Никогда я не думал, что столь хрупкая вещь, как стекло, требует такого жесткого обращения. Оказалось, резать стекло куда тяжелей, нежели разбивать ломом бетон. Сначала как будто ничего, а потом от напряжения начинает неметь шея, не слушаются руки.
Раскроив несколько полос, я вытер заливавший глаза пот.
- Ну и ладно, - сказал Петров. - Теперь я. А ты прибивай рейки.
Больше по стеклу я не ударял.
Через несколько дней, когда мы застеклили все три этажа, Петров взял меня с собой устанавливать дверные переплеты в бытовках.
Мы долго ходили по нижнему этажу. Петров осматривал все, что сделано по плотницкой части. Вошли в одну из душевых. Петров любовно провел ладонью по облицованной кафелем стене.
- Ладно подогнано, - сказал он и добавил: - А между прочим, нелегкое это дело. Девчата наплакались с облицовкой, пока пошло.
Он крутил неокрашенные еще вентиля, становился под душевой рожок, подмигивал мне весело, мол, то-то хорошо будет тут помыться.
Я на это сказал:
- Нас-то тут и не будет, как душ заработает.
- Это верно, - согласился Петров. - Мы опять где-нибудь начнем с земли, с нулевого цикла. Такая уж у нас работа….
Когда я сказал дома, что подумываю, не стать ли плотником, у Оля в глазах мелькнул испуг:
- Ты? Плотником?
- А что?
Я хотел объяснить, почему выбрал именно эту профессию, но, к своему удивлению, не смог.
Оля поняла это как неуверенность.
- Я была на стройке, - сказала она, - но не видела там никаких плотников.
- Ну, как же! - возразил я. - Везде они…
- Да нет, я вообще-то не о том… Понимаешь, ведь столько современных профессий… Ты хотел стать монтажником…
- Хотел.
- В чем же дело? В наше время топором работать… - Она неуверенно пожала плечами.
Мама молчала, лишь внимательно смотрела на меня.
И тут я сказал Ольге о том, что заставило меня сделать выбор.
- Топором? Да я почти и не держал в руках топор. Был на пиле, потом стыки бетонировал с Заплеткиным, окна стеклили с бригадиром. Разная работа… На верхах и на нуле…
- На нуле?
- Ну да. На фундаментах. Плотников Петрова иногда даже называют бригадой нулевого цикла.
- Валерик, я просто ничего не понимаю в вашей работе. Выбирай сам. Только знаешь, откровенно сказать, мне бы хотелось, чтобы работа у тебя была не такой грязной. Я понимаю, стройка… Иначе и невозможно. И все-таки…
Мама вдруг встала и ушла.
Мы замолчали. И - услышали ее всхлипывания. Перепуганные, бросились в кухню.
Мама подняла голову, и мы увидели, что она улыбается.
Это было так неожиданно, так странно, что мы застыли, глядя на нее.
- Я боялась, когда ты начал, - тихо сказала она.
- Чего боялась?
- Всего помаленьку. Когда ты после первой зарплаты пьяный домой пришел, я подумала, это - начало. Начало беды… Шурик вон так никуда ведь и не прибился. Поработает две недели и опять - по подъездам. А теперь я вижу… Вижу… - И ее глаза снова наполнились слезами. - Э, да разве вы поймете!.. - Она слабо махнула рукой.
Меня уже не тянуло к ребятам, да и я был им теперь безразличен. Мы разговаривали вроде так же, как прежде, ведь времени прошло не так уж много, а я оказался где-то в стороне. Нет, я не чувствовал себя отторгнутым, выброшенным из близкой мне среды. Скорее, что наши пацаны вызывали у меня сочувствие. Впрочем, наверно, и они так же сочувствовали мне.
В тот вечер я встретил в подъезде Галку.
Высокая, красивая, с сумкой на длинном ремне, она показалась мне какой-то незнакомой, словно мы и не сидели с ней за одной партой.
- Валерик… - Она остановилась. - Сто лет тебя не видела. Как дела?
- Да так… - Я чувствовал себя неловко с ней. - Работаю. На стройке.
- Мне мальчишки говорили… И как? Нравится?
- Да ничего. Привыкаю.
- Почему не заходишь? - Она смотрела мне прямо в глаза, и я понимал, этот вопрос задан не просто так.
- А ты выросла…
- Это каблуки. - Она рассмеялась. - Нынче в техникум будешь поступать?
- Нынче нет. И вообще…
- Что - вообще?
- Нет, ничего. Мама нездорова… Понимаешь?
Она сразу посерьезнела и чуть тронула меня за руку:
- Заходи… Раньше все время бегали друг к другу. А теперь ко мне приходят только те, кого я не хочу видеть. Почему все так меняется?
- Как?
- Быстро… Приходят, мешают. А я готовлюсь к экзаменам…
- Шурик, что ли?
