Рядом в пыльном скверике, развесив простыни в виде ширм и навесов, работает парикмахерская. Дом, где она была раньше, развалился. В остальном же, кроме стен и потолка, парикмахерская выглядит вполне нормально – с уцелевшими механическими креслами вроде зубоврачебных.
Из одного кресла вышел мальчик не старше Дамира, свежеостриженный, с голым затылком и новеньким чубчиком, как будто приклеенным на четверть головы. Он остановился рядом с Дамиром, ждет, когда Дамир освободит стакан для газировки. Стоит и подбрасывает на ладони монетку в пять рублей.
Дамир пьет, а глазами следит за монетой.
Глядя сверху на мальчиковые головы – заросшую, черную Дамира и оголенную, белесую, другого, – Толик даже расстроился:
– Ну что же это?.. Ребенка-то зачем так уродовать? Молодая девушка-парикмахер выглянула из-за занавески:
– Следующий!
Толике Дамиром прошли в "парикмахерскую". В соседнем кресле старик-парикмахер брил какого-то взрослого.
Дамир взгромоздился в кресло. Толик обеспокоенно встал рядом.
– Выйдите, папаша. Мешаете, – сказала девушка.
– Моему такой чубчик не надо, – сказал Толик. – И затылок не брейте.
– У нас для детей – один фасон: бокс или полубокс.
– Просто подровнять можешь?
– Я вам что сказала? У нас для детей…
И в то же мгновение из соседнего кресла вскочил быстрый мужчина – это был стремительный гостиничный Сосед Толика.
– Что значит "для детей", женщина?!. – закричал он. – Ребенок – не человек, да?!! Ребенок красивым должен быть! Дети – это все, женщина!
– Я вам не "женщина", – оскорбилась девушка.
– Мне не женщина, другому – женщина! Думать надо!..
Говоря так, он сорвал с себя салфетку, он уже выхватил у девушки ножницы, алюминиевую ее расческу и набросился на Дамирову голову.
Девушка-парикмахер не ожидала ничего подобного и стояла, не сопротивляясь. Застыл и потрясенный Толик. И старик, который брил Соседа…
Ловко орудуя парикмахерскими приспособлениями, Сосед обрушился на девушку, словно вихрь:
– Бокс! – кричал он. – Ты видела, кто сейчас ходит с боксом?! Покажи мне такого человека! Ребенка знаешь как стричь надо?!! Лучше всех надо стричь! Равнодушный ты человек!
– У нас альбом фасонов… – попыталась вставить девушка.
– Покажи этот альбом знаешь кому?! – вскричал Сосед еще сильнее. – Не могу, понимаешь, при ребенке сказать! У тебя голова круглая? А у него, например, огурцом!.. Что, одинаково стричь будешь? Думать надо. Кто будет думать? Считаешь, только Дума Государственная думать будет?!.
Девушка уже не знала куда деваться. Меж тем Сосед быстро и на редкость ловко подстриг Дамира и отступил, любуясь.
– Полька! – воскликнул он, уже остывая. – Бокс… Уметь надо!!!
– Сколько платить? – спросил Толик, приходя в себя.
– Ему и платите, – сказала девушка с обидой и даже убрала свой расчетный листок. Какое-то время она чувствовала себя виноватой, но потом, очевидно, обиделась: должно быть, когда Сосед учил ее думать.
Толик повертел деньги и убрал.
Отведя Дамира в интернат, Толик привел Соседа к себе, то есть на свою железную кровать у забора, – в гости.
Расстелив одеяло, они сидели на кровати и пили чай.
– Прибился ко мне, – объяснял Толик. – Родители у него…
Он сделал жест неопределенный, но печально понятный.
– А у тебя свой есть? – спросил Сосед, уже прикидывая какую-то комбинацию.
– Да я и не женился еще никогда, – ответил Толик.
И тут Сосед, обуреваемый новой идеей, вскочил, опять включил все свои мощности, заговорил быстро и горячо:
– Слушай, бери его себе! Хороший малый, я тебе говорю, жалеть не будешь! Мамой клянусь!!!
– А разве можно? – Толику это не приходило в голову.
– Конечно! Усынови – и все! Я тебе сделаю, идем! Сам бы взял – у меня своих трое!
Он схватил Толика за локоть и уже бежал, уже весь летел, досадуя на Толика за медленные мысли, за его чай, за нерешительность, за неустроенную эту кровать – пора делать дом, чего медлить?!!
Нужно немедленно делать дом, усыновлять бежать, оформлять… В общем – не сидеть, только не сидеть!..
