Начало августа: Время моих "не хочу" и "лучшей жизни"
Удивительно, но ждать звонка от Антона я так и не перестала. Умом понимаю: все кончено, у него другая, но с сердцем ничего поделать не могу.
Оно ждет и ждет, не зная чего: последних объяснений, случайных встреч, чуда. И внутри все еще теплится надежда: Антон позвонит и своим густым голосом, который я так люблю, скажет, мол, просто модель со съемок, просто проводил. И я, может быть, даже позволю себе поверить в эту ложь. Не знаю.
Но проходят дни, они складываются в недели, а мой телефон молчит. Вернее, звонит беспрестанно – клиенты агентства, клиенты из Флоренции, партнеры, подчиненные, Виктор… Но самого главного звонка все нет и нет.
А потом вдруг я набралась смелости и снова позвонила Антону сама. Мысленно проклинала себя за слабость, но желание услышать его голос было таким жгучим, что я пересилила страх и неуверенность, наплевала на то, как выгляжу в глазах Антона. Набрала его номер. Замерла, не в силах остановить громкое сердцебиение.
– Алло?… – неожиданно ответил родной густой голос.
– Это я… – пролепетала я растерянно. Далее ничего сказать не смогла – меня парализовало.
Пауза длилась вечность. Я уже даже подумала, что Антон отключился.
– Я все еще здесь и слушаю тебя, – сказал он спокойно, нарушив молчание. В этом неловком разговоре он мне совершенно не помогал.
– Я… Ты… Слушай… Мы могли бы встретиться и поговорить?…
– Я уезжаю на съемки. Завтра утром. Сегодня собираюсь – надо кое-что закончить.
– Уезжаешь? Куда? Когда вернешься?
– Вернусь в сентябре.
– …
– А сейчас прости, пожалуйста, мне надо спешить.
"Кто это?" – услышала я на том конце трубки женский голос. Затем послышалась какая-то возня, потом кто-то несколько раз причмокнул (поцелуй?), прыснул сдавленным смехом (зажал рот рукой?), и связь оборвалась.
После того звонка прошло уже две недели. Я сижу в своей квартире в обнимку с огромной чашкой чая и смотрю в окно. Еще две недели назад, сразу же после этого дурацкого разговора с Антоном, я четко поняла: это конец. Конец всему, что нас связывало. Крашеная девица – это серьезно. А нас больше нет. Отныне мы живем в параллельных вселенных.
С тех пор, чтобы заглушить боль, я пятнадцатый день каждую минуту приказываю себе думать об Антоне плохо. Вспоминать во всех красках даже самые ничтожные мелочи, которые меня в нем раздражали, все, что не нравилось или смущало, даже самое незначительное: как давил на меня, как разбрасывал вещи по всей квартире, как не всегда дослушивал до конца и постоянно перебивал – разгоряченно и безапелляционно, как занудным тоном читал мне нравоучения, как…
И теперь мне надо как-то жить дальше. Без него.
Наверное, это помогает – плохо о нем думать. С ума от ревности я больше не схожу. Может, помогают и тренировки на Венецианском острове – пару раз в неделю мы с Кирой стараемся туда выбираться, даже если нет настроения. Истязать себя на тренажерах сейчас доставляет мне какое-то мучительное удовольствие, а усталость после тренировки не оставляет места мрачным мыслям.
Еще я теперь много гуляю по городу. Каждый свой обеденный перерыв в рабочие дни и почти все выходные напролет. Бесцельно брожу по улицам и просто наблюдаю. Для этих прогулок специально купила путеводитель (смешно: я родилась здесь и живу, но города почти не знаю), присматриваюсь к старинным церквям и особнякам, к скульптурам и лепнине, иногда захожу в музеи и галереи… Подсматриваю за людьми – за мамочками и детьми в парках, за спешащими и озабоченными офисными сотрудниками, так похожими на меня саму; наблюдаю за старушками – активными, деловитыми и горластыми на киевских рынках и сгорбленными от тяжести и быстроты прожитой жизни – в вечерних дворах; прислушиваюсь к разговорам на улицах, в транспорте, кафе… Мой город оказывается разноликим и постоянно меняющимся, и в этом есть какое-то очарование. Во всяком случае, для меня сейчас он интереснее, чем, к примеру, далекий теперь красавец Рим.
Во время этих прогулок я много размышляю о том, как и куда мне жить дальше. Я еще раз откровенно призналась себе и даже ехидно поздравила за то, что мне тридцать один год и я не знаю, чего от жизни хочу. Лишь ощущаю, что живу не свою жизнь. Все то, что делаю, – делаю для кого-то, но только не для себя. Живу так, как будто наблюдаю за собой со стороны. Как будто у меня будет шанс когда-нибудь все переписать заново и начисто, удалив неудавшиеся страницы.
