Выйдя из комнаты, Лена, уже переодетая в короткое светлое платье с вырезами на спине и груди, смерила Диму кротким гордым взглядом и, открыв входную дверь, сказала с привычной надменно-лукавой улыбкой: – Пойдём, мальчик, свалившийся с Луны…
Закрывая дверь на ключ, Лена ощутила, как что-то лёгкое коснулось её волос. Резко обернувшись, она заметила, как Дима быстро убрал руку от ее головы.
– Фетишист? – Снова улыбнулась Лена.
– Нет. У тебя очень приятные волосики.
Лена посмеялась со своего странноватого ухажера и предложила ему сходить в парк. Дмитрий согласился.
По дороге в парк Дима время от времени замедлял шаг, отставая от Лены на небольшое расстояние. Ему доставляло большое удовольствие смотреть на свою возлюбленную сзади. Лена шла элегантной лёгкой походкой. Её изящное тонкое тело чуть ли не полностью просвечивалось под полупрозрачным летним платьем.
Войдя в парк, Дмитрий присел на скамейку. Лена присела возле него и внимательно посмотрела ему в глаза.
Была прекрасная погода. Солнце освещало деревья и пышные кустики парка.
– Чего ты такой мрачный сегодня? – спросила она и, не дожидаясь от возмущённого парня ответа, прибавила: – Хотя ты всегда такой. Ты извини, Дима, я тут должна встретиться с одним человеком… – поймав очередной хмурый взгляд ухажера, она сдержанно усмехнулась. – С женщиной! Не хмурься! Так что ты… ну не обижайся… Приходи завтра. Хорошо?
– Хорошо, – буркнул парень и, резко встав со скамейки, быстрым шагом пошел прочь.
– Не обижайся, – с жалостью произнесла Лена ему вслед.
Парень не оглянулся, только ускорил шаг. Но Лену это только рассмешило.
Вечером Дима снова набрал любимый номер. В этот раз Лена ответила почти сразу: – Дима…
– Да, Лена…
– Я сегодня занята… Весь день… Что ты молчишь?..
Дима молчал, потому что уже не мог совладать с собой. Он убрал телефон в карман джинсов, забыв от гнева сбросить соединение, и быстрым шагом вышел из своей комнаты. Зайдя в гостиную, он сорвал трубку с домашнего телефона и набрал номер.
– Да, Сережка… – Ответил громкий бас из трубки.
– Дядя Паша… Это Дима… Сын Сережки…
– Ну, здравствуй, Дима. Как живешь?
– Не очень.
– Чего так?
– Вот Лену вашу люблю, а встретиться все никак не могу…
– Да, она у меня такая девка, гуттаперчевая, шебутная, семь пятниц у нее на неделе. Ты уж не серчай. Ты, главное, будь настойчив, но и сильной резкости тоже не надо. Не торопи любовь. Понимаешь?
– Понимаю. А где она сейчас?
– Сейчас она в "Хуторке"… Чего притих?
– С кем?
– С подружкой… Дима… Чего молчишь?
– Спасибо. До свидания. Всего хорошего.
Бросив трубку на рычаги, Дмитрий вихрем вылетел из дома.
Подходя к кафе "Хуторок", Дима увидел, как из него вышла Лена. Она шла целенаправленно к бордовой иномарке, что стояла на стоянке возле кафе. Когда она села в автомобиль, из окна водителя высунулась крупная волосатая рука с сигариллой меж пальцев. Бордовый "форд" плавно тронулся с места. – Да, интересная же у неё подружка! – возопил рассвирепевший Дима, глядя вслед набирающему скорость автомобилю.
В этот день Дмитрий сидел в "Хуторке" так долго, как никогда, и оставил там добрую треть своей зарплаты. Примерно половина этой трети была потрачена на пиво. Домой он вернулся уже ближе к полночи.
Возвращаясь домой, Дмитрий посмотрел на свои окна. В кухне горит свет, во всех остальных окнах его квартиры света не наблюдается. Это свидетельствовало о том, что его мать в отсутствие отца предается развлечениям в обществе другого мужчины.
Войдя в квартиру, Дима Дверь как можно тише закрыл за собой дверь. Затем он аккуратно, почти совсем не слышно, разулся и зашел на кухню. Никого… На столе пустая бутылка "Мартини", изогнутая тарелка с половинкой киви, салатница с остатками "оливье", и две рюмки. Край одной рюмки измазан темной помадой. Холодная ярость исказила лицо парня. Дима густо покраснел, скрипнул зубами, направился к комнате матери.
В комнате мамы он увидел то, что и ожидал увидеть. Мать мирно спит, прислонившись боком к толстому мужику с длинными усами. Толстяк размеренно похрапывает. Из музыкального центра льется "Вива форевер". Мамино нижнее белье висит на спинке кровати. На полу возле кровати валяются майка, носки и широченные брюки в полоску.
Дима густо покраснел, сжал кулаки, скрипнул зубами и ушел к себе. Включив телевизор на канал М-тиви, он швырнув пульт на кресло, сел на кровать. Песня чудаковато-танцующей Леди Гага немного успокоила его. Он лег на кровать, положив ладони под голову и, сделав глубокий вдох, закрыл глаза. Песня "Рамштайн" еще больше привела в покой взбунтовавшуюся психику парня. С его лица уже почти сошел румянец гнева. Взбив подушку, Дмитрий положил ее под голову и почти мгновенно уснул.
