– Пожалуй, буду рассказывать. – Не сразу и бесцветно ответил Дмитрий, глядя на плакат, висевший на стене позади Юганова.
На плакате был изображен пожилой сухощавый человек в белой рубашке, в квадратных очках, с курительной трубкой во рту.
Дмитрий медленно перевел взгляд с плаката на курительную трубку, лежащую под руками психолога.
– Это его трубка? – парень кивнул на плакат.
– Нет, это дубликат. – Ответил Юганов, вглядываясь в лицо пациента. Лицо Грыма было каким-то сонным, недовольным.
– Меня зовут Грымов Дмитрий Сергеевич.
– Так и есть, – психолог загадочно улыбнулся. – А я думал, обознался…
– Да. На плакате я выгляжу ярче.
– Ничего страшного. Все поправимо. – Николай Георгиевич изменился в лице, важно поднял вверх указательный палец: – Все поправимо – если поправлять. Правильно?
– Да. – Дмитрий вяло улыбнулся. – Только вот как это делать?..
– Если вы…
– Не называйте меня на "вы". – Мягко потребовал Грым. – Я еще ни депутат.
– Хорошо. Если ты, Дмитрий Сергеевич, озабочен этим, ты это сделаешь. Обязательно. Я помогу.
– Ты только помогай качественно. – Снова попросил Дмитрий, душевно улыбаясь.
– Разумеется. – После секундного замешательства ответил психолог. – Это моя работа.
Василий Валерьевич покачивался, сидя в кресло-качалке, потягивая сигару. Это был худощавый пожилой человек с широкими плечами и скандинавским мрачным лицом. Ему было шестьдесят два года, но сетки морщин на щеках, потухший взгляд и редкие седые волосы делали его на лет десять старше. Он сидел, откинувшись на спинку своего излюбленного кресла, скрестив руки на груди, беспечно оглядывая деревья в своем саду. Из сигары, зажатой в зубах старика, вился сизый дымок. Легкий летний ветерок нерешительно поигрывал сизой струйкой, аккуратно мотая её в разные стороны.
Услышав мелодию, Василий Валерьевич вынул сигару изо рта, и поспешно вынул из кармана шорт мобильный телефон. На дисплее телефона высветилось слово "кандидат". Старик, увидев это слово, сладко затянулся сигарой, затем выбросил её щелчком за ворота, и ответил: – Да, Дмитрий… Да, можно и сейчас зайти. Ничего, что на полчаса раньше. Ты ведь человек занятой.
Говоря эти слова, Василий Валерьевич ласково глядел на сизое облачко, которое ещё не успело раствориться, и довольно улыбался, отчего лицо его казалось чуть моложе и красивее.
– Ты ведь без пяти минут депутат. Заходи, дружок. Жду тебя. Жду с распростертыми объятиями.
Сбросив связь, пожилой мужчина положил телефон на кресло-качалку, и сошел с терраски.
Неспешно прогуливаясь по двору, старик услышал со стороны ворот тихий шум подъезжающего автомобиля. Василий Валерьевич ускорил шаг. Подойдя к воротам, он размашистым движением распахнул калитку, и заставил себя улыбнуться. Перед ним стояла черная "волга", из окна которой грустно глядел Дмитрий Грымов.
– Заходи. – Улыбающийся Валерьич поманил молодого мужчину к себе. – Варенье будем есть, чай пить. Спиртного нету, извини, не пьющие мы.
Грым медленно вылез из машины, протянул через окно водителю две купюры, и, сделав прощальный жест, направился к Василию Валерьевичу.
– Ну, дай обниму тебя, коллега. – Валерьич обнял Грыма, похлопал по спине. Грым в ответ лениво похлопал старика по плечу.
– Валерьич, я к вам ненадолго… – Дмитрий запнулся – оттого, что старец агрессивно прищурился. – Мне к психоаналитику нужно, к шести…
– Да, это тоже надо. – После недолгой заминки ответил Василий Валерьевич, подавляя возмущение.
Возле дома Василия Валерьевича стоял большой продолговатый стол с фруктами, нарезанным балыком, пирожками и дымящимся чайником. Старик усадил гостя за стол и разлил чай по чашкам.
За чаем Дмитрий подробно рассказал своему пожилому другу о психологе. Василий Валерьевич внимательно слушал. Потом спросил: – А он фрейдист?
– Нет. – Незамедлительно ответил Грым. – Никак нет.
Валерьич, заметив, что его молодой товарищ забеспокоился, сдержанно усмехнулся, надкусил пирожок, запил его чаем, и задал очередной вопрос: – Ты ему доверяешь?
– Да. – Снова незамедлительно ответил Дмитрий, но уже ни с беспокойством, а с недоумением. – С ним кашу можно варить. И общаться можно как с родным братом.
– Вот этого вот не надо! – Василий Валерьевич строго поднял вверх указательный палец. – Если он узнает, что тебе уготована дорожка в мэры… – Старик уронил руку на стол, и, вперив в приятеля грозный взгляд, постучал кончиками пальцев по столу. – Ты ведь не маленький. Сам понимаешь…
– Конечно не маленький. – Грым недовольно дернул плечом, поставил на стол чашку с чаем, из которой собирался отпить. – Конечно понимаю!
– Смотри, аккуратно, Дмитрий. – Старик в очередной раз погрозил юноше пальцем, но уже не как грозный наставник, а скорее как бдящий чувствительный товарищ.