Но затем мне подумалось: если я не могу разобраться, чего хочу, может быть, стоит начать с того, чего я не хочу?…
Лет десять назад моей заветной мечтой было кресло управляющего сетевого пиар-агентства или собственного агентства. Тогда это казалось совершенно естественным и логичным – в пиаре я тружусь всю сознательную жизнь, так что дело свое знаю. Помню, когда мне было двадцать, я представляла, что к двадцати трем из ассистента вырасту в менеджера, к двадцати пяти – в старшего менеджера, к тридцати стану начальником пиар-департамента в крупной компании (как раз такие среди моих нынешних клиентов), а дальше – буду руководить крупным агентством со множеством клиентов – денежных мешков, умничать на профессиональных тусовках, комментировать тенденции рынка в интервью в прессе, со мной будут считаться, завидовать и уважать. Дважды в год, мечтала я, буду отдыхать заграницей – зимой в Швейцарии на лыжах, летом – в прекрасном отеле на Тенерифе. И у меня будет спортивное авто красного цвета и квартира в пентхаусе на Ярославовом Валу.
Эта цель долгое время была для меня главной, я подчиняла ей все свои действия, сверяла по ней все свои поощрения, увольнения и назначения. Тогда это было вполне в тренде времени и моих желаний.
Но затем этот план как-то потихоньку стал стопориться. Впервые это произошло на лыжном курорте. В самый первый раз я попробовала покататься на горных лыжах в Карпатах, но только нападалась лицом в грязный снег, намучилась на подъемниках и спусках и через три дня прекратила попытки полюбить горные лыжи. Вместо этого проводила время у подножия горы и наблюдала за довольным Антоном – он в отличие от меня лыжи любит.
Второй неожиданный стопор произошел со Швейцарией: пусть не зимой, а летом, но я туда все же поехала. И мне эта страна вовсе не показалась сказочной. Да, Женева и Цюрих, безусловно, очень красивые и интересные города, но поехать туда во второй раз мне совершенно не захотелось – не мое.
Затем разонравилось умничать на профессиональных рекламных слетах. Постепенно я стала считать, что это пошло. Ведь фактически на таких встречах я с надменно-уверенным видом извергаю умные слова, в основном позаимствованные из "английского маркетингового языка", и наблюдаю за тем, какой эффект это производит. "Какой юэспи вашего продукта? Вы знаете кор вашей целевой? Какие месседжи мы вложим в уста наших опинион-лидеров?" – все в таком духе. Оказывается, чем больше иностранных слов, тем больше тебя слушают. (Интересно, понимают ли?)
Дальше – больше и больше.
И вот спустя двенадцать лет я четко понимаю: мне это неинтересно. Не этим я хочу заниматься. Не моя это была заветная мечта – руководить агентством, вызывать зависть коллег и уважение клиентов, иметь красную машину и проводить отпуск на лыжах в Швейцарии. Это все не мое.
И это стало моим первым "не хочу".
Второе четкое "не хочу", в котором я себе призналась, – это "не хочу работать". Мне не хочется горбатиться наемным сотрудником в офисе по стандартной схеме – "с девяти утра до шести вечера". Я осознала это так четко и так легко, словно первое "не хочу" отодвинуло какую-то замутненную стеклянную заслонку в моей голове, из-за которой я долго смотрела на мир не своими глазами.
– Я не хочу работать, – произношу вслух эту гениальную мысль. Порыв ветра треплет мои волосы, а голос тонет в его шуме. – Я не хочу работать! … – кричу я снова ветру и хохочу – от этой фразы на душе становится хорошо.
Мне повезло, что поблизости никого нет, так как любой прохожий вполне может принять меня за городскую сумасшедшую.
Я не замечаю, как оказываюсь в сквере, раскинувшемся на площади перед драмтеатром, и плюхаюсь на скамейку рядом с бронзовой статуей бравого солдата Швейка. Достаю бутерброд и свой новый блокнот – сегодняшние открытия достойны того, чтобы быть увековеченными. Все свои мысли я теперь сознательно (а не лихорадочно и бесконтрольно, как прежде) записываю, для этого специально приобрела большую тетрадь в пестрой желтой обложке и яркую ручку. На днях, когда принесла их домой и положила на стол, машинально, не сразу это заметив, я вдруг собрала все исписанные когда-то листы, полтора месяца пролежавшие в беспорядке. А затем, не глядя на них и не упорядочивая, просто сложила в стопку, скрепила степлером и сложила в ящик стола – пусть полежат-отлежатся до поры до времени.
Если с моими "не хочу" все более или менее ясно, то почему мне так сложно разобраться с моими "хочу"? Почему они от меня постоянно ускользают? Почему это так сложно?
Я хочу, к примеру, вернуть Антона. Но это нереально. Хочу писать книги и зарабатывать этим на жизнь. Правда, в моей стране это сложно.
Да и вообще – хочу жить лучше. Сколько себя помню, я всегда мечтала о Лучшей Жизни. В детстве мне казалось: вот стукнет шестнадцать, получу паспорт, и моя жизнь сразу изменится. Я стану взрослой, самостоятельной и перестану наконец отчитываться перед родителями.
Затем взрослость стала у меня ассоциироваться с окончанием школы, и я ждала: вот отгремит выпускной, а там… Новая жизнь, новые просторы, горизонты, новая взрослая я и никто мне не указ – что хочу, то ворочу, не оглядываясь на родителей, учителей, одноклассников и друзей…