* * *
Когда я поделилась новостью о Татьяне и Гоа в агентстве, Миша сказал: "Тю, не понимаю я таких резких па… Что ей там делать?" Дарья заявила в своей несколько хамоватой манере: "Пусть катится, куда хочет". Еще одна лидер другой группы в агентстве Инга сказала: "Каждый развлекается, как может. Лишь бы этот ее наследник оказался адекватным". И даже Кира, кстати, тоже не разделила мой восторг: "Я бы так не смогла. Померла бы от тоски благословенного безделья, дорогая… Пару дней – это да, но пару месяцев?…"
Пятница, 20 ноября, 12:30 (международный аэропорт Жуляны, в ожидании рейса)
Я люблю летать. Вернее, не так: ненавижу в течение бесконечных часов на высоте десяти тысяч метров над землей трястись в воздухе от страха за свою шкуру, лишь бы не отвалилось крыло, не отказали двигатели, не запуталась птица в винте пропеллера. Но обожаю предвкушение новизны, обострение всех органов чувств и новый опыт, который приходит в дальнем пути. Если бы во всем мире одновременно отменили все кордоны, таможни и визы, я бы жила сразу везде. Пару месяцев в Киеве, пару месяцев в Италии, немного – на Камчатке, куда мечтает попасть мой отец, или в Китае, немного – в затерянной рыбацкой деревушке где-нибудь на безлюдном берегу Атлантики или в горном поселении Юго-Восточной Азии. Обожаю смотреть, как жизнь течет по-другому – другой распорядок дня, другие традиции, другие ценности… Хотя, конечно, основные ценности во всем мире одинаковы: собственный очаг, окружающие сограждане или соплеменники и человек (иногда несколько), который делит с тобой кров и жизнь, и у вас с ним, возможно, есть дети.
На рейс я уже зарегистрировалась, по дьюти-фри прогулялась, до посадки в самолет времени еще очень много – рейс задерживается, и, похоже, авиакомпания не может сказать точно, на сколько именно, – самолет еще даже не вылетел из Лондона. Я доедаю бургер, который выдали сотрудники авиакомпании в счет компенсации за задержку, и сижу в зале ожидания с книгой в руках. "Любовь живет три года" – объявляет Фредерик Бегбедер синими буквами на обложке своей тоненькой книжечки. Я ее читаю, закутавшись в шаль, у огромного окна терминала, и мне сейчас по-особому уютно, и нисколько не заботит опаздывающий рейс – я не тороплюсь.
Вообще, я заметила, что в пути по-другому читаются книги. Даже любовные романы или примитивные детективчики и те имеют для меня особый привкус – привкус стойки аэропорта, рядов сидений в зале ожиданий, бургеров и капучино из автоматов, парфюмных ароматов, густо стоящих вокруг дьюти-фри. "Пережитки советского прошлого, – однажды сострила Кира. – В сравнении с родителями для нас границы открыты, но до сих пор в подкорку впечатано, что где-то там – лучше и интересней, чем у нас. И выехать посмотреть "как там" – это особый кураж… Аэропорт – как ворота в лучшую жизнь". Вспоминая своего отца, не могу не согласиться – возможно, в Кириных словах что-то есть. А, может быть, это я шальная, и даже родись я на мизерном островке где-нибудь в Микронезии, то все равно бы мечтала расправить крылья.
– Алло?… – это Кира. Легка на помине. – Как ты? Я обещала тебе позвонить, когда ты будешь в аэропорту.
– Привет.
– Вот звоню. Так как ты? Через пару часов для тебя сбудется моя мечта.
– Может, не через пару, а дольше – рейс задерживается. Но надеюсь Лондон все же увидеть, – у меня до сих пор осадок из-за отказа ей в визе. Все-таки это была ее мечта, а не моя!..
– Да?… Ч-черт, и тут не везет. Похоже, мы Британию не возбуждаем, – шутит Кира. По-видимому, она уже оправилась от отказа во въезде. – Приедешь, напейся в "Рэд Лайоне". "Википедия" говорит, что это один из старейших баров Лондона. Ему несколько столетий и он – легенда.
– Хорошо. Ты бы что заказала?
– Эль, к-конечно. Какая Британия без эля?
– Идет. Выпью эля – отпраздную твою мечту.
– И пофлиртуй с парнями – мне страшно интересно, какие они, горячие британцы с особым английским юмором, – Кира продолжает шутить, и я чувствую, что она на том конце провода широко улыбается. – И за меня, и за себя – тебе это на пользу.
– Ладно.
– Ты же помнишь, европейцы считают украинок одними из самых красивых женщин в мире.
– Помню. Я даже специально подстриглась и маникюр сделала.
– Да-да, не ударь в грязь лицом.
– Кстати, не знаю, что они в нас видят особенного, европейки ведь тоже красивые.
– Да?…
– Ну, я не бывала в Северной Европе, в Скандинавии, не очень помню женщин из средней полосы вроде немок, голландок и австриек. Но в Южной Европе полно красоток, поверь мне. Взять, к примеру, итальянок – куколки, а не девушки. Яркие, выразительные, открытые – глаз не отвести. И одеваются красиво, там полно магазинчиков с интересной одеждой. Правда, итальянки не брезгуют солнцем, поэтому уже к сорока-сорока пяти многие иссушаются, как вобла. Но молоденькие очень даже привлекательны. Американки тоже, к слову, симпатичны, хоть стереотипы говорят о них обратное. Я стольких красавиц видела на Манхэттене, чуть голову не свернула.
