"Спи давай, солнышко", - говорил он.
И я засыпала.
Я подумала о Саре. После пары-тройки ярких моментов в самом начале ее жизнь в Нью-Йорке не задалась. Я готова была поклясться, что после ее последних визитов из моей миски с мелочью пропадали монеты.
- Не могу, Джейк. Я должна им рассказать.
Двое полицейских вышли из передней двери. Ботинки их были обвязаны белыми полиэтиленовыми пакетами.
- Что они держат? - спросила я.
- Бумажные пакеты.
- Бумажные пакеты?
Мы оба смотрели, как они несут пакеты к миссис Касл, зажав их в кулаках.
- Она приготовила им обед?
- Хелен, - произнес Джейк неожиданно сухо, - они собирают улики.
Мгновение мы молча сидели, потрясенные, и смотрели, как мужчины прикрепляют ярлыки к пакетам и убирают их в картонную коробку.
- Дело не только в тебе, - сказал он. - Я забрался на гриль сегодня утром. Я залез в окно.
- Я расскажу им правду. Это я тебя втянула.
- А почему я сам им не позвонил?
Я не знала, что сказать, и потому сказала то, что думала всегда:
- Потому что ты слишком хорош для меня.
Джейк уставился на меня.
- Это не поможет. Ты понимаешь? Мои отпечатки на окне, в подвале и на лестнице. Я не позвонил им, хотя должен был сразу после первого разговора с тобой.
Я кивнула.
- Прости.
Мы оба откинулись на сиденья.
- Постарайся дышать, - сказал он, и впервые единственной моей мыслью после подобного указания не было "иди ты".
Я задышала.
Услышав рев сирены на дороге, мы инстинктивно вжались в сиденья. Это была "скорая".
- Зачем еще одна?
- Еще одна кто? - переспросил Джейк.
- "Скорая".
- В той, что уже приехала, - коронер, - пояснил он.
Мы оба выглянули над краем двери.
- Она заворачивает к миссис Левертон, - сказала я.
Я обрадовалась. Воодушевилась. Как будто это отменяет скопище полицейских машин у дома матери. Как будто на самом деле миссис Касл стоит у нас во дворе и рассказывает, что предпочитает сперва поджаривать хлеб для сэндвичей и уж потом отрезать корки. Что сливочный сыр и лук-резанец, хоть к ним не сразу привыкнешь, всегда были ее любимым обедом.
- Там есть номер Эмили? - спросил Джейк.
- Что?
- Ты сказала, номер Сары над телефоном. А номер Эмили?
- Его нет, после случая с Лео. Эмили попросила меня убрать его.
- Твоя мать умела обращаться с детьми.
- Я убила ее, Джейк.
- Я знаю.
- Они ведь узнают?
- Возможно. Да.
- Как скоро?
- Не знаю. Скоро.
- Лучше бы я умерла вместе с ней.
Я не собиралась говорить и даже чувствовать это. И все же…
Он не ответил, и внезапно я задумалась, сказала ли это вслух или только мысленно. Я больше никогда не увижу мать. Я больше никогда не расчешу ей волосы и не накрашу ногти.
- Яд и лекарство - часто одно и то же, все дело в пропорции, - сказала я. - Я прочла это в брошюре, когда ждала мать у врача.
Я не сказала ему, что, на мой взгляд, то же относится и к любви. Мне хотелось коснуться его, но я боялась, что он отпрянет.
- В конце концов ей стало легче покидать дом. Я могла возить ее по врачам с одним только банным полотенцем. Ей понадобилось сорок лет, но она продвинулась от одеял к полотенцам.
Джейк размышлял, а я смотрела прямо вперед, на низкую бетонную подпорную стену, окружавшую парковку.
Я всегда не сразу узнавала его без собаки. Он потерял последнего из пяти спаниелей короля Карла два года назад и решил, что слишком стар, чтобы рискнуть завести еще одного.
- Собаки не понимают, когда мы покидаем их, - сказал он как-то раз, когда мы встретились на тротуаре у дома матери.
- Там мистер Форрест.
Я указала на щеголеватого старика на холме над подпорной стеной.
- Да, ее единственный друг, - откликнулся Джейк.
Вдали миссис Левертон погружали в "скорую". Медбрат держал какую-то капельницу, голова миссис Левертон торчала из-под простыни. Почти одновременно остановился дымчато-серый "мерседес", из которого вылез ее богатый сынок. С холма передо мной за происходящим наблюдал мистер Форрест. На нем были жесткие брюки в рубчик со стрелкой и серый фланелевый пиджак, под который, похоже, была надета целая куча свитеров и водолазок, чтобы не замерзнуть в непредсказуемую осеннюю погоду. Кашемировое кашне - он глубоко верил в кашемир - было плотно намотано на шею. Я знала, что ему по меньшей мере семьдесят пять. Он перестал заглядывать к матери вскоре после самоубийства отца.
- Думаю, нам надо уехать, - сообщил Джейк.
Я смотрела на мистера Форреста. Словно почувствовав, он повернул к нам голову. Его очки были теми же, что и всегда - в толстой квадратной черепаховой оправе, - и он мог разглядеть меня через слабо тонированное ветровое стекло чужой машины. Я сглотнула.
