Перед выходом группы на маршрут этот суровый укротитель, недвусмысленно дирижируя ледорубом, еще раз предупреждает о необходимости соблюдения строжайшей дисциплины и осторожности: идя по узкому каменистому серпантину, нужно помнить о тех, кто внизу, потому что даже небольшой камешек, выскочивший из-под чьего-то ботинка, может привести к ужасному камнепаду, как, впрочем, и громкие восклицания не в меру возбужденных туристок. На леднике нужно неустанно смотреть себе под ноги: коварные трещины, припорошенные снежком или затянутые тонким льдом, подтаивая днем, могут не выдержать – и тогда тебя даже искать никто не станет.
Туристы движутся на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Впереди инструктор и несколько крепких ребят с веревками и крючьями, которым придется утаптывать тропу, в середине все девчонки, а замыкающим парням предстоит подгонять отстающих, взваливая на себя и их поклажу. Дышать становится все труднее. Звезды постепенно бледнеют, но небо все еще кажется бархатно-черным на фоне мерцающего льда. И вдруг откуда-то снизу посыпались огненные искры, высеченные на снегу первыми лучами солнца. Группа уже вышла на траверз и двигалась в узком снежном коридоре высотой около метра. Справа медленно начал выползать огромный, докрасна раскаленный диск. Казалось, до него можно дотянуться рукой… А слева все еще оставалась кромешная темень.
Удивительный снег в горах: ярко-белый, крупнозернистый и на вид очень твердый. Совсем не такой, как у нас в Подмосковье – нежно-пушистый. И все равно его нестерпимо хочется лизнуть: пить-то нельзя. Глядя, как группа медленно ползет вверх, преодолевая один снежный "бархан" за другим и норовя нечаянно "забыть" по дороге хотя бы дрова, кажется, что ее покинули последние силенки. А тут еще развеселившееся солнце палит нещадно, расцвечивая горные вершины всеми цветами радуги, и хочется стащить с себя всю тяжеленную амуницию вместе с рюкзаком, намертво впившимся в плечи. Да и ноги бы отрубить вместе с проклятыми триконями. Мы с подружкой начали заметно отставать и плелись почти в самом конце "хвоста", подгоняемые неумолимыми замыкающими. А Приюта все не видно.
"Привал! Привал! Мы уже добрались до Кругозора!" – докатилось откуда-то сверху, и в то же мгновение живая цепочка из качавшихся на ходу голов замерла и исчезла в снежном коридоре. Все попадали, как костяшки домино, на снег, не снимая рюкзаков: потом в них не вставишься. Казалось, что никакие угрозы уже не заставят подняться с этого роскошного ложа. Как хорошо просто так лежать на приросшем к спине рюкзаке, спокойно вдыхать разреженный воздух, смотреть на бездонное ярко-синее без единого облачка небо и ни о чем не думать! "Как славно быть ни в чем не виноватым! Совсем простым солдатом…", – проникновенно звучал в голове голос главного московского барда Окуджавы.
"Хватит нежиться! Быстро встали! Кто отстанет – ждать не будем! Тут и закопаем, если что!" – эхом неслось по цепи обнадеживающее обещание инструктора. Последняя угроза возымела действие: такой и вправду закопает. С трудом поднялись на дрожащие ноги и, согнувшись в три погибели под ненавистным рюкзаком (и зачем в нем столько всякого ненужного барахла?), поплелись, шатаясь, вверх. Вот и осилили очередной подъем.
И наконец – о счастье! Впереди мелькнуло что-то темное, похожее на аэростат времен войны. Ну вот, уже и галлюцинации начались из-за неимоверной усталости и слепящего на солнце снега. "Ура! Приют!" – закричали самые догадливые, все еще не веря своим глазам. Трехэтажное каменное здание необычной округлой формы, обшитое стальными листами, и вправду напоминало чем-то серебристый аэростат. К нему вела пологая тропа среди бескрайней снежной равнины. Вот она, финишная прямая, которая всегда открывает второе дыхание в спорте, бросая в последний прорыв. А в жизни? Нет, об этом думать пока не хочется.
Приют одиннадцати, построенный энтузиастами под руководством тогда еще малоизвестного архитектора в конце тридцатых годов на высоте 4200 метров над уровнем моря, – последний базовый лагерь для альпинистов, штурмующих величайшую вершину Кавказа (5642 метра) Эльбрус, а для горных туристов это предел мечтаний, ну разве что кому-то из них удастся отсюда добраться еще до Скал Пастухова. Во время Великой Отечественной войны Приют защищали солдаты-альпинисты и кавалеристы, сражавшиеся здесь с отрядом немецких горных егерей "Эдельвейс". До сих пор в округе находят гильзы от патронов и искореженное оружие.
Чуть ниже основного здания – каменная дизельная, метеостанция и еще какие-то хозяйственные постройки. На первом этаже – большая кухня с огромной плитой, туалет, душевая, медпункт, на втором – комнаты с двухъярусными деревянными нарами, а на третьем обитель местного персонала. Говорят, что до войны это была почти что шикарная гостиница со всеми доступными по тому времени удобствами (радиосвязь, центральное отопление, водоснабжение и канализация) и научными лабораториями наверху. Теперь уже нет здесь ни дубового паркета, ни деревянных инкрустированных панелей, ни других признаков роскоши. Нет и научной лаборатории с уникальными приборами. Все разорили стоявшие здесь немцы. Но для альпинистов и горных туристов даже сегодня это одна из лучших европейских турбаз на такой высоте.
