Дмитрий отказался от чая и поинтересовался у старой знакомой о ее теперешнем положении.
– Пока не работаю. Скоро, надеюсь, устроюсь. "Визиалу", вроде, нужны программисты.
– Если хочешь, я дам тебе работу. – предложил Дмитрий, и, хитро сузив глаза, добавил с лукавой улыбкой-ухмулкой: – Если денежки нужны…
– Денежки бы не помешали. – Ответила слегка удивленная Лара. – А что за работа? Уж не одноразовая ли?
– Мне не очень ловко говорить. – С наигранным смущением ответил депутат. – Но твоя внешность и харизматичность, прости, спровоцирует самого Иисуса Христа… Именно так. Разовая…
– Я как чувствовала, – С томной улыбкой ответила Лариса. Казалось, непристойное предложение ее ничуть не задело. – С того самого момента, как ты позвонил в дверь. Ты, может, лучше к Лене обратись?..
– Обращался. Она уже не занимается про… – Не договорив полностью слова, молодой политик потупил взгляд, на щеках его появились легкие румянцы. Чтобы как-то рассеять ощущение позорного ступора, он хлопнул ладонями по подлокотникам кресла, в котором сидел, и, резко вдохнув носом воздух, промолвил: – Прости.
– Лена не занимается проституцией. – С издевательской ухмылкой проговорила женщина. – А я, значит, занимаюсь!..
– Прости, Лариса. – В очередной раз извинился Дмитрий, направляясь к выходу. – Сейчас такие времена, такие нравы… Я даже батьке родному не верю. Прости. Я, ей-богу, не хотел подумать о тебе дурного…
– Да ладно. – Подумав с полминуты, ответила женщина. – Вообще, в таких случаях – когда хочешь предложить женщине деньги за интим-услуги – надо очень тщательно думать. – Проводив сконфуженного Дмитрия до двери, она добавила: – Притом, не только о себе и о теперешнем времени с его нравами, но и о той женщине, которой собираешься предложить разовую работу.
Пообещав своей старой знакомой впредь быть более вдумчивым, Дмитрий душевно распрощался с ней, пожелав спокойной ночи, успехов в будущей работе и полного ажура в семейной жизни.
– Мяч.
– Мишка. Медвежонок с мячиком. У меня была такая игрушка. Мне подарили ее на пять лет.
– Птица.
– Окно… – Дмитрий заметил во взгляде психотерапевта легкое замешательство, и пояснил: – Потому что полдня назад птичка дюбнулась мне в окно… Или так нельзя?
– Можно, чего ж нельзя. Политика…
При каждом ответе Грыма Николай Георгиевич вглядывался в его глаза, наблюдая за реакцией его зрачков.
– Государство.
Здесь психотерапевт заметил, как зрачки его подопечного заметно расширились, а лицо чуть напряглось.
– Любовь.
– Мама.
– Почему "мама"?
– Потому что мама меня любит больше всех. Еще бабушка. Но та, кажись, охладевает. Как узнала, что я скоро стану…
– Президентом?
– Прости, Николай Георгиевич, – военная тайна.
– Цветок.
– Роза. Я однажды подарил одну розу сразу двум девушкам. Одну розу – сразу двум, но ни от той, ни от этой – ни ответа, ни привета… Пришлось самому заявляться. Заявился – через десять лет.
– Ну и, пожалуй, хватит.
– Хватит?.. Я думал, это только начало! – Грым говорил, словно ругался, – отрывисто, резко и каждую фразу сопровождал недовольным взглядом в сторону Юганова. – Так готовился! Я в училище перед экзаменом легче себя чувствовал!
– Ну, если хочешь, давай еще… – как можно спокойнее предложил Николай Георгиевич. – Можно проверить способности твоей памяти, способность к раскрытию скрытых творческих способностей, способность к политической деятельности. Кстати, ты себя перед сессией как чувствуешь?
– Николай Георгиевич, ты глумишься! – Дмитрий Сергеевич сказал спокойно, но его взгляд выражал нечто среднее между ненавистью и подозрением.
– Ничуть. Ты мне платишь – я тебя лечу. И никаких вольностей. Ну, не хош – как хош. Давай поговорим тогда о чем хош…
– Давай поговорим о снах. Что бы это значило – снится мне, что я в саду у бабушки. Но сад этот намного красивее, хотя я знаю, что он должен быть попримитивнее. Будто бы это вовсе не бабушкин сад, а нечто райское. И остаться в нем хочется, и чувствую (не столько чувствую, сколько просто знаю), что просыпаться пора, и не буду больше никогда в этом саде. А остаться хочется – аж до боли в мозгу!
– Давай, я задам тебе домашнее задание?.. Только не говори, что опять глумлюсь…
– Да ну на фиг. Проехали. Давай свое домашнее задание.
