Ближе к старшим классам носить галстук вдруг стало крайне немодно. Некоторые одноклассники порядком потешались надо мной. Я был последним в классе, кто все еще ходил в галстуке. Не то, чтобы для меня это бы принципиальный вопрос. Просто за долгие годы я настолько с свыкся с галстуком, что без него ощущал себя дискомфортно. И когда пришла пора примерить форму старших классов, - ее носили всегда без галстука, - я с сожалением расстался с этим атрибутом. Затем я всей душой стремился вступить в комсомол и партию. Но уже не сложилось. Сложная судьба страны, вдруг обновленной и отформатированной, как жесткий диск компьютера, диктовала новые условия жизни, сбрасывая в пропасть небытия прежние святыни, героев былых времен, отрицала мгновенно устаревшие советские устои.
* * *
Пионер - всем пример? Как бы не так. Пионеры в советское время воровали самозабвенно. Даже глагол такой был - спионерил. Впрочем, иногда пионеров ловили за этим занятием, и исключали из пионеров. Но чаще всего не ловили. А не пойман, как известно, не вор. А примерный пионер.
В школьной раздевалке перед физкультурой надо было тщательно следить за тем, чтобы в карманах не дай бог не осталось каких-нибудь денег. Потому что непременно пошарят - и найдут. Портфель тоже лучше было держать при себе. Покопавшись в нем, вор может обнаружить для себя что-нибудь интересное. Никогда не знаешь, что его заинтересует. Может, новенький пенал… А может, точилка для карандашей. В спортивных секциях тоже - даже в запертый шкафчик кто-нибудь может заглянуть.
С детства я усвоил простой и понятный принцип - чтобы у тебя ничего не украли, надо чтобы у тебя ничего не было. Расхаживать по школе в дорогих папиных часах, хвастаться новой ручкой, не такой, как у всех, с позолоченным пером, или красивым тиснением, - означает нацепить себе на грудь плакат: "Обворуй меня!". То есть - означает стать мишенью для воров.
Долго, очень долго мне пришлось потом вытравливать из себя эти детские привычки. Я заставлял себя носить дорогие часы, золотые запонки с драгоценными камнями, перстень на мизинце левой руки - в девяностые, когда это было модно. И все равно ощущал себя неуютно - под прицелом чьей-то нездоровой жуликоватой активности.
И все же "вор" тогда звучало оскорблением. Это потом, когда нахлынули лихие годы, воры в одночасье сделались уважаемыми гражданами. И каждый паренек мечтал хлебнуть с лихвой блатной романтики, и стать авторитетным вором. По счастью, эта уродливая мода искаженной общественной нравственности сошла на нет. Иначе где бы мы все были? По-моему, это уже перебор - проживая в воровской стране, считать, что жить надо по воровским понятиям, а не по закону. Хотя у некоторых, особенно в провинции, смещенный в девяностые моральный ориентир так и не обернулся правильным вектором. Как в былые годы, продолжают они растопыривать пальцы и вести базар по понятиям. Только по-настоящему солидные люди их уже не воспринимают. Точнее, воспринимают, но относятся свысока. Мол, мы вон какую дорогу с тех пор прошагали. А вы, как прежде, плететесь в хвосте, оставаясь в той же убогой местности.
Школа школой. Но как воровали в пионерских лагерях! Покруче. Там приходилось прятать деньги и все, что представляло хоть какую-нибудь ценность, под матрас, в ботинки, в носки. И все равно пионеры умудрялись припрятанное найти - и спионерить. Помню, в лагере я только и думал о том, как привезти маме какие-нибудь подарки. Я был ребенком, который дарить любит больше, чем получать. Неправильным ребенком. На все имевшиеся у меня деньги я купил ей сувениров - наклейки для кухни, тарелку с изящным рисунком и дешевенький браслетик из бусин. И все это однажды исчезло из моей сумки. Соседи по комнате высказались сочувственно, и только. Одного из них, про которого говорили, что он приворовывает, я схватил за плечи и стал ожесточенно трясти:
- Ты взял?! А ну говори! Ты?!
- Ничего я не брал! - закричал он. - Я всего один раз украл конфету… Это не я!
Тогда я решил выследить вора. Поймать его оказалось на удивление легко.
