– Мы все любили его, – продолжал филолог. – Я думаю, ему нелегко жилось. Он был слишком добр. Такие, как он, умудряются чувствовать одновременно и за себя, и за друга, и за муху на шее друга. И когда он увидел, что причиняет кому-то боль, – не смог себе этого простить, не смог с этим жить. Он нашел способ уйти. Как? Мы пока не знаем. Но он это сделал. А теперь являетесь вы со своим лицедейством и разыгрываете перед нами этот неблаговидный спектакль. Отдаю должное вашему искусству перевоплощаться. Вы ловко копировали Ивана. Даже Кун обманулся. Расчет прост: виновный в гибели координатора не выдержит столь изощренной пытки, и все раскроется. Вы не учли одного, что люди – не куны. Нас вам не удастся дурачить!
– Правильно, – отозвалась Маша. – Я, например, сразу его раскусила, – она замолчала, лукаво поглядывая в потолок.
– Я всегда говорил, что вы умница, – похвалил Сергей Анатольевич.
– Я действительно умница – согласилась Маша, – потому что ни минуты не сомневалась, что Ваня жив.
– А я не поверила… – призналась фрау Винерт, – и только сегодня поняла, что ошиблась.
– Интересно, что же вы поняли? – лицо филолога выражало досаду и жалость ко всем, кто мыслил иначе, чем он. – Надеюсь, вы не хотите сказать, что наш Иван и этот актер – одно и то же лицо? Разве вчера не его доставил сюда корабль? Послушайте, но это же сущий бред! Не может человек возвратиться туда, откуда не уходил, и начать что-то вроде нового дубля на станции! Кстати, самозванец выдал себя с головой: он не знал, где была каюта предшественника и спрашивал "кто там плачет?", потому что не слышал о куне.
– Сергей Анатольевич, разрешите вопрос, – подал голос Курумба. – За что вы меня сбили с ног и вдобавок чуть не прихлопнули этим "БА"-лбесом? – математик ткнул черным пальцем в угол, где лежал поверженный робот.
– Я вас сбил?! Не морочьте мне голову! Лучше скажите, откуда здесь "БА"?
– А это тебе знакомо? – фрау Винерт подняла разбитый экспресс-диагнозатор. Филолог задумался.
– Странно. Неужели я поручил "БА" доставить сюда пульт ЭксД и совершенно об этом забыл?!
– Доставить?! – усмехнулась женщина. – Вспомни, может быть ты поручил ему проломить этой штукой мне голову?!
– Ну это уж слишком! – запротестовал Строгов. – Вы приписываете мне злодейские намерения!
– А разве ты сам только что, не приписывал такие намерения Конину? Действительно, трудно поверить в то, чего не можешь себе объяснить. Когда мы увидели, что Ветрова снова жива, проще всего было уличить в ошибке автореаниматор, констатировавший Машину смерть. Но только что на наших глазах ты дважды бросался на штурм лазарета… и дважды пришлось тебя возвращать. Так, что, пользуясь твоими словами, это третий твой дубль появления в лазарете.
– Фрау Винерт, я отказываюсь вас понимать! – решительно заявил Строгов. – Кто это меня возвращал? И зачем?!
– Тише! – неожиданно крикнул Иван. – Что вы наделали!
Маша приподнялась, позвала: "Ваня! Ваня!" Глаза ее широко раскрылись. Она ловила ртом воздух. Хотела что-то еще сказать, но из горла вырвался стон. Нора Винерт склонилась над ней, обняла, подкладывая сзади подушки, зашептала через плечо: "Скорее, Иван, умоляю, что-нибудь сделай! Ты же можешь!" – и вдруг как-то странно обмякла, всхлипнула, повалилась вперед и на мгновение окаменела. Воздух не шелохнулся. Как-будто сменили кадр. Все осталось на месте… Только Маша, Конин и Зевс в новый кадр не вошли. Стало тихо. Казалось в палате таится кто-то невидимый и не спускает с оставшихся глаз.
Первой зашевелилась Винерт. Тяжело опираясь на ложе, она поднялась и села на одеяло, точно желая прикрыть собой опустевшее место.
– Вы что-нибудь понимает? – тихо спросил филолог. Курумба сидел прямой и безмолвный, вцепившись пальцами в подлокотники кресла.
– Вы что-нибудь понимаете?
– Обожди, Сережа, – сказала Винерт. – Никто не обязан все понимать.
– Я в ответе за вас! – настаивал Строгов. Что происходит? Куда они делись?
– Разве не видишь? Ушли.
– Бросьте шутки! На моих глазах они растворились в воздухе! Что теперь будет? Послушайте, ведь есть же какое-нибудь объяснение? Я даже готов поверить, что они переселились в другое время.
– Не говори ерунды! – остановила его фрау Винерт. – "Переселение во времени" такая же чушь, как, скажем, "переселение в любви".
– Вы меня совсем запутали!
– Сделай милость, Сережа, попробуй представить себе временной промежуток между событиями, то есть отрезок времени, в который ничего не происходит. Трудно? Невозможно! Потому что времени тут просто нечего было бы отсчитывать. А ведь такой провал мог бы длиться миллиарды лет, бесконечность!
– Если по-вашему время утратило смысл – изумился филолог, – что же тогда остается?!