10
Проснувшись рано утром, Татьяна Владимировна неспешно оделась, и разбудила любовника. Толстяк проснулся не сразу – пришлось несколько раз хлопнуть его по круглой щеке.
– Доброе утречко, любовь моя. – Толстяк улыбнулся, щипнул женщину за бок.
– Жорик, давай-ка, иди домой, – ласково проговорила женщина.
– Понял.
Жорик встал, по-солдатски оделся.
– Давай, милый, – сказала Татьяна Владимировна, когда ее любовник выходил за дверь. – Созвонимся.
– Обязательно позвоню тебе, очарование мое.
Жорик улыбнулся, показав оттопыренные передние зубы с разрезом. Он поднял руку и хотел что-то сказать на прощание, но не успел – женщина уже закрыла дверь.
Войдя в комнату сына, Татьяна Владимировна застала Дмитрия в позе молящегося. Он стоял, сосредоточенно глядя на икону, висевшую в углу комнаты, и почти неслышно нашептывал молитву, держа перед лицом сложенные ладони.
– Благодаришь боженьку за хорошее утро? – Спросила мать, трогая сына за плечо. – Или за приятные сновидения?
– Уйди! – небрежно бросил Дима, отдергивая плечо.
Помрачневшая Татьяна Владимировна медленно отвернулась от сына. С минуту она стояла в ступоре, трогая лицо и глядя в пол стеклянными глазами. Потом ушла. Дмитрий, проводив ее грозным взглядом, продолжил церемонию.
Он решил обратиться к всевышнему с просьбой о том, чтобы все, кто приносит ему душевные невзгоды, стали лучше и добрее. К этим "всем", помимо его коллег по работе, относились и Лена, и Лара, и мать-блудница. Дима хотел, чтобы бог помог ему избавиться от влечения к Ларисе, которая почему-то притягивает его к себе, несмотря на то, что не прикладывает к этому особых усилий. Дмитрий был уверен, что это бес в Ларисе заставляет его тянуться к ней вопреки своей воле, и тот же бес заставляет лену вести себя неопределенно. В молитве он не называл дьявола никаким определением, но был уверен, что Господь поймет его правильно, если он скажет: "Помоги мне противостоять злокозненным чарам, мятущим мою душу", или: "Дай мне сил не желать того, что противно заповедям твоим". Также он просил у боженьки, чтобы тот помог его непутевой матери стать на путь истинный и перестать прелюбодействовать своему супругу.
Договорив свою долгую, и в то же время бездарную, молитву, Дмитрий сел в кресло и, уперев локти в колени, уткнул лицо в ладони. Так он сидел минуты две – пока не услышал шаги за дверью.
– Ты закончил? – спросила мать, входя в комнату сына. – Вижу, что закончил. Ты завтракать будешь?
– Не хочется, – грустно ответил сын, откидываясь на спинку кресла.
– Почему не хочется? – Спросила Татьяна Владимировна после недолгой паузы и, не дожидаясь ответа, сама ответила: – Нет аппетита… А как у тебя с Ленкой? Вы встречаетесь?
– Я точно не знаю, но… – Дима запнулся, помассировал лицо и неохотно продолжил: – Мне кажется, я ей нужен как тебе…
– Как мне? – женщина сказала спокойно, но по ней было видно, что она сильно возмущена.
Она подошла к сыну и, склонившись над ним, с укором произнесла: – Это почему ж ты так думаешь, сын, что ты мне не нужен-то?
– Я не договорил, – Дмитрий улыбнулся одними губами, глаза грустные. – Я ей так надо, как тебе – отец… Мне так кажется…
– Ага, – мать резко выпрямилась, задумчиво приложила указательный палец к губам, другую руку уперла в бок. – Вот, значит, как ты думаешь…
Женщина сложила руки на груди, подошла к окну. Недолго постояв у окна, она повернулась к сыну.
– Ты, конечно, имеешь полное право на меня обидеться… даже обругать, если хочешь… Но ты не прав, – мать поймала вопрошающий взгляд сына. – Это тот дядя…
– Не разговаривай со мной, как с ребенком! – крикнул Дима и стыдливо отвернулся – будто испугался собственных слов.
– Я вовсе не считаю тебя ребенком, – как можно мягче сказала мать. – Я хотела сказать, это тот… – не найдя подходящего слова, она засмеялась – сама с себя. – Это "этот" мне нужен, как ты – Лене… если ты, конечно, в этом уверен…
Татьяна Владимировна подошла к сыну, погладила его по голове, посмотрела в его хмурые глаза: – Не печалься, на твой век девушек еще хватит.
Мать взъерошила волосы сына и снова посмотрела в его глаза. Взгляд суров, но видно, что обида Димы потихоньку проходит.
– А как у тебя на работе дела? Ты после работы всегда такой мрачный…
– Плохо дела. Собираюсь увольняться. – Дмитрий поднял глаза на недоумевающую мать. – Эти бесноватые меня за… Надоели в конец!
– Бесноватые, – с задумчивой улыбкой повторила женщина. – Это как?
– Да, бесноватые! Они точно одержимые! Они на меня наступают постоянно! Раз нападают – значит, хотят подчинить себе, и в то же время защищаются! Защищаются – потому что чувствуют от меня угрозу…