Толик вырвал локоть, даже не приподнялся:
– Зачем мне это надо?!
– Сын, дорогой, понимаешь?!. – закричал Сосед. – Готовый мальчик есть! Где ваша власть? Горсовет-шморсовет, милиция-шмилиция… Иди со мной, я все сделаю! Я все справки знаю. Две минуты надо!
– Да никуда я не пойду. Мне еще сына не хватало! – сказал Толик, рассердившись на Соседа за явную глупость и несерьезность его фантазий.
***
– Хочу усыновить, – сказал Толик.
Он сидел на стуле в кабинете директора интерната.
Директор была женщина, на первый взгляд – вполне учительского вида. То есть она имела вид человека с заранее известными установками, с продуманными приемами всегда одерживать верх в разговоре. Однако умный, заинтересованный глаз ее некстати блестел и не давал отнести ее к четко определенному типу.
– Кого? – спросила директорша.
– Дамирчика… Такого черненького.
Толик показал рукой от пола, что за Дамирчик, а директорша даже слегка покачнулась вперед, за край стола, посмотреть ему под руку.
– Так, – сказала она деловито, словно впрямь увидела Дамирчика. – Знаю. Документы принесли?
– Документы есть, – закивал Толик. – Всегда хожу с документом, сплю с документом. Вот… паспорт… сейчас…
Он кинулся к себе в карманы, но не сразу в них разобрался. Возможно, что спал он действительно с паспортом, однако вынимать его, по всей вероятности, приходилось ему нечасто.
Наконец в одном отдаленном кармане паспорт нашарился. Толик с почтением положил его на стол.
В этот момент дверь кабинета раскрылась на две ладони, не больше, и в щель плечом вперед пробрался мальчик, по виду – первоклассник. Он прошел немного вперед и встал, далеко не дойдя до стола – чтобы чувствовать спиною дверь и свободный коридор.
Он открыл рот и тут заметил транзисторный приемник, стоявший у ног Толика, как верная собака. Толик повсюду носил его с собой.
– Вера Александровна, – проговорил мальчик, не сводя глаз с приемника. – Вы велели… Я…
И замолчал.
– Бахтияр! – сразу же быстро заговорила Вера Александровна, забыв о Толике. – Что это за драка, почему это драка, мне было очень неприятно это услышать, ты меня понимаешь?
– Она сама… – пробормотал Бахтияр.
Он ничуть не робел, но было видно, что ничего приятного от разговора он не ждет и сомневается – нужен ли он.
– Но ведь она девочка! Женщина, можно сказать! – всплеснула руками Вера Александровна и даже приподнялась. – Можно ли бить женщину?!
Она довольно чувствительно ударила сама себя кулачком в лоб, словно проверяя – можно ли, действительно, женщину бить или нет.
– Я не бил! – заговорил Бахтияр совсем другим, ясным голосом. У него появился интерес к разговору, ожидание справедливости. – Потому что я знаю, что женщина… вы говорили… Я не бил!
– Хорошо. Иди, Бахтияр. Я потом со всем этим сама разберусь, – очень строго сказала Вера Александровна. – Не видишь, я сейчас занята?
Бахтияр медленно вышел из кабинета, не отрывая глаз от японского приемника Толика.
Вера Александровна перевела дух, будто сбросила с плеч огромную тяжесть, и мягко заговорила с Толиком, придавая голосу сочувственные интонации:
– А живете вы где? Дом уцелел?
– Я построю! – быстро откликнулся Толик.
Стало очевидно, что к этому вопросу он был подготовлен.
Директорша это мигом поняла и оценила, а потому с неожиданной для себя решимостью нагнулась к нему через стол и раздельно сказала:
– В общем, нужна характеристика с места работы, акт обследования жилищных условий и согласие вашей жены.
– Жены? Какой жены? Зачем еще жены? – заговорил Толик.
– Вы поняли меня? Нужна характеристика, акт и согласие. – Она совершенно определенно подсказывала ему, что нужно делать. – Если вы, конечно, действительно решили усыновить этого мальчика.
И тут Толик взорвался и немного покричал для собственного успокоения – что вообще-то было для него почти невероятно, невозможно: кричать в таком уважаемом, государственном месте.
– Ничего я не решил! – в сердцах выкрикнул он. – Зачем мне это надо?!. Я государству хотел лучше сделать! Чтоб беспризорников не было… Помощь хотел оказать воспитанию! Согласие… зачем согласие? Не хотите – не надо! Я что? Я ничего. Шашлык тоже надо кушать! Кто-то должен его делать!
Толик был очень расстроен…