* * *
Офис строительной компании "К-Вант" располагался на последнем этаже новой высотки на Гвардейской площади. Сама компания считалась московской, так как все директора были приезжие из столицы, появилась в Ростове недавно, три года назад и успела с тех пор заполучить всего несколько участков на застройку в городе. Вот только были эти участки настолько уникальны по своему местоположению и отсутствию каких-либо обременений, что местные строители лишь руками разводили, строя догадки, кто стоит за "К-Вантом" – мэр, губернатор, а может и сам полпред.
Ну а пока одни строили догадки, "К-Вант" строил высотки. Самая первая – на Гвардейской площади – уже была сдана, рядом заканчивалось фасадное остекление точно такой же башни, и оба этих здания заметно меняли ландшафт города и вид на него с Главного железнодорожного вокзала. И надо признать, что меняли далеко не в худшую сторону.
Офис занимал весь круглый верхний этаж, и в той его части, что обращена была к Дону, находились директорские кабинеты. В одном из них, расположившись в зоне отдыха у окна на всю стену, курили в креслах хозяин роскошных апартаментов генеральный директор Гай Оганесов и его соседка по общей приёмной – финансовый директор Ксения Стерлигова.
– Гай Гаевич, тебе уже звонил шеф? – стряхивая пепел, спросила Ксения, холёная молодая женщина лет тридцати, в безукоризненно стильном брючном костюме.
Генеральный директор хоть и был лет на пятнадцать старше своей коллеги, в отличие от неё вид сегодня имел совершенно раздолбайский: протёртые на коленях джинсы, полурасстёгнутая яркая рубаха и голубые замшевые мокасины на босу ногу больше соответствовали ростовской жаре за стеклянной стеной, чем прохладному офисному стилю финансового директора.
– Да был один странный звонок сегодня, – затягиваясь сигаретой, ответил он.
– Почему странный? – оживилась Стерлигова.
– Ну как почему… То нас шпыняют этим Сурб-Хачем, сидите, мол, тихо и не отсвечивайте, то, наоборот, активируют. И ладно бы дело стоящее было, а то так, мелочёвка какая-то – помочь парку, что вокруг монастыря, какую-то сцену там смонтировать, – пренебрежительно хмыкнул Гай Гаевич. – А ты чего спрашиваешь, Ксения?
– Ну, шеф и мне звонил на эту тему сегодня, – повела та идеально сделанными бровями. – Правда, мои мелочи посерьёзнее будут: помимо сцены, ещё и оборудование спонсировать придётся.
– Да ладно, забей и в голову не бери, – лениво протянул генеральный, отметив про себя, что шеф снова напрямую звонил этой стерве. – Ну сколько это может стоить? Три копейки – это же не Москва тебе, тут всё так стоит.
– Посмотрим… – многозначительно пожала та в ответ плечами.
– Это всё ерунда, Ксения, – затушил окурок в пепельнице Оганесов. – Ты вот мне лучше объясни, зачем мы раньше времени светимся на этом Сурб-Хаче? Я не пойму, мне что мало было неприятностей, когда сумасшедший музейщик у меня в этом самом кабинете скопытился? Еле замял, ведь…
– Ой, не напоминай, Гай Гаевич, – вздрогнув, невольно покосилась Ксения в сторону дальнего угла кабинета, где когда-то стоял, разбитый теперь, большой аквариум. – Хорошо, хоть шеф об этом не знает. Кто бы мог подумать тогда, что так всё закончится.
– Вот-вот! – перехватил он её взгляд. – Тогда не думали, и сейчас, судя по всему, не очень задумываемся. Столько бабок ввалить в "Монастырскую свечу" и теперь рисковать… Хотя, куда уж проще – затаись, пока землеотвод не сделают, пока последнюю подпись не поставят, пока ранним утром не выйдет пара бульдозеров на объект и не станет стройка необратимой.
– Ладно, что об этом говорить, – махнул рукой Гай Гаевич. – Говори – не говори, а шеф всё равно по своему сделает, у него ведь ещё и свои обязательства перед мэрией есть… Лучше скажи, как тебе мой прикид? – провёл он рукой по своей рубахе и хохотнул: – У меня сегодня с друзьями заплыв в глубину на Левбердоне.
"Наслышана я о твоих друзьях, кобель самодовольный", – подумала Ксения, которая хорошо знала как немолодую московскую жену исполнительного директора, так и его пристрастие к молоденьким ростовским девочкам.
– Ну, ты настоящий мачо, Гай Гаевич, – вслух польстила она, – трёхдневной щетины только не хватает.
– С этим всегда проблема, – согласился Оганесов, не сразу почувствовав её тончайший сарказм. – Вчера совещание в областной администрации, завтра в городской, а там, сама знаешь, мачизм не в почёте, приходится соответствовать… Так что только и остаётся выкраивать возможности в промежутках.
"Сука такая, нос свой суёт везде! Небось, глаз уже положила на моё место… И не сковырнёшь ведь по-тихому…", – думал Гай Гаевич, искренне улыбаясь своей коллеге, так как хорошо знал, что сидит на крючке у честолюбивой Ксении Петровны за её молчание.
