Я чувствую, что решение у нее есть, просто болтать о нем она не очень настроена. Ладно, я ее понимаю. Сама бы, наверное, придумала удобную отговорку для всех сотрудников, коллег, партнеров. А то и для друзей и даже родителей. Первым – не давать повода для зависти и ненужных пересудов, вторым – для треволнений. Приняв решение о переезде, пусть и временном, хочешь не хочешь, а кое-какую разведку заранее провести надо.
– Значит, дауншифт?
– Значит – да. – Напряжение в голосе Татьяны спадает. Она, по-видимому, тоже ощутила, что допрос закончен.
– Я вас понимаю. Действительно прекрасно понимаю.
– Да?… Ну, спасибо. Так как далеко не все здесь… Ну, в общем… Восприняли новость. Мне все равно, просто устала понапрасну спорить и надоело объяснять, что это моя жизнь. Решение принято. Я уже и билет купила. – Неожиданно Татьяна разговорилась сама. – Вообще, это случилось немного раньше, чем я предполагала. Думала, пятнадцатого ноября улетать, но индийцы открыли визу сразу, в день подачи документов – почти на месяц раньше. Поэтому виза у меня уже на руках, билеты куплены и… Вот.
– Вы туда надолго планируете?
– До конца марта. Говорю же – зиму перезимовать. Мир посмотреть… Себя испытать.
– Ну, тогда успехов вам. Пусть все складывается так, как хочется.
– Спасибо. А парень, новый ассистент, свяжется с вами уже в понедельник.
Я чуть не сболтнула, что это уже совершенно неважно, но вовремя останавливаюсь. Все-таки мой спектакль одного актера под названием "опытный пиарщик в крутом агентстве" еще не завершен.
Когда Татьяна отключает телефон, я уставляюсь в окно и задумываюсь. Сказать "жизнь – моя, и ворочу, что захочу" легко. Легко дать себе слово с нового года, с первого сентября, с понедельника или прямо сию минуту начать жизнь по-другому, перестроить свое мышление, отбросить условности, решить отныне делать только то, что лично для меня важно, поставить цель, идти к ней и никого и ничего не бояться – все это легко сказать.
Но нелегко сделать.
Я не робкого десятка, но поджилки отчего-то трясутся.
Ведь не знаешь, что ждет впереди.
И не знаешь, за что хвататься.
А еще не хочется ну уж очень в чем-то привычном ущемляться. Я себя знаю: потерпеть могу, но недолго. Затем терпеть надоедает, думаешь: ну его к монахам, такие изменения в себе, если вынуждена так жестко себе отказывать в привычном.
И наконец, самый-самый главный вопрос: как понять, в чем и заключается та самая "моя (а не книжная) цель"?…
Нутром ощущаю: такие же вопросы ставят перед собой многие, и Татьяна, скорее всего, не исключение. И едет она в этот теплый индийский штат, я уверена, именно поэтому. Да, бежит. Сбегает от серости вовсе не киевской зимы, а своей собственной. От рутины, которая засосала по самое горло. От желания сделать жизнь чуть ярче. А если повезет, то попробовать нащупать ответы…
Но она это уже делает!
А я пока вынуждена сидеть здесь.
В агентстве, которое не люблю. Среди людей, для которых – чужая. И которые лично мне мало интересны. Веду автоматические разговоры ни о чем – сущий треп, который только съедает время.
Мне всегда отчего-то кажется, что многим другим (не таким, как я или только что позвонившая Татьяна, а другим) живется лучше. Что не мечутся они так, как я, в поисках чудодейственного лекарства от жизненных вопросов. Что знают, чего хотят. Пусть это дом в престижном районе Киева, двухтонное авто, модные гаджеты или брендовые вещи, директорское кресло крупной корпорации и белоснежная челюсть. Им все же легче. Мечты и цели примитивны, как на мой извращенный вкус, но они хотя бы есть. А что делать мне?… Мне, у которой квартирка пусть небольшая и на окраине, но есть и меня вполне даже устраивает. Мне, которой легче проехать в метро, чем заморачиваться с собственным авто, и для которой "шевроле" или "тойоты" – уж точно не голубая мечта. Я не ассоциирую себя с авто – ни с дорогим, ни с каким-либо вообще. Когда Кира купила песцовую шубу, истратив на нее годовую зарплату, я одобрила для виду, но в душе пожала плечами и поймала себя на мысли, что жалею загубленные жизни божьих тварей. О карьере и вовсе молчу: вся эта книга – вопли путника, затерянного в пустыне самореализации.
Однажды, начитавшись "умных" книг о мотивации (когда я их еще читала, причем запоем, а не жгла), я попробовала на своих электронных часах поставить обратный отсчет времени, как советовал один из модных "гуру". Дала себе полгода – они в моем мозгу должны были стать "последними" шестью месяцами моей жизни. Это был эксперимент, я рассчитывала, что приближение времени "Ч" заставит меня задуматься о том, как по-дурацки, не по-настоящему, потребительски я трачу свою жизнь. Живу, словно робот, в глубоком сне, как в матрице: если не понравился прожитый день, диск легко переписать заново.