Кира в трубку хихикнула.
– Нет, правда-правда. Идешь по Бродвею, а тебе навстречу белые, темнокожие, мулатки, креолки, азиатки… И все – слышишь, решительно все! – аппетитны: ухоженные лица, подтянутые попы. Я засматривалась.
– А как же лишний вес из-за гамбургеров? – в голосе Киры я слышу легкое сомнение.
– Ну они, может, и не такие худышки, как славянки, но попа в объеме, как у Венеры Милосской. То есть, может быть, действительно чуть пышнее наших стандартов, но не все так плохо. А вот талии при более округлой попе уже. Так что американки, поверь, – вполне.
– Ладно. Только все говорят, что Манхэттен – это не вся Америка, – Кира, похоже, решительно не хочет сдавать позиции славянок в мировом рейтинге красоток.
– Может быть. Я дальше Нью-Йорка не выезжала. Разве что слетала во Флориду. Но и там женщины красивы.
– Ясно. Все же на этот раз, в Лондоне, прошу тебя больше смотреть на парней, а не на девчонок. И флиртовать тоже.
– Обещаю.
– После поездки жду отчета – со всеми пикантными подробностями.
– А вот этого не обещаю. Отчета может и не быть – ты забыла, что апокалипсис надвигается?
– Точно!.. Ну, тогда отрывайся по полной – жалеть о содеянном все равно будет некогда
* * *
Мы уже приземлились и поаплодировали пилоту за успешный полет. Подъезжаем к терминалу. Пожилая дама, сидящая рядом со мной в салоне, сворачивает свое вязание ("Носки для внука вяжу. Они в своем несчастном Лондоне нигде таких не купят – ручной вязки из овечьей шерсти, хоть по сибирским морозам разгуливай". Я молча киваю из вежливости, не уточняя, впрочем, почему Лондон несчастен и где это в Британии виданы сибирские морозы); сосед справа складывает газеты и потягивается, выгибая спину ("Приехали"), повсюду в салоне, несмотря на просьбы пилота и стюардов не пользоваться мобильными телефонами до полной остановки, тут и там проигрывают мелодии включаемых сотовых и слышны голоса: "Мама?! Мы долетели, все нормально. Я тебе потом позвоню…".
Все готовятся к выходу. Когда самолет наконец останавливается, почти все сразу торопятся выйти и в проходе образуется толчея. Вскоре я остаюсь в салоне почти одна, не считая нескольких таких же неспешащих пассажиров. Встаю и замечаю на полу клубок шерстяных ниток и начатую вязку на спицах. На всякий случай поднимаю – попытаюсь найти женщину на паспортном контроле, иначе ее внуку не суждено будет в несчастном Лондоне спастись от сибирских холодов.
После часа в пути автобус, доставляющий прибывших до города, останавливается, водитель глушит мотор.
– Конечная, – объявляет он. – Далее автобус не идет. Не забываем свои вещи в салоне и багажном отделении.
Я выхожу из автобуса и растерянно озираюсь в ночной темноте: где мой отель и куда идти, даже приблизительно не представляю.
– Экскьюз ми, сэр, – обращаюсь к очень крупному и добродушному темнокожему водителю. И вдруг чувствую, как все мои познания английского словно выветрились – не могу двух слов связать, стою и только и могу, что протяжно "экать". Ужас. На помощь приходит жестикуляция, и кое-как я справляюсь с вопросом. "Э-э… Сэр, э-э… Виктория стейшн далеко, сэр?… Э-э…" – выдавливаю из себя, рисуя в воздухе руками, как бы мог выглядеть вокзал.
Глупейшее зрелище: мои нелепые жесты и, подозреваю, пунцовое от смущения лицо. Что за странный парализующий всплеск адреналина? Куда делись десять лет изучения английского в школе, два года – на курсах, пять – в институте по специальности "переводчик", экзамены на международные сертификаты, переведенная книга и семь лет переводческой практики?…
– Виктория стейшн – туда. Вам необходимо вернуться метров на сто назад. Вы этот вокзал не пропустите.
– Ага… А улица Варвик-вэй?
– А вам куда, собственно, нужно?
– Вообще-то, на Варвик-вэй, отель "Стар". Это где-то в районе Виктории. Вроде…
Водитель смотрит на меня снисходительно своими огромными, чуть коровьими, добрыми глазами. Затем вдруг касается моей руки и увлекает за собой:
– Идите за мной.
Мы подходим к уличной карте. Водитель объясняет, где именно мы сейчас находимся, и показывает на карте, как найти Варвик-вэй – в совершенно другой стороне от вокзала Виктория.
– Спасибо вам, огромное… сэр… – я потихоньку прихожу в себя и уже снова могу слепить английские слова в простые предложения.
– Пожалуйста. Вы здесь в первый раз?
Утвердительно киваю.
– Добро пожаловать. И простите, мисс, мне надо идти. Я уже должен отъезжать от остановки.
– Да, конечно… Спасибо.