напролом нельзя. Мы попёрли напролом, он опалил нам крылья, а тебе, - посмотрел на старшого, - ещё и бороду, швырнул в долларовый навоз. Но всё временно. Вы видите конец там, где всего лишь передышка. Рано или поздно появится такой, кому он не сможет опалить крылья и бороду. И тот, вопреки ему, выполнит его же волю.
- Неужто, - поинтересовался Владлен, - в "Новом мире" напечатали Ницше?
- Опомнись, Сам, - укоризненно покачал головой Кирилл. - Насчёт бороды не спорю. Посмотри по сторонам. Разве это передышка? Это ночь, Сам, вечная ночь. Какое может быть продолжение в этих Хазе, пардон, Зайцах?
- Вы, стало быть, окончательно и бесповоротно уверовали в логику? - Сам как-то уж слишком пристально уставился жёлтыми с вертикальными полосками-зрачками в оконный проём. Леон, прижимая к глазам прицел, "обратным" ужом отполз за куст, царапая живот. - Хорошо, давайте рассуждать логично. Только что ты, Кирилл, заявил, что единственная общечеловеческая ценность сейчас - доллар Соединённых Штатов Америки. Так? - И не дожидаясь подтверждения. - Но не в России, Кирилл! Хоть всю её, как осенними листьями, засыпь талерами, она не стронется с нищеты. Более того, - жёлтые свечечные огоньки глаз Сама подёрнулись грустью, - от долларов Россия станет ещё нищее, чем была при рублях. Скоро они убедятся.
- Это естественно, Сам! - воскликнул старшой. - Сначала так, потом по мере развития промышленного производства, конкуренции начнётся подъём, обычное дело, Сам.
- Не для России, Кирилл, - возразил Сам.
- Для России, не для России, - недовольно откликнулся лысый Владлен. - Давай, Сам, завязывай с мессианством. Хочешь нарядить голого короля. Что могут дать миру Зайцы, Сам?
- Произошла ботаническая ошибочка, - во всю пасть чернозубо зевнул Кирилл. - Была мыслишка опылить один цветок, ветер дунул на другой. Хотели в Европу, попали в Россию. Шли на Одессу, а вышли к Херсону. Что сейчас говорить? Хорошо бы запахать да пересеять. Но боюсь, уже без меня. Я своё, Сам, отпахал, отсеял, отмолотил.
- Не знаю, что могут дать миру Зайцы, - от злости жёлтые глаза Сама начали фосфоресцировать, и он, наконец, уподобился настоящему привидению. - Но лично я ещё попашу, посею, помолочу!
- Мизер, - задумчиво произнёс Кирилл. - Что скажете, милостивые государи?
- Играй! - раздражённо отозвался Сам.
- Мы спорим о терминах, - вздохнул Владлен. - Термины могут быть какими угодно, а усталость духа, она первична, как материя. Я это понял, когда уже не мог говорить, мог только выть. Да и то лишь по ночам и на луну. Конец один. Одни довеселятся-дожируют. Другие дострадают-доголодают. Это окончательно, Сам. Какой бы материальчик не был предложен. Из экологической гнили новый мир не скроить, Сам. Тоже пас, Кирилл.
- Идыты вы на…! - выругался Сам. - Рынэгаты! Я своего имени со знамены нэ снымаю! - Снова пристально выставился в окно.
Леон уже не как уж, как крот врылся в тёплую, пахнущую сырой гнилью землю, в которой было отказано Владлену. Играли молча. Волна забвения по какой-то причине не накатывала.
- Как ты мыслишь себе продолжение, Сам? - подобно вору, объявившему об уходе на покой, но душой оставшемуся в банде, не выдержал лысый Владлен. - Исходные данные сейчас много хуже.
- Если даже доллар здесь бессилен, - хмыкнул в бороду Кирилл.
- Я крещу вас в воде в покаяние, - сказал Сам, - но Идущий за мной сильнее меня. Он будет крестить вас Духом Святым и огнём.
- Веришь в красного царя-крестителя? - иронически переглянулись Кирилл и лысый.
- Свято место пусто не бывает, - ответил Сам.
- И собеседование пройдено? - хихикнул Владлен. - Сам знаешь, на это место без собеседования никак.
- Нэ знаю, - потянулся Сам, - меня в известность нэ ставилы.