Генеральному директору "К-Ванта" тогда повезло. Только невероятная оперативность "Скорой помощи" смогла отвести беду от компании, когда в кабинете Оганесова случился тот скандал. Но прибывшей по экстренному вызову реанимационной бригаде медиков предстала довольно неоднозначная картина: в дальнем углу кабинета на залитом водой полу, усеянном множеством осколков разбитого аквариума, среди мокрых водорослей и уже мёртвых золотых рыбок лежал без признаков жизни пожилой седовласый мужчина с чёрными как смоль усами. И хотя был он ещё жив, да и врачи сразу диагностировали сердечный приступ, у них были основания вызвать полицию для выяснения обстоятельств случившегося.
Белый как мел Оганесов, как мог старался развеять любые подозрения: рассказывал всем, что по делам армянской общины зашёл к нему старый знакомый из краеведческого музея Рубен Эдуардович Вартанян; лично суетился и хлопотал в ужасе, что умрёт тот прямо здесь; сам звонил в больницу скорой медицинской помощи и даже своему знакомцу, замминистра здравоохранения Ростовской области, отмечая расторопность приехавшей бригады медиков, не забывая при этом повторять, как его земляку – "уважаемому человеку" – вдруг стало плохо, как тот хватался одной рукой за сердце, а другой, падая, за стенку аквариума. Перед отъездом "Скорой помощи", Оганесов даже распорядился отблагодарить врачей за быстрый приезд, и Ксения лично раздала каждому по конверту с пятитысячными купюрами.
Но не только возможной смерти краеведа Вартаняна в своём кабинете боялся генеральный директор "К-Ванта". Не меньше пугал его тот факт, что в своём разговоре на повышенных тонах с обеспокоенным краеведом, невольно подтвердил он самые худшие его опасения, и теперь, когда Вартанян поправится и предаст всё огласке, под угрозой окажется самый дорогостоящий проект "К-Ванта" – элитный жилой комплекс "Монастырская свеча", который уникальной по замыслу высоткой совсем скоро должен вознестись на территории Сурб-Хача.
Полегче стало Гай Гаевичу, когда живым вынесли из его кабинета дядю Рубика, и уж совсем отпустило, когда через неделю, после операции на сердце, умер тот в больнице. А так как считал себя Оганесов приличным бизнесменом, то оплатил все расходы на похороны "уважаемого человека". Вернее, "К-Вант" за него оплатил. А Ксения промолчала.
Но Оганесов безбожно врал, конечно же с перепуга, когда называл дядю Рубика "старым знакомым". Это была их первая встреча, она же и последняя. Рубен Эдуардович звонил ему несколько раз накануне и, договариваясь о встрече, действительно, говорил, что хотел бы встретиться по важному для армянской общины вопросу. Для Оганесова же это был вполне привычный заход: так обычно просители всех мастей начинали свой скучный разговор о спонсорской помощи. Гай Гаевич ведь был обычным бизнесменом – не монстром, не ангелом – просьбы эти его давно не раздражали, ибо знал он, что помогать надо, но всем-то помочь нельзя, и потому помогал только тем, кто мог быть полезен или лично ему, или его бизнесу. А какая польза, при всём уважении, с замдиректора провинциального краеведческого музея, даже если тот, как и он, армянин по национальности?
"Ни-ка-кой!", – мысленно отвечал сам себе Гай Гаевич, и каждый раз придумывал уважительную причину, откладывая встречу с краеведом. Так бы и сошли на нет его звонки, на что привычно рассчитывал Оганесов, если бы дядя Рубик как бы случайно не упомянул в очередном разговоре Сурб-Хач. Лишь после этого Гай Гаевич заинтересовался. Вот только встреча с краеведом Вартаняном сложилась совсем не так, как он предполагал.
Высокий, худой, с пышной шевелюрой седых волос и глубокими залысинами на высоком лбу, густыми чёрными усами и открытым взглядом, Рубен Эдуардович совсем не был похож на смущённого просителя. Смутно напоминал он Оганесову какого-то учёного (наверняка, знаменитого, раз фотография, где тот показывает всем язык, так популярна), но что это за учёный и чем он прославился, Гай Гаевич так и не вспомнил. Зато отметил старомодную жилетку под двубортным пиджаком своего гостя (в такую-то жару!) и поскучнев (от такого "пиджака" быстро не отделаешься), приготовился, было, слушать пространный монолог о бедственном положении культуры в целом и конкретного ростовского музея в частности. Однако монолога после короткого приветствия не случилось.
– С вашего позволения, я сразу перейду к цели своего визита, – представившись, начал Рубен Эдуардович. – Не хотел бы отнимать ни у вас, ни у себя самого ценного, что у нас есть – времени. В моём возрасте это начинаешь понимать особенно отчётливо.
Столь деловой подход вкупе со старомодной витиеватостью речи музейщика понравились Оганесову много больше, чем его старомодный пиджак.
– Сразу видно культурного человека, – заулыбался Гай Гаевич и дружелюбно развёл руками, приглашая к разговору. – Слушаю вас, Рубен Эдуардович, внимательнейшим образом, – с удовольствием стал зеркалить он собеседника, выставляя напоказ свою респектабельность.