– Ты напиши мне десять вариантов своего разъяснения этого райского сна, а я прочитаю…
– И что дальше?
– Дальше – мы будем работать, – с целью помочь тебе сбалансироваться психологически. Это будет началом. Идет?
– Идет. – После недолгого раздумья ответил Дмитрий. – Почему бы и нет. Я зайду к тебе в следующий четверг. О’кей?
– В любой день. Только звони за часа три-четыре.
– О’кей. Ну, до завтра.
Пациент размашисто хлопнул доктора по протянутой ладони и, пожелав всего хорошего, покинул его кабинет.
7
Выйдя на терраску, Василий Валерьевич посмотрел на хмурое небо с редкими перистыми облаками, закурил сигару, и неспешно подошел к воротам. Отодвинув металлический засов, он скинул крюк, закрывающий калитку изнутри, и побрел обратно к терраске.
Несколько минут пожилой мужчина стоял на крыльце, привалившись плечом к балке, выдувая сизые клубы сигарного дыма. Услышав классическую мелодию, он вынул из кармана спортивного костюма мобильный телефон.
– Да, Витя… Да, да, дома… Давай, заходи, сто лет тебя не видел… Недели две – это по-моему времени сто лет… Давай, Витек, жду тебя с распростертыми объятиями.
Через четверть часа Витек сигналил возле ворот Валерьевича. Сам хозяин участка в это время находился в гостиной. Стол был уже завален яствами. Наполнив чашки кофе из кофеварки, Василий Валерьевич побежал к воротам.
Витек, невысокий, лысоватый мужчина лет пятидесяти, в сером костюме, который делал его тщедушное тело еще более непривлекательным, вылез из автомобиля и, улыбаясь во весь рот, протянул старику руку: – Здравствуй еще раз, Василек. Сто лет ты меня не видел, да?..
Друзья тепло обнялись.
– Алкоголь не предлагаю. – Сказал Василий Валерьевич другу, входя в гостиную. – Ты за рулем. Правильно?
– Правильно. – Согласился Витек. – Давай-ка лучше кофейку завари.
– Уже. – Валерьевич показал на дымящиеся чашки. – Присаживайтесь, Виктор Иванович. Угощайтесь всем, что душе угодно. Мясца, правда, нет. Ну, ничего, зато, вон, пирожные, яблочки, персики.
– Да, – друг Валерьевича довольно улыбнулся, вкинул в рот кусочек яблока, порезанного "кувшинкой". – Яблочки, персики – получше мясца. Особенно в нашем возрасте. Да и вкуснее.
Друзья несколько минут молча ели, изредка прихлебывая кофе. Потом Виктор Иванович сказал:
– Был вчера на этой пьяной базе, где раньше наш товарищ Грым работал. Ему как раз вот там-таки самое место. Ты дай ему внепартийное задание – сходить на бывшую свою работу, пообщаться со своими бывшими товарищами по железному делу.
– А что, это бы и не помешало. – Сказал Василий Валерьевич после недолгого раздумья. – Ему это не помешает – для встряски. Пусть нутром ощутит свое геморройное прошлое, из которого его Костя Шанхай вытащил. А то он и Шанхая позабыл. А зря. Вот только что ему сказать?
– Скажи: акция – для укрепления легитимности партии. Или, думаешь, не поведется?
– Поведется, от чего же не поведется…
– С тобой-то хоть общается?
– Попробовал бы не общаться… – Ухмыльнулся старик. – А вообще-то…
– Что, уже не надо?
– Как-то жалко его. Жена от него ушла, постоянной подруги нет, с товарищами практически не контачит. Постоянно какой-то удрученный.
– Что-то я не припоминаю, чтоб он был женат…
– Пока по палаткам и ларькам шастал, жил гражданским браком. Потом его женщина от него ушла. А женщина хорошая – красивая, веселая, умная, работящая, без дури, по дискотекам никогда не шлялась, только так, на какую-нибудь культурненькую программку сходит – на разномастные танцы, на вечер певцов из близлежащих городков…
– Чего ж так?
– Это разве плохо?.. – Валерьевич от возмущения чуть не поперхнулся кофе. – Девке было уже за четвертак! В таком возрасте надо быть слегонца "того", чтоб зависеть от тусовок, дискотек, пьянок и по рукам ходить!
– Это ты прав. – Засмеялся Витек. – Безусловно, прав. Я говорю: чего ж она ушла-то от него?
– Не понравилось ей, что он будет связан с политикой. У женщин свои причуды. Ты ж знаешь…
– Знаю, но все равно не понимаю. Ладно, это дело их, женщин этих… А на базу свою пьяную пускай сходит. Это не повредит. Как ты считаешь?