Раздумья
(юмористический рассказ)
Старый повар Пётр Кондратьевич сидел на табуретке около чёрного хода в столовую, курил и вздыхал.
Солнце освещало груду пустых ящиков, одинокое дерево и ребёнка возле него. Мир был полон событиями, людьми и насекомыми. Одно из них кружило вокруг Петра Кондратьевича.
- Уйди, - добродушно попросил Пётр Кондратьевич, - насекомое. А то прихлопну.
На солнце он согрелся, чувствовал себя добрым и мудрым. "Жить не умеете", - подумал он, обращаясь то ли к насекомому, то ли к младшему повару Слезкину, который передавал жене пакет с мясом. "Эх, зачем воруешь ты?" - подумал Пётр Кондратьевич.
Собачка выбежала из столовой с огромной костью во рту и промелькнула, как выстрел.
"Зачем воруешь и ты?" - осуждающе подумал старый повар.
Насекомое всё-таки умудрилось укусить Петра Кондратьевича и высосать несколько капель его крови.
Пётр Кондратьевич встал, снял поварской колпак и подумал: "Зачем воруете вы, люди, звери и насекомые?"
Он поднял лицо к небу, и солнце ласково потрепало его по щеке.
- Зачем они воруют? - пожаловался Пётр Кондратьевич солнцу. - Если воровать не умеют. Видно же всё.
Первое впечатление
Сейчас, когда народ хорошо живёт и хорошо одевается, трудно отличить одного от другого и угадать, кем товарищ работает. А в практической жизни это часто бывает необходимо. Едешь, например, в троллейбусе, и на тебя кто-нибудь кричит:
- Чего в проходе встал?
Ты оборачиваешься и видишь человека в пальто и шляпе, в руках портфель кожаный. И тут ты не знаешь, как быть. Если это просто человек, такой же, как ты, то можно крикнуть:
- Куда сам-то прёшь?
Если это интеллигент или из тех, кто сохраняет интеллигентскую оболочку по семейной традиции, тогда ему надо объяснить:
- Вы тут кричите, товарищ, а имеются больные, которые шума не терпят.
Интеллигентный человек сконфузится, начнёт что-нибудь тереть: очки или подбородок. Другой скажет:
- Это ты больной, что ли?
И тоже про него всё ясно без анкеты.
А если это начальник какого-нибудь учреждения? Ему, может, кричать и ругаться больше другого хочется, но нельзя ему (по причине возможно знакомых людей или тех, кто его видел начальником). Так он только глаза на вас будет таращить, фыркать и молчать. Молчит он, а вы думаете: "Может, это и не начальник, а простой человек, но находится в состоянии алкогольного опьянения, и поэтому своё слово сказать ему уже трудно".
Молчит, молчит он, а потом как закричит:
- Попрошу освободить проход!
Тут вам делается жарко. Вы прижимаетесь к сидящей около вас женщине, чтобы занимать меньше места. Он проходит мимо, презрительно улыбаясь, а вы думаете: "Большой, наверное, начальник". А может, вы опять путаете. Я раз за одним таким шёл, так оказалось, что он живёт в квартире с тремя маленькими детьми, женой, тёщей, племянницей, и поэтому его сердце свободы хочет в общественном транспорте, ему через три года жильё дадут, так он, значит, три года будет в общественном транспорте высказываться.
Но настоящая беда, если вам товарищ попался из тех, кто ещё только хочет быть интеллигентным и предпосылки у него имеются. Тут не знаешь, как к нему подступиться, потому что он в эту интеллигентность идёт собственной дорогой, никому ещё не известной, и у него на всё своё мнение имеется. Тут надо не обидеть человека, и так ответить, чтобы он свою новоиспечённую интеллигентность мог перед людьми показать. Например, вы скажете:
- Мне горько слышать такие слова. А он в ответ:
- Мы, наверное, с вами не контактируем. Или вы, посторонившись:
- Дорога свободна, не толкайтесь.
А он:
- Ощущение себя личностью начинается с одиночества и пространства.
Видите, как причудливо извиваются мысли этого человека. Какое же в общественном транспорте одиночество? Чтобы помочь ему в трудной работе его мозга, можно сказать:
- Человек только тогда человек, когда хочет и умеет общаться с себе подобными.
Он благодарно смотрит на вас и говорит:
- Я шёл к этой мысли, но ещё не успел сформулировать. Проходи, дорогой товарищ. Выходи из троллейбуса, читай, говори умные слова, потом, покушав, опять залезай в троллейбус, где я еду, и, увидев мою фигуру в проходе, скажи: "Посторонитесь, пожалуйста". Я от этих слов так постараюсь уменьшиться, что тебе и ругать будет некого.
Старая история
Помню я, как подавала руку страхагенту Петру Семёновичу Слизкову Анна Андреевна Сполохова, повариха столовой № 5. Но нынче Анна Андреевна на пенсии, купила малиновые шторки и кошку завела по прозвищу Лика.
Пётр Семёнович потерял смысл жизни, от тоски он дёргает левой ногой и собирается на воды.
Анна Андреевна по утрам пьёт чай с пудингом, по телефону отвечает томным голосом и в жизни своей обособилась от народа.