– Я не сказала, что время утратило смысл. Но кроме него есть еще кое-что, – продолжая говорить женщина встала, одернула халат и поправила волосы. – Существуют праздники и катастрофы, дуновения и взрывы, раздумья и сновидения, иными словами, существуют события – множество разных событий, системы, лавины событий. Можно жить в их власти. Можно изучать их со стороны. А можно владеть событиями, научиться ими управлять!
– Так и есть! – рассмеялся Курумба. – Милая Нора, я ждал, когда, наконец, ты вспомнишь про "Вариатор событий", ибо только эта твоя гипотеза в состоянии объяснить, как Иван мог исчезнуть, проиграв заново свой прилет на станцию, как можно было дважды отменить появление Строгова в лазарете. Скорее всего "Вариатор событий" играл не последнюю роль и в спасении Маши…
– Ну, это уж слишком! – возмутился филолог. – Менять местами события, значит нарушать их причинно-следственные связи!
– Дорогой Сергей Анатольевич, – широко улыбаясь, говорил математик. – Когда вмешиваются в ход событий, возникают новые причины и следствия. Не трудитесь опровергать "Вариатор". Абсурдность его давно и фундаментально доказана. Так что вы здесь уже ничего не прибавите. Это лишь умозрительная модель: интересно, знаете ли, прикинуть, что было бы, если бы "Вариатор" существовал.
– А я бы рассуждала иначе, – сказала Винерт. – Если на глазах у меня происходят события, объяснимые только действием "Вариатора", то абсурдность надо прежде всего искать не в гипотезе, а в ее "фундаментальных" опровержениях.
– Еще бы, это же твоя гипотеза, – усмехнулся Курумба. – Однако не ты ли только сегодня призналась, что даже не знаешь, как к "Вариатору" подступиться?
– Я и теперь повторю. Но хотим мы того или нет, смеемся или опровергаем, не дождавшись нашего разрешения, "сумасшедший вариатор" уже существует и действует. Только я здесь, увы, не при чем.
– Ради бога, что происходит? – взмолился Курумба. – Нора, я вижу, ты что-то знаешь!
– Знаю?! Назвать это знанием я бы сейчас не решилась. Это скорее догадка или предчувствие… Вам когда-нибудь приходило в головы, что технические средства, которыми люди располагают, – всего лишь упрощенные модели, естественных, еще не успевших проявиться возможностей человека, по которым он учится думать и действовать, испытывается на зрелость, может быть, на человечность, – филолог хотел возразить, но Винерт не дала ему раскрыть рта. Волнение ее улеглось. Голос звучал, как обычно, твердо. – Эволюция продолжается. Не в этом ли ее магистральное направление? Не наступит ли день, когда человек, наконец, пройдет испытания, выдержит до конца все проверки, и природа взорвется неслыханной щедростью: мы откроем в себе возможности, о которых не смели мечтать… Как в любом деле и здесь кто-то будет первым – вырвется, опередив остальных, может быть на поколения и жизнью своей ответит природе, готов или нет человек принять ее дар!
– Это что ж получается?! – не выдержал Строгов. – Вы хотели сказать, что люди у госпожи природы – всего лишь промежуточный вариант, вроде обреченных на вымирание ящеров?
– Человек – такая сокровенная тайна, что даже масштабов его нераскрытых возможностей мы пока еще не в состоянии вообразить. Вот что, Сережа, я хотела сказать – отвечала Винерт.
5.
Город царапал небо шпилями. Над магистралью гудел разорванный воздух. А вокруг фонарей, как сотни лет назад, клубились ночные бабочки. На площади было много народа. Но Маше почему-то казалось, что все глядят в ее сторону. Возле пальмы под ноги ей бросился живой комочек. Маша присела: на теплом асфальте гарцевал маленький кун – веселый темнобурый щенок с козлиными ножками.
– Какой он милый! – поразилась она. Кун стрелял черными глазками и непрерывно вертелся: как всякий ребенок, он не мог ни секунды прожить без движения. Его короткая шерстка переливалась в лучах фонарей. Маша взяла щенка на руки и обратилась к спутнику: "Взяли?"
– Взяли, – подтвердил спутник, хотел погладить зверька, но тот губами поймал его палец и принялся остервенело сосать.
– Есть хочешь, маленький? – сказал рыжий. – Потерпи. Мы тоже проголодались.
Пересекая площадь, они направлялись к аллее фонтанов. Кун не выпускал изо рта аппетитный палец, а Маша улыбалась, представляя себе, что несет на руках не щенка, а маленького человечка, очень похожего на того, что шел рядом с ней.
– Что случилось? – спросил рыжий, заметив у нее слезы.
– Ты чудо! – одними губами сказала Маша. Было неловко, что ее такую неправдоподобно счастливую разглядывают прохожие. Она посмотрела вокруг и увидела, что из боковой улицы вливалась на площадь большая толпа, движение которой напоминало медленный танец. Кто-то вежливо попросил: "Будьте добры, отойдите в сторонку". Маша взглянула на спутника. Оба пожали плечами. На пути их вырос симпатичный дядя и, улыбаясь, сказал: "Извините. Не могли бы вы освободить это место?"
– Какое? – спросила Маша. – Мы ведь идем.
– Нужно, чтобы вы ушли поскорее.