- Что-то не вижу никого на горизонте, - Кирилл, пародируя Илью Муромца с известной картины, выставился из-под ладони в окно.
- Вот же он! - ткнул пальцем Сам.
Все трое посмотрели светящимися шакальими глазами на пластунски припавшего к земле Леона с танковым прицелом у лица.
"Убьют!" - почему-то с тоской подумал Леон.
- Этот? - удивился Кирилл. - Жидковат для царя-крестителя. И опять же нервишки. Чего надумал - дробью в башку! Он, конечно, крестит в воде. Но сдаётся мне, не в покаяние. И не Духом Святым, а извиняюсь…
- Крестилка выросла, вот и крестит, - отечески заступился Сам, - но ведь и нас видит!
- Случайно, Сам! - энергично запротестовал лысый Владлен. - Сколько таких трясут крестилками, увидят что-то, потом свихиваются. Он же псих, Сам! Станет нормальный себе дробью в башку?
- И об этом будет в новом Евангелии, - меланхолично заметил Сам.
- А сочинит его обращённая из озера? - Кирилл выразительно посмотрел на Владлена, покрутил пальцем у виска.
- Кто спорит, Сам, - ласково, как больному, сказал Владлен. - Молодёжь - альфа и омега любого движения, любой идеи. Но нынешняя молодёжь безвольна и безыдейна. Ты посмотри на него, Сам, у него душонка, как простреленный карман. В нём нет того огня, что просиял над целым мирозданьем, и в ночь идёт, и плачет уходя. Нынешняя молодежь, Сам, ни на что не способна.
- Доллар её испортил, - сказал задумчиво Сам, - сильно, сильно испортил.
- На расстоянии, - уточнил Кирилл. - В сущности, долларов ещё и нет, а молодёжь уже испорчена.
- Вот только имя его мне не нравится, - вздохнул Сам. - Негожее для России имя.
Тут вдруг дико вскричал петух.
Тьма немедленно рассеялась.
Леон по-прежнему смотрел в прицел, но видел теперь залитую солнцем баню, спящего на лавке дядю Петю, сквернословящих, дующихся в буришку старшого, лысого и Сама.
- Пе-етька! - с трудом поднялся из-за стола, доковылял, шатаясь, до лавки старшой. - Петька! - засипел ему в ухо. - Двай бражки, Птька, у тьбя плный бдон. А, Птька, я принесу, лады? Ты чё, Птька, бу баня, как у… Ты спи, спи, я щас… - рухнул, как будто сзади незаметно подкрался чёрный Егоров с косой, поскрёб длинными когтями доски и ватих.
Лысый и Сам храпели за столом.
На следующее после затмения утро Леон проснулся от грохота, как будто в крышу заколачивали гвозди. Причём по всему пространству и одновременно.
Некому и незачем было заколачивать в крышу дефицитные гвозди.
Дядя Петя, впрочем, неконкретно намеревался содрать древнюю чёрную - одна тысяча девятьсот пятнадцатого года - дранку, перекрыть крышу оцинкованным железом.
Железа, естественно, не было.
Его должны были со дня на день доставить, так же как мифический трактор с Минского завода, десять тонн комбикорма, вагоны для овец и прочая, прочая, прочая.
Дядя Петя неплохо (на собственной шкуре) знал страну, в которой жил. Но в данном (насчёт доставки-привоза) случае почему-то терял чувство реальности. Вероятно было искажённое эхо, что только трёх создала природа, третьему просто невозможно было не привезти.
Дяде Пете следовало поменять в присказке Наполеона и Гитлера на блистательных сельских хозяев. "Только трёх создала природа: Плиния Младшего, Энгельгардта и меня!" Но он упрямо не желал отрекаться от душегубов. Линц снисходительно хмыкнул, когда Леон напомнил ему, трезвому, его же пьяные слова.
Вчера, когда дядя Петя, старшой, Сам и лысый выхлебали бидон браги и приступили к малопонятной Леону операции по разделению клея БФ на спирт и смолу, Леон высказал дяде куда более суровое суждение: "Миллионы алкашей создала в России советская власть. И ты - худший из них!" После чего, хлопнув дверью, ушёл на озеро.
И вот сейчас в крышу забивали сразу тысячу гвоздей. Неужто привезли железо и протрезвевшие дядя Петя, старшой, лысый и Сам принялись с утра пораньше за работу?
Леон выглянул в окно и решил, что сходит с ума.