- Шурик. Да и все остальные какие-то надоедливые. Все одно и то же, одно и то же… Мальчишки просто не знают, чем заняться…
После встречи с Галкой я долго ходил по вечернему городу. Новым, непривычным было это отрадное ощущение, когда можно обо всем подумать, что-то решить для себя, когда никто не бубнит над ухом и не бренчит на гитаре. И темные громады лип напоминали мне лес, а подвижные тени ветвей под ногами - лесную дорогу к часовне…
У самой земли натянуты как струны сверкающие нити стальной проволоки. Везде развороченная земля, траншеи, трубы, кирпич, металл, железобетон. Все перемещается, все в движении. Лишь эти сверкающие нити стальной проволоки неприкосновенны: их далеко объезжают, осторожно переступают. Это - оси. Это как бы застывшие в воздухе зримые линии проекта.
Мы всей бригадой с утра устанавливаем опалубку по осям. Массивная деревянная коробка уже готова, доски надежно скреплены.
У Петрова выгоревшая куртка почернела на плечах от пота: коробка то осядет, то сместится в сторону.
- Что ни опалубка - вечно морока! - В голосе у бригадира улавливаю раздражение. - А чуть что не так - беда: как зальют сюда кубов полста бетона, тогда уж не подвинешь.
- Ну, как? - спрашивают снизу плотники.
- Самую чепуху осталось…
Я уже со злостью смотрел на острие отвеса, застывшего над забитым в доску гвоздем.
- Ну-ка, подай на меня еще маленько, - говорит Петров.
Мы разом наваливаемся на занозистый бок коробки. Чувствую, как в плечо впивается острый край доски, но жму что есть силы. Опалубка поддается. И тотчас сверху голос Петрова:
- Э, лишку, сдай назад… Еще немного…
Уже начался обед, а мы все возились с опалубкой.
- Ладно тебе, Акимыч, - устало говорит один из плотников. - Как окончательно закреплять будем, проверишь. Идем обедать.
Но Петров точным ударом обуха сам чуть сместил опалубку. Мы даже не ощутили ее движения, но острие отвеса оказалось точно под гвоздем.
- Теперь порядок.
Точно в двенадцать все плотники пришли к циркулярке. В буфет обедать никто из них не ходил.
Сидели на досках. Не то чтобы тесно, но и не порознь. Кто молча облупливал яичко, кто открывал бутылку с кефиром.
Выложил и я свой сверток, развернул, подвинул плотникам.
Петров увидел, что у меня в банке соленые грибы, оживился:
- Своего посола?
- Своего. - Я подвинул банку.
Он отсыпал из банки на свою широкую ладонь немного грибов и кинул в рот.
- Хороши. Черный груздь. Сам брал?
- С сестрой.
Он расспросил меня о сестре, о маме. Чуть улыбнулся чему-то, но чему - не сказал, и опять перешел на грибы:
- У нас вот свинушки хороши на жарку и на посол. А в иных местах грибы эти не берут, видно, не та земля…
Пообедав, мы напились ключевой воды. Олег Иванович добыл где-то старую бочку из-под кваса, ее починили, и каждое утро, подцепив к "Беларуси", привозили ключевую воду. Это была необыкновенная вода. Помню, первый раз я выпил сразу четыре стакана. Потом сам ездил за водой, сначала - чтобы посмотреть. Это оказался обыкновенный ручеек, вытекающий из травы. Но вокруг него теснилось много пчел, шмелей и ос, каких-то светлых паучков, красных стрекоз и мошек. В ложбине я осторожно зачерпывал воду небольшим ведром, стараясь не взмутить. Когда мы возвращались с водой, возле прорабской уже стоял Олег Иванович с графином…
После обеда плотники разошлись отдохнуть, а я подошел к Петрову:
- Василий Акимович, возьмите меня в свою бригаду.
Бригадир достал из кармана мятую пачку папирос, не торопясь закурил.
- Надумал быть плотником? А топор в руках держал?
- Держать-то держал.
- Видел я сегодня, как ты им орудовал. В охотку-то вроде ничего, а за день тяжелым он тебе покажется. Да и не все у нас по плотницкой - есть и земля, и бетон… - Он вдруг прищурился и наклонил голову набок. - А все же - почему в нашу бригаду?
- Ваша нравится.
И вдруг он ударил ладонью по доске, на которой мы сидели.
- Как нравится?! На стройке мы вроде затычки. Где чего трещит - в прореху сразу нас. Вот и затыкаем дыры. И работа плотницкая тяжелая. Иди-ка ты в монтажники. У них и механизация, и заработки повыше наших.
- Я к вам хочу.
- Однако ты упрямый. Ладно, давай так договоримся - мы еще на тебя поглядим, а ты - на нас.
Со стороны прорабской, торопясь и по-медвежьи переваливаясь, шел Толя. Издали видно было, как он плотен и крепок: массивные плечи, короткая борцовская шея. Подошел к Петрову:
- Василий Акимович, Олег Иванович всю бригаду зовет.
Когда мы вошли в прорабскую, там уже было полно народу. Многие курили. И как всегда, у входа на корточках сидел бульдозерист Беленький. Он подмигнул мне из-под низко надвинутой на глаза кепки. Шло собрание партгруппы с участием комсомольцев. За столом сидел секретарь партбюро управления Артюхин.
- Сейчас, - заговорил Олег Иванович, - нас интересует только один вопрос - темпы работ.