Пётр Семёнович сначала часами прогуливался под её окнами, потом притворился общественником и хотел привлечь Анну Андреевну к охране зелёных насаждений. А когда она игнорировала его порыв, он со зла притворился котом и увёл доверчивую кошку Лику за угол. Там он подарил её прохожему Лялюшенко.
Анна Андреевна тосковала, как беженка, потом поняла всю безысходную тоску жизни и уехала с Петром Семёновичем на воды.
Монолог в столовой
Я смотрю на этого усталого человека, и части его тела исповедываются мне. Я вижу его лысину, отливающую оливковым маслом, его большие уши, испещрённые бугорками и прожилками, похожие на географические карты. Лицо вытянуто и напоминает дорогую чашку из кофейного сервиза, с тонким орнаментом.
Он жадно ест котлеты. Рядом на тарелке - кусок пирога. Он поглядывает на него с резвостью и недоверием обжоры. Кажется, он завидует самому себе в предчувствии насыщения.
Вдруг лицо его делается грустным, он оглядывается. Он не хочет быть одиноким в мире, он на секунду повисает в пространстве вместе со столом, и обретает человечество в моем лице. Я сажусь за его столик, и мы смотрим друг на друга.
- Ты кто? - спрашивает он, облизывая губы.
Я молчу, факт моего присутствия обозначен чёткими контурами тела.
- Я тебя не знаю, - говорит он, пододвигая пирог.
Робкая суетливость проявляет путаницу сознания. Он ищет форму общения, неопределённость его личности размывает красивый орнамент лица.
"Это не интеллигент, - важно думаю я. - И не представитель рабочей династии. Он ещё не выработал форму существования".
Я открываю свой кожаный мешок и раскладываю перед ним несколько жизней. Я предлагаю ему жизнь с гудком паровоза и тёплым запахом машинного масла, гордую жизнь литейщика, хитрую жизнь ботаника и даже восторженную жизнь ребёнка. К себе я придвигаю элегантную жизнь, задрапированную пепельным шёлком. Я стараюсь и цитирую наизусть страсти.
Наконец он отодвигает ко мне мягкую плоть этих жизней и продолжает есть пирог.
- Сейчас, докушаю, - говорит он. И вдруг начинает смеяться.
Я вижу, что вокруг все начинают смеяться надо мной. Моя печаль переплавляется в смех толпы.
Одинокий
(рассказ-подражание)
Вечер был похож на спелую сливу и истекал здоровым терпким запахом. Вася сидел на скамейке в сквере и думал о том, что опять получил двойку по химии и родители не дадут денег на кожаную куртку.
"Меня никто не понимает, - думал он. - Я очень одинокий".
Вокруг нею пенились кусты и ходили люди. Старичок в белой шляпе азартно предлагал парочкам на скамейках - могу рассказать свою жизнь.
Рядом с Васей сел грустный молодой человек. Он искоса поглядывал на Васю и потом обратился к нему со следующими словами:
- Вы, наверное, одиноки и тяготитесь этим? Как я вам завидую! Вот уже три года я не могу испытать этого прекрасного чувства. Множество предметов и живых существ взаимодействуют со мной. Когда я бегу от них, я вступаю в сложные отношения с вещами, костюмы диктуют мне свой стиль и меняют характер.
Вася недоверчиво посмотрел на него.
- Вы мне не верите, - сказал молодой человек. - А вот даже сейчас, посмотрите, муравьи бегают вокруг моей ноги, запонка нежно вошла в кожу и щекочет её рядом с кровеносными сосудами, отяжелевший кусочек атмосферы задержался на моей щеке. Я уже не говорю о запахах, что как насекомые жужжат вокруг меня.
Вася уставился на муравьёв.
- Сейчас сюда придёт чудесная девушка, - сказал молодой человек. - Влюбитесь в неё, вы одиноки и свободны. А я, - он махнул рукой, - я не могу даже влюбиться, я переполнен мелочным общением.
По тропинке действительно шла красивая девушка. Но её обогнал старичок в белой шляпе.
Старческий румянен пятнами покрывал его лицо. Он подмигнул Васе и азартно предложил:
- Могу рассказать свою жизнь.
Внешний мир
Кондрашин тяжело прыгнул на подножку трамвая и зашёл в вагон. Старость тяготила его, как мешок, накинутый природой. Он сел у окна, вытер пот и начал окидывать мир за окном суровым взглядом.
На улице был туман. Люди на улице плавно двигались в мягком и густом воздухе. Туман нежного телесного цвета обволакивал окно. Кондрашин подумал об Анечке, молодой служащей своего отдела, и усмехнулся.
К стеклу в это время прилепился листик и затрепетал. Кондрашин начал подозревать Анечку в страшных грехах.
"Не зря бойкая-то она", - решил Кондрашин.
Он вышел из трамвая и пошёл по улице. Улица с напряжением извивалась и тянулась к маленькой площади, похожей на полуоткрытый рот. Воздух слоился и расточал запах свежести.
"Нет, Анечка всё-таки хорошая женщина", - подумал Кондрашин.
На площади стоял автомобиль. Нетерпеливый шофёр нажал кнопку. Автомобиль громко затрубил.