Днем, когда все пошли на обед, я забрался под кровать, и стал ждать. Вскоре послышались осторожные шаги, дверь в нашу комнату приоткрылась, по дощатому полу прошелестели знакомые босоножки. Я знал, кому они принадлежат. Мальчик Павлик был тихим и как будто сосредоточенным на своих мыслях. На самом деле мыслей у него почти не было. А сосредоточенность объяснялась тем, что ту редкую мысль, которая появлялась в его глупой голове, он обдумывал очень старательно - этот процесс давался ему тяжело. Мама Павлика была алкоголичкой. И в лагерь мальчика отправило государство… Павлик дернул из-под кровати чужую сумку, и принялся в ней копаться. Потом залез по очереди во все тумбочки. Тут его что-то спугнуло, и он быстро выбежал. Я вылез из-под кровати и поспешил следом. В коридоре Павлика не было, и я понял, что он скрылся в уборной - дверь в нее была открыта. Девочки жили в другом корпусе, так что туалетом пользовались только мальчишки. Он был устроен по-военному: четыре унитаза без каких-либо сидений и крышек (незачем баловать маленьких советских граждан), разделенных картонными перегородками. Я аккуратно заглянул в туалет. Павлик стоял на унитазе и что-то прятал в бачок, расположенный высоко, метрах в полутора-двух от пола. Я осторожно отступил, вернулся в комнату и закрыл дверь. Оставалось дождаться, когда Павлик уберется из туалета. Как я и думал, он сразу выбежал из корпуса - поворовал немного и отправился отобедать… В тайнике вора обнаружились несметные сокровища. Я нашел тарелку и браслет для мамы, наклейки, аккуратно упакованные в целлофановый пакетик, чтобы не промокли. Не только свои, но и чужие. Целую кучу наклеек. А еще - конфеты, ручки, ластики. И деньги. Денег было много, действительно много. Я столько никогда не видел. Сначала я забрал то, что принадлежало мне. Потом задумался. "Может, взять из тайника все остальное? И раздать тем, у кого оно украдено?.. А вдруг подумают на меня?!" От этой мысли меня прошиб холодный пот. Не хватало еще прослыть вором. Но что-то же надо делать с этим Павликом. Нельзя же все оставить как есть…
Я поймал Павлика, когда он возвращался из столовой. Припер его к стене.
- Ты - вор! - сказал я. - Я знаю, это ты крадешь у всех…
- Ты чего, вконец охуел?! - закричал Павлик. - Да пошел ты на хуй, Степка паршивый! Сам ты - вор.
От такого напора я несколько опешил, но процедил:
- Я знаю, где ты все прячешь. В туалете… В бачке…
- Ах ты! - Он вдруг изменился в лице, скривился и заплакал: - Это мое! Ты понял?! Мое! Отдай мне мое!
- Ты же это украл.
- Ну и что. Это мое. Все равно мое…
Тут он кинулся на меня с кулаками. От удара в нос в глазах полыхнуло, я на время ослеп от боли, сразу потекла кровь. Я тут же залепил ему в ухо. Потому что еще в детском саду привык отвечать ударом на удар - Мишка Харин приучил… Нас быстро разняли. Я кричал, что это вор. А Павлик обещал меня убить…
Вожатые быстро разобрались в этой ситуации. Я показал тайник Павлика, рассказал, как его обнаружил. Меня похвалили за бдительность. А Павлика даже не выгнали из лагеря, а просто перевели от греха подальше в другой отряд. Я регулярно встречал его. И он каждый раз показывал мне кулак.
Я привык думать с тех пор, что воры - это дети алкоголиков, у которых ничего нет. И по этой причине они воруют - чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие конфет и красивых вещей. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что ворами могут быть и ребята из вполне благополучных семей.
За хорошую учебу в третьем классе меня наградили билетом на Кремлевскую новогоднюю елку. Царский подарок. Попасть на Кремлевскую елку мечтали все советские дети. В школе в это время орудовал вор. Он регулярно обчищал карманы в раздевалках, тащил все, что плохо лежит, умудрился даже спереть деталь от пулемета из музея боевой славы Великой Отечественной Войны на третьем этаже. Я считал, что действует не вор, а воры. Потому что одному человеку не под силу украсть столько всего. Но я ошибался…
Надо было тщательно следить за своим билетом, а я зазевался, оставил его на большой перемене на парте. А когда вернулся в класс, билета уже не было. Разумеется, я тут же поднял шум. Стал расспрашивать всех, не видели ли они, кто подходил к моей парте. И собирался уже идти жаловаться к учителям, что, в общем-то, можно было делать только в крайнем случае, когда ко мне вдруг подошел Олег Муравьев.
- Это… Отойдем, пожалуйста.
- Чего тебе? - Брякнул я с раздражением. - Не видишь что ли, у меня билет пропал?
- Ну пойдем… отойдем… - Настаивал Олег.
Мы отошли в угол класса. И он вдруг протянул мне билет.
- На вот, - он выглядел смущенным.
- Откуда?! - схватив билет, радостно выдохнул я. - Я уж думал - все, не найду.
- Ну это… Это я его спер. А потом подумал - мы ж друзья, нехорошо это…
Я опешил.
- Ты?! Ты - вор?! - Для меня признание Олега стало откровением.
- Ну какой я вор?.. Я не вор, - Олег смущенно уставился в пол, глазки бегали.
- Ты - вор! - констатировал я громко и возмущенно.
- Слушай, Степ, - агрессивно заговорил Олег, - я же тебе его отдал! А мог не отдать. Сказал бы родакам, что это меня билетом наградили, да и все.
- Ты - вор!
- Да заткнись ты! - Олег сильно толкнул меня.
Я его в ответ. Дело кончилось дракой…
Мы не общались целую неделю. Потом как-то раз я шел домой из школы, и Олег догнал меня.
- Степк, - сказал он, - мир?
- Я не хочу дружить с вором, - ответил я.
- Да не вор я! - крикнул Олег. - Ты же не знаешь, что это… А это болезнь такая. Клептомания называется. Когда постоянно тянет что-нибудь украсть.
- Что это еще за болезнь такая? - спросил я с подозрением.