Тогда эксперимент обогнал свое время. Но воспоминания о нем до сих пор очень живы, более того: только теперь я поняла, что тогдашние разрозненные выводы теперь вдруг складываются в единую стройную и правильную для меня картинку, словно идеально совпадают фрагменты пазла.
Так вот…
ЭТО БЫЛИ САМЫЕ ХУДШИЕ ПОЛГОДА В МОЕЙ ЖИЗНИ.
Ощущение неминуемо приближающегося конца парализуют, а не вдохновляют. Не знаю, кого как, а меня сверлила упрямая мысль: если я профукала все предыдущие тридцать лет, то как мне помогут эти несчастные оставшиеся полгода?!
Я перестала спать (не видела смысла тратить драгоценные 259 200 минут на это), но и делать ничего тоже не могла. Глобальные перемены – получить другое образование, наладить отношения с уже ушедшей матерью, родить ребенка (а не сделать аборт в двадцать лет), обзавестись преданным и верным любимым парнем – затевать было поздно. И глупо. Всего этого или не вернешь, или слишком мало времени, чтобы обзавестись. Книгу писать не получалось, так как давление минут напрочь лишало вдохновения – ну не могу я писать, когда осталось жить 214 742 минуты… 214 740 минут… 214 736 минут…
…
Нет, месяц в Европе я все же провела. Музеи Флоренции, Парижа, Барселоны… Поплавала пару недель на яхте по Средиземному морю. Набрала пару килограммов от обилия сытной пиццы и паэльи. Отнесла в киевские монастыри вещи, которые сто лет не надевала. Рафтинг по Десне. Мигейские пороги в степи. Прыжок с парашютом. Тур в Чернобыль. Неделя в самом дорогом отеле Киева. Выделила деньги отцу на Камчатку и про запас, "когда меня не будет". Привела в порядок могилу матери. Звала к себе Киру почти каждый вечер – не могла насмотреться (невзирая на несерьезность приближающейся "смерти"). Съездила в обе деревни, откуда предки родом, проведала живых еще родственников и могилы ушедших. Под конец маялась среди родственников из-за слишком нехитрых разговоров и сплетен – даже время "Ч" не добавило мне любви к перемыванию косточек деревенским соседям.
И – ни строчки.
То есть время получилось насыщенное, но поверхностное (упустила важную деталь: во время эксперимента я не работала. Некоторое время после ухода из очередного агентства найти работу не могла, а потом и перестала искать, увлекшись экспериментом. Антона тогда еще не было). Много разговоров, много людей вообще и новых в частности, но сердце как молчало до этого, так и продолжило молчать – ни ярких отношений, ни запоминающихся персонажей.
Все стирали тяжелые минуты: 165 213 минут… 164 369 минут… 148 001 минута…
Их оставалось все меньше и меньше.
Скоро "смерть".
А я все так же тратила время. Бессмысленно таращилась на зеленый циферблат и не знала, за что хвататься. Да и не хотелось ничего особенного. Наоборот: все стало казаться бессмысленным. Зачем, думала я, шевелиться, если все равно "умру"? (Не знаю, зачем поставила здесь кавычки, ведь так или иначе когда-нибудь это произойдет.) Все представлялось ненужной суетой, сплошным недоразумением.
Мне стало казаться, что я изначально здесь, в этой жизни, на Земле, временно. Занесло меня в эту жизнь по чистому недоразумению. Не знаешь, что было до и что наступит после. И не знаешь, что делать вообще. И зачем.
Озарило меня к исходу четвертого месяца: а ведь именно на этом и строятся все религии мира! Вернее сказать: ни одна из религий не утверждает, что наша жизнь бессмысленна, что ответов на вопросы нет и они в принципе невозможны, что никто не знает и вряд ли когда-нибудь узнает о том, кто мы, откуда пришли (и пришли ли) и куда идем (и идем ли). Что смыслы в своей жизни придумывать надо самим и что они, эти смыслы, обязательно нужны – так легче жить. Что жизненные игры выдумывать приходится тоже самим – никто ведь кости не бросает и не распределяет роли: на тебе жизнь такую, а тебе – сякую, ты – добрый парень, а ты будешь злым… Все религии мира скрывают, что жизнь – это напрасно потраченное время и бессмыслица. Они работают совершенно в противоположном направлении: ДАЮТ ИГРЫ, в которые человеку, то есть мне, надо играть. Игры эти таковы: "Приди, покайся, попроси…" Или: "Очисти помыслы, слейся с потоком, обрети нирвану, ведь ты – частичка Кого-то Большого и Могущественного" (причем этого "большого и могущественного" в каждой религии называют разными именами). Предлагается еще много-много других игр, суть которых сводится к одному: есть творец, который все решает. Ты не решаешь в своей жизни ничего. Ты можешь лишь попытаться прийти к Нему. Все такие заповеди и предписания и есть игры, суть которых – заполнить пустоту под названием "жизнь".
Эти же "религиозные игры" легко манипулируют сознанием человека.
"К черту религии! – подумала я тогда. – Уж если игра в жизни неизбежна, пусть она будет мне близка".