Язык Жемайтиса отличался обилием санскритских фонем. Такой островок – заповедник индоевропейского праязыка сохранился на юге Прибалтики. На нем говорило племя высоких спокойных людей. У Эдуарда все было наоборот: небольшого роста, подвижный, он принадлежал к исключениям, которые лишь подтверждают правила.
– Я хочу ее видеть! – заявил Конин.
– Это ее убьет!
– Неужели я такой страшный?!
– Не в это дело. Простите, я не могу объяснить.
– Но кто же мне объяснит?
Щелкнул динамик внутренней связи.
– Эдуард, если вы еще в музыкальном салоне – это был голос Винерт, – подойдите скорее к нам.
– Иду! – крикнул Жемайтис, срываясь с места. Конин посторонился.
– Что же получается – думал он, – человек развил в себе музыкальное чувство слова, обрел дар поэтической дешифровки, позволяющей понимать любой незнакомый язык, не заглушая его природного аромата сухим переводом. Кажется сделано все, чтобы превратить общение людей в праздник… Почему же здесь оно доставляет мне только страдания?
3
Вернувшись в каюту, Конин взглянул на себя в зеркало.
– Что происходит? Кажется, я такой же смешной, как всегда. Почему от меня шарахаются? – он прикрыл глаза и опустился в кресло, вспомнив, как уже однажды не сумел понять человека и потом не мог себе этого простить.
Это случилось незадолго до выпуска из академии. Утром стало известно распределение, а после обеда он сидел в полупустом кафе, предаваясь мечтам. Назначение было желанным, но, не умея гибко перестраиваться, Конин всякий раз мучительно расставался со всем, к чему привыкал.
Обед подошел к концу, но вставать не хотелось.
На душе было чуточку грустно.
– Каждый стремится к счастью, – рассуждал Конин. – Но чтобы ценили его, жизнь предлагает нам колебания от радости к мукам. Эти качели изматывают, наводят порой на мысль, что человек сам не знает, чего добивается.
Кто-то спросил: "Тут свободно?" Иван кивнул. В кресло напротив, как бычок, пригнув голову, сел молодой человек с большим лбом. Не глядя, нажал кнопку выбора блюд. Сказал: "Назначение получили? Счастливчик! Завидую! Мне еще ждать целый год. Ничего, догоню!" – говорил громко резко, выкатывая глаза. На щеке наливалась кровью великолепная бородавка.
– Не догоните, – покачал головою Конин, подстраиваясь под "шутника". Тот подался вперед через стол. Глядел изподлобья.
– Могу я узнать, какая у вас программа?
Конин подумал: "Милый, до чего ты не кстати со своею "программой!"." Ответил не очень удачно: "Простите, я не машина, чтобы меня программировали". Бородавка дернулась. А кончики губ опали, как у трагической маски.
– Но жить без программы – то же, что спать!
– Навязался на мою голову! – вздохнул про себя Иван, вслух же сказал: – Ну что вам ответить? Приеду на место, осмотрюсь, разберусь в обстановке, начну работать – вот и вся программа.
– Я не о том! – "шутник" откинулся, положил ногу на ногу. – Невероятно! Люди не понимают элементарных вещей! – бородавка поблекла. Физиономия выражала скорбь.
– Не понимаю, – признался Конин. – О чем, собственно, речь?
– Наивная душа! – шутник сморщился. – Я могу разжевать. Начнем хотя бы с того, что вы не годитесь для нашего дела. Из вас не получится стоющего координатора! – бородавка вопросительно замигала. Камешек брошен – парень ждал не простого ответа, а взрыва.
– Рано судить, – зевнул Конин. – Возможно вы и правы.
"Шутник" навалился на стол.
– Мне вас нисколько не жаль! Таких, как вы, я называю сонными мухами. Вас можно вспугнуть. Но вы улетите на новое место, чтобы и там предаваться дреме. Вы не из тех, кто будит. Вы из тех, кого следует тормошить.
– Разве это имеет значение?
– Он еще спрашивает! Тот, кто тормошит, на десять голов выше. В его руках – лидерство!
– Как вы сказали?
– Лидерство! Есть такое словечко. Теперь оно не в ходу. Но в чем, как не в лидерстве – назначение координатора? Он в курсе всех дел, хотя и не тратит время на добывание сведений. Знания узкого специалиста ему не нужны. Менее обремененному интеллектом всегда легче стать вожаком. Если там, куда вас назначили, уже есть по штату начальник, – ему не до лидерства. Это занятый по горло завхоз. А люди не терпят отсутствия вожака. В любом случае находится кто-нибудь главный. И вот тут без программы не обойтись. Надо быть дьявольски ловким, чтобы предвидеть ходы и парировать козни!
Ивана больше всего восхищала серьезность "шутника", изображавшего какого-то невероятного типа.
– Я так не умею, – подумал Конин и, стараясь не улыбаться, спросил: – "Вожак" – это что-то из времен естественного отбора? Вероятно тогда лидерство что-то давало. Но какие преимущества лидер имеет сегодня?
– Власть!
Спустился "Рог изобилия" и оставил перед "ясноглазым бычком" пакет с заказанной им едой.
– А мне почему-то – признался Конин, – власть представляется невероятной обузой.