- Ты меня слышала? Я хочу, чтобы ты дала задний ход и уехала тем же путем. Быстро.
Кивок мистера Форреста в моем направлении стал одной из самых трудноуловимых вещей в моей жизни.
- Хорошо.
Я повернула ключ в зажигании. Осторожно дала задний ход и уехала.
О мистере Форрссте я ничего не сказала. Чувствовала, как воздвигается некая неотвратимость, но не хотела вглядываться слишком далеко.
- Поедешь в Уэстмор, - сказал Джейк, - а я позвоню Саре.
- И что ты ей скажешь?
- Ничего, Хелен. Я не знаю! - взвился он.
Мы ехали из города вдоль рельсов на подъездной дороге. Как беглецы. Это было ужасно. Мне ненавистна была мысль о том, что даже труп матери все еще обладает такой властью. Увидев прямо перед собой гравийную насыпь, я въехала на нее. Колеса прокрутились и замерли.
- Что ты творишь?
Я прижалась лбом к рулю. Оцепенела.
- Я должна вернуться.
- Черта с два.
- Что?
Никогда не видела Джейка таким злым.
- Я вернусь. Я расскажу им, что сделала. Ты будешь свободен и чист.
Слезы потекли по моему лицу, и я повернулась, чтобы выйти. Он перегнулся через меня, удерживая дверь.
- Не всегда дело только в тебе и твоей матери.
- Знаю, - прорыдала я.
- И нашим дочерям лучше бы не знать, что их мать убила их бабушку, после чего их отец запрыгнул в окно, точно какой-то рехнувшийся чертик из коробочки!
Поезд вырулил из-за поворота. Машинист громко загудел, увидев автомобиль так близко к рельсам. Машина качалась и дрожала, пока состав мчался мимо. Я завопила. Я орала все время, пока он проезжал мимо нас.
Когда все снова стихло, я печально уставилась на пустые рельсы. Глаза стали размером с булавочную головку.
- Я поведу, - сказал Джейк.
Я вышла и зашаталась, а Джейк обежал машину, прежде чем я успела сделать хоть шаг.
Он положил руки мне на плечи.
- Прости, если перегнул палку, - сказал он. - Я переживаю за девочек, понимаешь?
Я кивнула. Но мне казалось, здесь что-то не так. Дело не столько в девочках, сколько во всей его жизни. Его собаках. Его карьере. Ком-то, кого он назвал "малыш" по телефону.
- Твоя мать так много разрушила. Не знаю, что мы будем делать, но нам надо действовать конструктивно. Ты больше не в доме матери. Ты в мире.
Я снова кивнула.
Он обнял меня, и я позволила себе обмякнуть в его руках. Я подумала о трелях Сариного голоса на компакт-диске, который она записала для меня. О мечтах, которые она умудряется сохранять так, как я и вообразить не могу. Она приходила со мной в дом матери и описывала Манхэттен так, словно это было пирожное с кучей блесток. Но ей отключили телефон, и она обычно увозила от меня столько еды, сколько влезало в вещмешок со старомодной одеждой.
- Мэнни, - промямлила я в плечо Джейка.
Он ослабил объятие.
- Что?
- Мэнни.
- Кто такой Мэнни?
Внутри стало холодно. Сердце скользило в груди, как осколок льда.
- Он был у матери на побегушках, чинил всякую мелочовку по дому. То, что мы с миссис Касл не могли.
- И?
- С полгода назад я нашла использованный презерватив в своей старой комнате.
- Не понимаю.
- И мамина шкатулка с драгоценностями оказалась взломана.
- Он трахался в твоей старой комнате? С кем?
- Не знаю. Мы сменили замки. Миссис Касл знает об этом, и прихожане тоже. Я так и не заявила о пропаже драгоценностей.
- Зачем ты мне это говоришь?
Я смотрела на него и не знала, что сказать, чтобы это выглядело достаточно хорошо.
- О боже.
Он отвернулся и пошел прочь.
Я стояла у машины. Фактически я не думала о Мэнни с прошлой ночи. Помню, как положила руку на плачущего Будду, но выбросила ли его, или он все еще скромно сидит на моей полке?
Когда Джейк вернулся, лицо его было мертвенно-бледным.
- Мы сядем в машину, - сказал он. - Мы не будем говорить. Я отвезу тебя в Уэстмор. Когда с тобой свяжутся, ты удивишься. Не изображай горе. Когда полицейские до тебя доберутся, они уже узнают, что ты не стала бы горевать. Лучше изобрази оцепенение или что-нибудь в этом роде.
- Но я стала бы горевать, - возразила я. - Я горюю.
- Садись в машину.
Я села на пассажирское место. Джейк включил зажигание и осторожно подал назад по гравию, пока мы вновь не выехали на дорогу.
- Девочек я беру на себя. Не знаю, что им скажу. После того как подброшу тебя, я позвоню Эйвери и договорюсь пообедать с ним на неделе. Это подтвердит, что я приехал по делам.
- Джейк… - начала я.