В лагере был народ – бывалые альпинисты, смотревшие на горных туристов снисходительно (одни из них готовились к выходу на маршрут, другие отдыхали, гордые своим покорением вершины), и… горнолыжники, в основном иностранцы. Горные лыжи были еще диковинкой в Союзе и стоили не меньше легкового автомобиля. Но как эти баре сюда попали? Не тащились же они, как туристы с альпинистами, с такими тяжеленными доспехами от самого подножия горы? Наверное, их закинули сюда на вертолете покататься на лыжах по девственным склонам. Интересно, а как обратно?
На кухне хозяйничали шумные жизнерадостные итальянцы. Запахи от их стряпни, шипевшей на плите, лишали проголодавшихся туристов последних остатков мужества, но от приглашения радушных творцов волшебного блюда разделить с ними трапезу пришлось отказаться – нельзя и все! Почему?! Так вкусно па-а-х-н-е-т… Пришлось довольствоваться своим "дежурным" блюдом – тушенкой с перловкой и анемично-бледным грузинским чаем. Снаружи, с подветренной стороны здания, на лавочках расположились перекусить насупленные немцы, скорее всего западные. Каждый доставал из своего рюкзака сухой паек с термосом и наслаждался "обедом" в одиночестве, стараясь отвернуться от своих же сограждан. Поразительно! Скорее всего, наше туристское понятие "общий котел" им неведомо. Бедные! Лишают себя такого удовольствия… даже если это всего лишь тушенка с перловой кашей.
На широких нарах при желании могли разместиться по два-три человека. Выбрав себе "лежбище", мы с подружкой отправились на кухню помогать дежурным готовить. Самое трудное – уговорить поесть вместе со всеми их мрачного "погонщика": он ни под каким предлогом не соглашался на тушенку и довольствовался весь путь сухомяткой – такой здоровый дядька! Оказывается, ему, мусульманину, нельзя есть свинину. Ну кто бы мог подумать, что где-то в нашей стране еще существуют подобные религиозные предрассудки! Неизвестно, были ли среди его подопечных туристов мусульмане, но все дружно протягивали свои алюминиевые миски за добавкой этой немудреной похлебки.
Глядя сверху, с площадки Приюта, на раскинувшиеся вокруг до самого горизонта бесконечные горные цепи, ощущаешь щенячью радость от того, что "Кавказ подо мною…", что удалось, преодолев себя, увидеть такое захватывающее зрелище, и в то же время испытываешь необычайное смятение, чувствуя себя мельчайшей крупинкой в этой величественной стране Белого Безмолвия. Как Гулливер на ладони великанши. Вот говорят, что человек – Царь природы. Какой там Царь! Сколько же в нас, таких слабых, смешных в своей заносчивости и столь недолговечных, злобы, зависти, суеты, мелочности и никчемности! Зачем мы стремимся в горы? Испытать себя? Или покорить их? Но горы не прощают самонадеянности "завоевателей". Они, словно космические проводники, помогают честно взглянуть на себя, протерев замыленный "третий глаз", и прикоснуться к Вечности, чтобы очистить свою душу от всего наносного, недостойного человека.
Лучи заходящего солнца начертили на ближних склонах лиловые треугольники теней, и Приют, как сказочный кораблик, будто закачался на пенистых волнах плывущих внизу кудрявых облаков. Стало прохладно. Пошел снег – пушистые мягкие "лапы", как в Подмосковье в феврале, нежно опускались на лицо и таяли на губах. Кто-то из ребят-туристов решил разбудить в себе горнолыжника, выпросив у местного начальства единственную пару. Втискивая свою ногу 43 размера в ботинок 41-го, он твердо решил проверить, что это за удовольствие. Никто из знатоков в этот момент не случился рядом, чтобы показать ему соответствующие движения и предупредить о "коварстве" этих лыж, которые без всякого предупреждения несутся вниз с огромной скоростью, не интересуясь мнением "ездока". Успели только хором крикнуть: "Па-а-дай на бок!!!". В сгустившейся темноте не было видно ни "трассы", ни неприметного ледового карниза под снегом, обещавшего неудачнику вечный покой на дне ущелья.
Вдруг что-то далеко внизу, будто у самой земли, загрохотало со страшной силой. Неужели лавина или камнепад? А вдруг землетрясение? Кажется, Эльбрус был когда-то вулканом? И в то же мгновение где-то под ногами заметались, грозно сверкая, огромные огненные стрелы. Я от страха закрыла глаза и вцепилась в чью-то руку. "Не бойся, смотри, какая красота и мощь! Сверху снегопад, а прямо под нами настоящая гроза! Такое редко увидишь, даже в горах!" Рядом со мной стоял тот широкоплечий парень, который благополучно избежал приземления на дне ущелья, и смотрел на трусиху смеющимися глазами в "девичьих" ресницах. Зелеными-зелеными.