– Обузой может быть только ответственность, но власть – никогда! – пояснил шутник, разрывая пакет. В голосе его слышалось превосходство. – Эти две вещи не следует путать! Полная власть означает свободу, а значит, и право совершать бесконтрольные глупости. Но за это надо бороться! Впрочем, вам этого не понять.
Запахло жареными пирожками с мясом. В пакете они выглядели соблазнительно, и Конин подумал, что даже сейчас, уже отобедав, не отказался бы от одного пирожка. Бородавка на щеке парня весело семафорила.
– Я тебя раскусил! – шутник неожиданно перешел на ты. – Ты расплывшееся облако без цвета и запаха. Тебя можно брать голыми руками. Ты будешь терпеть, – шутник соскользнул с кресла и, улыбаясь, приблизился к Конину. – Ну что, бегемотик, не нравится? Или прикидываешься, что не слышишь меня своими свиными ушками? – он потрогал мочку ваниного уха. – Прелесть! Петушиная бородка!
Иван не знал, как вести себя, когда шутники начинают терять чувство меры.
– Оставьте ухо в покое, – попросил он, чувствуя, как напрягаются мышцы и темнеет в глазах.
– Ну ты, "идеальный человек"! Законченный круглый добряк! Каша рассыпчатая! Ты мне еще будешь указывать?! – "шутник" растопырил пальцы и полез пятерней в лицо. Конин отпрянул. – Боишься? – спросил шутник. – А ну встань, идиот! Кому говорят! – он размахнулся и сильно ударил сзади по шее. Конин только отбросил руку непроизвольным движением. Получив удар в челюсть "шутник" опрокинул кресло и закатился под стол. Иван хотел было посмотреть, что с ним, но парень, оставаясь на четвереньках, быстро-быстро перебирая руками, петлял между столиками и вскоре исчез.
Конин ушел к себе, бросился на кровать и долго лежал неподвижно, уставившись в потолок.
– Нет – думал он с грустью, – из меня в самом деле не выйдет координатора. Я ударил человека. Не хватило ума, чувства юмора, выдержки. Я действительно – "бегемот и каша рассыпчатая!" – с этими горьким мыслями он уснул. Потом еще несколько раз Конин видел этого парня издалека – в кафе, в актовом зале, на состязаниях. Если "шутник" ловил на себе его взгляд, то обязательно начинал издеваться: изображая панический ужас, пригнувшись, пускался в бега. Затянувшаяся шутка оставила горький осадок в душе Ивана.
Стон, разбудивший Конина, выхвативший его из каюты, превратился в долгий тоскливый вопль. Иван бежал, но ему казалось, он топчется на месте. Это было похоже на мучительный сон и длилось целую вечность, пока, наконец, он не уперся в дверь, за которой происходило что-то ужасное. Вопли стали отчаяннее. Створка была заперта изнутри. Кто-то бился об нее с другой стороны.
– Эй, откройте! – закричал Конин. – Откройте сейчас же! Что происходит?
– А вы как-будто не знаете? – произнес кто-то сзади. Иван обернулся, увидел Строгова. Филолог подходил, неспеша. В руке его позвякивал крышкой блестящий цилиндр.
– Неужели этот мучительный стон имеет какое-то будничное объяснение?! – подумал Иван.
– Вы в самом деле не знаете, что происходит? – еще раз спросил Сергей Анатольевич.
Конин развел руками.
– Не могу же я видеть сквозь дверь.
– Тогда не ломайте ее. И вообще, вам тут нечего делать. Ступайте в каюту.
– Уйду, – сказал Конин. – Только сначала узнаю, что там творится.
– Не советую. Это может для вас плохо кончиться.
– А для вас?
– Вот что, вы сейчас же уйдете, если не хотите иметь неприятности!
– Извините, вы очевидно, забыли: я координатор, и от меня не может быть тайн.
– Хорошо, оставайтесь. Только не говорите потом, что вас не предупреждали.
– Договорились.
Строгов приблизился к двери.
– Все-таки отойдите подальше. И не дергайтесь! – быстрым движением он вставил, повернул в замке ключ и нажал на ручку… Дверь распахнулась. Из каюты вырвалось длинное серое тело и, сверкая огнями, бросилось на Ивана. Координатор прикрыл голову, отвернулся. Что-то ударило его в спину, сбило с ног и придавило к палубе. Мелькнули изогнутые клыки. Конин лежал, ощущая затылком горячее дыхание. Стоило отнять руку, и лица коснулась живая мягкая ткань, подобная влажной губке.
– Зевс, назад! – крикнул Строгов. Конин рванулся, вскочил на ноги и только тогда увидел громадного куна. На Земле его называют еще львособакой. Ростом с теленка, взрослый кун обладает силою льва. Он бесстрашен. А чувства свои выражает голосом очень похожим на человеческий. Теперь кун не нападал, а прижимался к ногам Ивана и всхлипывал.
– Значит тебя зовут Зевс? Странно.
– Чего тут странного? – проворчал Сергей Анатольевич.
– Странно, почему не Юпитер, – Конин провел рукой по спине куна. – Что с тобой, Зевс? На тебе – кожа, да кости!
– Он ничего не ел с того дня, как мы потеряли координатора.