– Тише воды, ниже травы. – Дмитрий сделал неопределенный жест рукой и осторожно улыбнулся старику.
3
Подойдя к дому тетки, Грым позвонил в дверь. Анна Владимировна открыла сразу же. Это была красивая женщина татарской внешности, чуть крупноватая, с умеренными округлостями в нужных местах. В свои пятьдесят четыре года она выглядела не старше сорока пяти. Бежевое платье с внушительным декольте и мелированные волосы, собранные в хвост, делали её ещё моложе и привлекательнее.
– Ну, заходи, депутат. – Игриво пропела Анна Владимировна. – Дайка я тебя поцелую хоть.
Одарив племянника крепким поцелуем, тетка велела ему чувствовать себя как дома, а сама ушла на кухню. Пока она шла, Грым медленно расстегивал пуговицы пальто, и бесстыдно любовался прелестями своей тётки.
На кухне тёти Ани дымились сковородки, на столе стояли тарелки с сырой рыбой, нарезанной тонкими кусочками, с тестом, с какой-то бело-желтой жидкостью, и с бордовым джемом.
– У меня ещё, как видишь, ничего не готово. – Извинительным тоном сказала Анна Владимировна. – Я погорячилась, не рассчитала…
– Всё о’кей. – Грым замахал руками, улыбнулся тетке. – Все как в лучших домах Лондона.
Дмитрий уселся на табурет, упершись спиной о стол. Анна Владимировна продолжила кулинарные хлопоты. Открывая крышку сковородки, она мельком глянула в зеркало, что висело сбоку от газовой плиты, и заметила вожделенный взгляд племянника. Понимая, что причина этого вожделения находится в ней, Анна Владимировна прикусила нижнюю губу и сокрушенно мотнула головой.
Грым, поняв реакцию тетки, перевел взгляд на окно – на клены и каштаны, с которых уже облетели почти все листья.
Созерцать осеннюю природу ему пришлось недолго – в дом явился супруг Анны Владимировны.
Василий Григорьевич вошел в дом, и, не разуваясь, вошел в кухню.
– Дай-ка, товарищ депутат, я тебе руку пожму.
Дмитрий встал, учтиво склонил голову, и вложил свою интеллигентную ручку в широкую мускулистую длань Васили Григорьевича.
– Ты, Димка, обожди малость. Мы еще не готовы…
– Обожду малость. – Димка сочувственно пожал плечами. – Какие проблемы…
– Молодец. – Василий Григорьевич положил ладони на плечи молодого депутата, и потряс его. – Вот таким и будь всегда. Теперь ты человек высокий, но…
– Ни черта я не высокий! – Дмитрий мягко прервал пожилого человека. – Я – исполнитель. Исполнитель социальных необходимостей.
– Вот это ты молодец. А ты с коллегами отмечал свое посвящение?
– Нет.
– А чего? Должна ж быть какая-нибудь светская вечерина?..
– Я не интересуюсь светской жизнью. – С вялой улыбкой ответил Грым. – Она – больше суетна, чем интересна.
– Это верно. – Согласился Василий Григорьевич. – Аня, тебе помочь чего?
– Нет. Я сама, пожалуй, быстрее буду. – С игривой улыбкой ответила Анна Владимировна.
– Тогда мы с товарищем депутатом пойдем, в картишки перекинемся. Димка, ты как?
– Я в картишки – не очень.
– В шахматы?..
– Это можно. Я как раз Михалыча давно не видал.
– Да, и он рад будет тебя повидать.
Михалыч, к которому собрались наведаться Грым и Василий Григорьевич, жил через два дома. Это был пожилой коренастый человек с круглым лицом и маленькими узкими глазками, скрытыми за стеклами квадратных очков-хамелеонов.
Услышав трель дверного звонка, Михалыч бросил газету, которую читал, и неспешно поплелся к двери.
Открыв дверь, он увидел своего товарища, и, улыбнувшись, протянул ему руку для рукопожатия: – А, здорова, Васька. Я знал, что это ты. И депутата с собой приволок…
– Здрасьте, Кирилл Михайлович. – Дмитрий пожал мускулистую руку Михалыча.
После чаепития, пустопорожних разговоров о погоде, о последних событиях, Василий Григорьевич заявил другу: – Киря, давай я тебя в шахматы сделаю…
– Ну, давай. – Не сразу и с трудно скрываемым недовольством согласился Михалыч.
Яков Степанович сдержал слово – обыграл товарища "в сухую". Раздосадованный Михалыч выбежал из гостиной, недовольно бурча: "Не мой сегодня день! Нет! Не мой!.. Чтоб я этому болвану проиграл!.." Через секунду он вернулся, с тремя фужерами и бутылкой "Кадарки".
– Не мой сегодня день! – Уже громко заявил старик, откупоривая вино. – Надо выпить с горя!
Пока Кирилл Михайлович разливал вино по фужерам, Дмитрий с Василием Григорьевичем увлеченно играли. Победа была на стороне депутата.
– Молодец, депутат. Дай бог тебе таких же успехов в работе. – Михалыч язвительно усмехнулся, и, похлопав Дмитрия по плечу, удалился. Через минуту он явился, держа в руке поднос с большой тарелкой, наполненной бутербродами с ветчиной.
Поставив тарелку на журнальный столик, на котором стояли фужеры с вином, Михалыч торжественно поднял фужер.