14 декабря: День, когда я, наверное, не должна уходить
– Останься, прошу, – говорит Виктор и смотрит на меня как-то странно.
Это уже его четвертая просьба остаться за последние две недели. Поначалу Виктор был внимательным Боссом – распорядился поднять заработную плату, грозился добавить штат и самолично следить за тем, чтобы позже восьми вечера я в офисе не задерживалась ("Продумывать концепции можно и в "Докере" под звуки блюза"). Затем выпытывал, как я могу быть равнодушной к увеличению заработка и чего же хочу от своей карьеры на самом деле ("Писатель?… Хм… Ну, сказала бы. Это же легко организовать – пиши тексты, агентству всегда нужны хорошие копирайтеры… Уже хотела так сделать?… А почему же не сделала?…") Потом подозревал, что я непреклонна, потому что уже связана словом с другим работодателем, и все допытывался, какой наглый клиент меня соблазнил.
Я же постоянно твердила одно и то же: мне важно жить своей жизнью, важно своей жизнью… своей… своей… без указаний, стереотипов и давления – своей. "Своей, Виктор, понимаешь?… Я знаю, ты можешь меня понять. Именно ты – можешь…" Во все остальное время, когда не вызывал меня на разговор в кабинет, Виктор, я ощущала это, меня игнорировал. Прежних взглядов не было, разговоров по делу – тоже, шутки прекратились, беседы "по душам" – и подавно. Я перестала его замечать в поле своего зрения, настолько невидимым он для меня стал, и я была уверена, делал он это намеренно.
И вот сегодня опять просьба. Только звучит она по-другому.
– Не уходи. Мне будет плохо без тебя… – Сказано прямо, откровенно, без обиняков, обвинений и подозрений. Но в моей душе от этих слов что-то переворачивается. Я понимаю, что он имеет в виду.
Но пойти на поводу у этой своей странной жалости не имею права.
– Мы можем общаться вне работы…
– Да?…
– А почему бы и нет?
– Наверное… Но у меня так никогда не работало. Если кто-то уходил, то – уходил. Чаще всего это были женщины.
Я вдруг не к месту думаю, что, вероятно, та, которая он и хотел, чтобы ушла, привязала его теперь накрепко.
– Сожалею.
– Да ничего. Пройдет.
Он умолкает, задумывается.
Я обвожу взглядом офис.
В последние дни я как-то вижу его по-другому: опэн-спейс теперь меня не раздражает, вечный гул сотрудников тоже, вид за окном кажется симпатичным, улица Лютеранская – родной и знакомой до мельчайшего кирпичика. Я уже скучаю за кафе в округе, обеденными посиделками в них с Кирой, кофе-паузами в кухне офиса, утренними летучками Дарьи. Даже сплетни и пересуды в курилке перестали бесить. В общем-то, неплохое у меня было место работы, неожиданно думается мне, и становится грустно.
Свою жизнь после увольнения из агентства я пока представляю слабо. И стараюсь не думать о том, что меня ждет и чем займусь (вернее, когда и как приступлю к "тому самому" – самому важному занятию, из-за которого я, собственно, и покидаю насиженное место: написанию романа. Или хотя бы систематизации уже исписанных сотен листков). Когда начинаю об этом размышлять, все тут же хочется свернуть, инициативы отменить, предложения Виктора принять – и, как говорится, будет мне счастье. Я отчетливо чувствую, как отрываюсь от привычного и ступаю на зыбкую территорию, имя которой не пафосное "мечта и свое призвание", а обыденное и приземленное – "блажь и выпендреж". Чем ближе становится дата "Ч", тем усиленнее мне приходится играть роль "искательницы себя". Однако это дается все трудней, ведь весь мои запал и смелость куда-то стремительно улетучиваются.
Впереди – неизвестность.
И это сейчас единственная реальность, которой мне надо прямо взглянуть в глаза. Все зыбко и туманно. Как бы я ни хорохорилась, не знаю, как поведу себя, что меня ждет, получится ли писать, хватит ли денег. Все это мне неизвестно.
А агентство, сотрудники, клиенты, Виктор – наоборот, очень знакомы. Это все родное, сколько бы я ни фантазировала на тему "как меня все это достало". Я хорошо их всех знаю, хорошо делаю свою работу (привычную, на которую потратила двенадцать лет жизни, работу!). Может, и правда стоит согласиться на копирайтера и увеличение зарплаты?…
Сейчас половина девятого вечера, все разбежались, Дарья уехала, в офисе только мы с Виктором.
– Сходим куда-нибудь? – спрашивает меня он и тем самым выводит из задумчивости.
Положа руку на сердце, могу признаться: мне Виктор, пожалуй, даже нравится. Не то чтобы я… Но все-таки. Что-то в нем определенно есть.
– Давай.
Мы направляемся в клуб "44" и остаемся там до закрытия. Сегодняшний джаз в клубе как нельзя лучше оттеняет наше настроение, прощальное у Виктора и смятенное у меня. Мы много танцуем, много молчим, много целуемся и уже вовсе не робко. Около трех ночи Виктор по морозному городу провожает меня домой. Мы обещаем друг другу не потеряться после расставания.
Пятница, 23 декабря: День прощания
На шесть вечера, в аккурат на время формального окончания рабочего дня, Виктор назначил совещание. До начала новогодних каникул остается неделя, и предполагается, что это будет итоговое собрание в агентстве, на котором объявят результаты года. Обычно после пространной речи Виктора и Дарьи для сотрудников наступает самый многообещающий момент – вручение годовых денежных премий и грамот вроде "Мистер Мегакреатив", "Душа компании", "Самый умный" и тому подобных. Чушь, конечно, но, получив эти нелепые титулы, все веселятся: стреляют из хлопушек, пьют шампанское, играют в "Мафию", устраивают танцы. Накануне Виктор попросил меня присутствовать на мероприятии, а Миша, который часто невесть откуда все про всех знает, проболтался, что в этом году номинация "Самый продвинутый рекламщик" – моя.
– Я собственноручно печатал грамоты и вписывал текст, – подмигнул он мне.
Ладно. Под занавес работы в агентстве звание неплохого рекламщика здорово поднимет настроение. А бонус по итогам года, я надеюсь, еще и приятно округлит кошелек шелестящими купюрами. И пусть это звучит как признание махрового карьериста, но я заслужила, черт возьми, эту награду. Три года жестокого вкалывания, недоспанные ночи, самое большое количество клиентов в агентстве, самая сильная команда и разбитая личная жизнь – вот итог моего пребывания в агентстве. А раз так, то кусок пирога мне полагается. Это справедливо.
– …гениальным копирайтером агентства в этом году становится Глеб Зозуля… Восходящей звездой пиара уходящего года объявляется Михаил Безбородько… Титул "Нереально крутого мастера" присуждается…
Виктор нарочно выдерживает театральные паузы, обводя взглядом замерших в ожидании сотрудников. От напряжения те вытягивают шеи и даже, кажется, забывают дышать и сглатывать слюну, пока не услышат очередное имя. Надев резиновую улыбку, чтобы не выделяться на фоне радостно возбужденных почти экс-коллег, я наблюдаю. Я всегда поражалась, насколько людьми легко манипулировать: работают примитивные ухищрения, которые всякие "доки" на полном серьезе называют "развитием корпоративного духа", "сплочением команды", "внутренней конкуренцией для выявления сильнейшего"… При этом часто вижу – вот что удивительно, – что людям это нравится. Нравится включаться в такого рода эксперименты, с готовностью откликаться на манипуляции, лишь бы быть "как все". Лишь бы быть своим в стае. Лучшим командным игроком, лучшим сотрудником, лучшим-лучшим-лучшим, но при этом… как все. Не выделяться. Не отходить далеко от правил. Не отрываться от стаи, но быть внутри нее.
В крупных компаниях эти правила, эксперименты, тренинги, соревнования и тому подобная чушь оправдывают наличие отдела по управлению персоналом (нередко о-о-очень многолюдного), сотрудники которого их придумывают. В малых компаниях, как в нашем агентстве, в такие эксперименты играют боссы, но и в том, и в другом случае, убеждаюсь я в который раз, они подменяют необходимость самостоятельно думать, ставить свои собственные цели, тянуться к собственным звездам… Впрочем, пока работала, я всегда относилась к таким вот экспериментам и опытам скорее как к игре – чтобы не свихнуться и не взвыть волком. Ничего не поделаешь: когда существуешь в стае, необходимо жить по ее правилам. Иначе нельзя – чужаков не любят и изгоняют. Единственное но: играя по законам стаи, я предпочитаю все-таки аккуратно вносить свои коррективы в эти самые законы. Тогда другие признают тебя авторитетом. А это дает право устанавливать собственные правила. Занятная в общем-то игра, только сейчас наблюдать за ней мне не по себе – несмотря на смятение, я уже все-таки потихоньку отделяюсь от агентства. Сейчас здесь сидит лишь моя оболочка и растягивает губы в резиновой улыбке – как и требует закон этого совещания. Душа моя, впрочем, мечется и тоскует, а предательские мыслишки вроде "зачем тебе свобода" пробивают хаос мыслей…
Я спохватываюсь: раздача титулов, похоже, завершилась. Мое имя объявлено не было.
Резиновая улыбка приклеилась к губам – я знаю, что иначе нельзя. Чувствую, что в эту самую минуту за мной наблюдает Дарья и злорадно-победоносно улыбается. Уверена, лишить меня награды – это ее идея (наверное, считает, что таким образом мне в последний раз мстит). Только вот вовсе не уверена, что Виктор об этом не знает. Зачем он тогда просил меня поприсутствовать?… Чтобы публично унизить? Или они вдвоем таким образом наказывают меня за увольнение и за то, что в агентстве последние несколько месяцев сидел лишь мой фантом?…
Я уязвлена.
А Виктор тем временем надевает колпак Деда Мороза, берет в руки держак от дворовой метлы (вероятно, изображая посох), как в детском новогоднем утреннике ударяет им о пол и подзывает Дарью. Та набрасывает накидку Снегурочки, берет красный полиэтиленовый пакет, который, похоже, служит мешком для подарков, и вытаскивает первый конверт.
Раздача премий сотрудникам начинается.