- Молчать! - взревел я, гогот захлебнулся. Я мрачно обвел взглядом учеников, продолжил с нажимом. - Вы идиоты! Вы взрослеете в убеждении, что секс и пошлость одно и тоже, вы готовы часами рассказывать друг другу похабные анекдоты и хвастаться несуществующими сексуальными победами. Но, чёрт возьми, секс предполагает какие-то хоть мало-мальски гармоничные отношения, взаимную симпатию и привязанность! Каждый раз, когда вы гогочите над чужими такими вот отношениями, я ни секунды не сомневаюсь, что за вас говорит банальная зависть, потому что у вас таких отношений нет. Вам не ржать надо, а учиться у Светки с Пашкой. Иначе вырастите в полное быдло, уверенное, что противоположный пол - ошибка природы. Мало того, что вы травмируете своих же друзей, вы навеки меняете самих себя. Вы наматываете на свои никчемные жизни покрывало цинизма, чтобы спрятаться от мира, который, оказывается, не прогибается по первому вашему желанию. Продолжайте в том же духе, и я вас уверяю, лет через десять кокон, в который вы прячетесь, уже невозможно будет разбить кувалдой!
Я порывисто поднялся, всем своим видом выказывая раздражение, захлопнул журнал, сдернул со спинки кресла пиджак и направился к выходу. У двери оглянулся, ещё раз мрачно обвел взглядом класс, сказал:
- Нет у меня сейчас желания рассказывать вам об информатике. Подумайте лучше о том, что я вам сказал.
И вышел, с грохотом захлопнув за собой дверь, но тут же прислонился к ней ухом.
- Ну блин… - услышал я чей-то голос, но не узнал, чей именно.
- Да правильно всё Грек сказал! - выпалила Ирка Бажанова, и я представил, как она сверлит парней своими карими глазами. - Вам бы только гыгыкать, да шуточки пошлые отпускать!..
- Да никто над ними не смеется, успокойся уже! - возмутился кто-то из парней, кажется Сергей Прохоров.
Дискуссия обещала быть оживленной, продолжительной и, я надеялся, плодотворной. Я улыбнулся, отстранился от двери и, со спокойной совестью, пошёл на крыльцо курить.
На следующий день я наблюдал в окно, как Света и Паша покидают школу, взявшись за руки, и совершенно не смущаясь. Я смотрел на них, таких юных и трогательных в своей неопытности, и думал, удастся ли им протащить эту невинность отношений через всю жизнь? Я то был уверен, что это невозможно… хотя, кто знает, может быть у них получится?
- Какая трогательная сцена, - сказала Алёна у меня за спиной, и от неожиданности я дернулся.
- Чёрт! Ненавижу, когда кто-то подкрадывается со спины.
Алёна выглянула из-за моего плеча и несколько секунду молча смотрела на удаляющуюся пару, потом обошла меня, повернулась лицом, скрестила на груди руки, сказала с плохо скрываемым лукавством:
- Ну? Как прошла поездка?
- А то ты не знаешь! Ленка, небось, ещё вчера с самого утра подробный отчет предоставила.
- Я думала, ты прибежишь на меня орать, но сегодня уже вторник, а ты даже не заглянул.
- Не хочу давать тебе повод насладиться плодами твоих грязных манипуляций, - ровно отстрелялся я, с деланной обидой задрав подбородок.
- Нет, - Алёна отрицательно покачала головой, - раньше ты бы прибежал обязательно, тебе сам процесс накала страстей нравился. Ты меняешься, Грек.
- Да, здоровых органов все меньше, а седины все больше - изменения на лицо, - ответил я и снова посмотрел в окно, но Светы с Пашей уже не было видно.
Алёна в свою очередь тоже оглянулась на окно, вернула взгляд на меня, сказала:
- Ты очень многое делаешь для своих ребят.
- Чушь!
- Но иногда мне кажется, что ты и сам этого не осознаешь.
- Я вообще не особенно умный парень, - согласился я. - Вечером выпью бутылку коньяку, а на утро не помню - все ли выпил, или там чего-то осталось.
- Не удивительно, что они с радостью идут за тобой, - в задумчивости произнесла Алёна, отведя в сторону взгляд.
- Алёна, - сказал я серьезно, потому что и в самом деле в тот момент был серьезен, - мне не надо, чтобы они шли за мной. Мало того, я делаю всё, чтобы за мной они даже не думали идти. Моя дорога, если она вообще существовала, давным-давно в тупике.
Алёна положила руку мне на плечо и заглянула в глаза, и меня от этого словно током ударило. Эти её жест и взгляд, - я вдруг понял, что они вполне могут быть прелюдией к… поцелую. Признаться, я оробел, а потому с удивлением таращился на Алёну, пугаясь, но не противясь тому, что может произойти. А мгновение спустя время было упущено, Алёна отстранилась, смущенно улыбнулась и направилась к выходу. Но прежде, чем выйти, оглянулась, сказала:
- Разумеется, они не должны идти за тобой. Каждый и них должен найти свою дорогу и идти по ней. Вся беда в том, что кроме тебя никто их этому не научит.
И вышла, мягко прикрыв за собой дверь, а я опустился на стул, все ещё чувствуя внутри остатки гормонального всплеска, и пытался осмыслить Алёнкины слова, хотя получалось не очень.
8
Новый 2008 год мы отмечали в узком кругу: я, моя милая любовница Лена, хирург-мясник Лёня со своей очаровательной женой Алёной и такса Ларион, и то был последний день моих отношений с Леной. Проснувшись утром 1-го января, она прибрала квартиру, перемыла посуду, собрала свои вещи и, растолкав меня (ещё не совсем трезвого), сообщали о своем уходе:
- Грек, я ухожу.
- Ага, - согласился я, - только быстро, и пива захвати холодного.
- Увы, милый, за пивом тебе придется идти самому.
- Не понял?
- Я не вернусь.
Я заставил себя оторвать голову от подушки и сесть.
- Ты таки нашла себе кандидата в мужья? - после паузы сообразил я.
- Нет, но я поняла, что находясь рядом с тобой, никогда его не найду. К тому же, я перевожусь в другую школу.
Она наклонилась, заглянула в мне в глаза, - в её взгляде тусклыми бликами отражалась печаль, затем по-матерински чмокнула меня в лоб, порывисто распрямилась.
- Я буду по тебе скучать, - добавила она.
- А я по тебе - нет! - огрызнулся я.
Лена несколько секунд смотрела на меня с грустью, затем подняла сумку и направилась к выходу, на пороге задержалась, хотела оглянуться, но движение её прелестной головки замерло на середине, тихо сказала:
- Какой же ты идиот, Грек. Надеюсь, Алёна сможет это исправить, - и покинула мою жизнь, чтобы не вернуться в неё никогда.
Да, это был не первый раз, когда женщины оставляли меня, и мне, по-идее, положено было к такому привыкнуть. И все же я испытывал раздражение и досаду. В общем, 2008-ой год начался дерьмово, а это, как известно - плохой знак. Знак - хуже некуда, сулящий неприятности на долгие двенадцать месяцев.
В лицее были каникулы, на работу я не ходил, торчал дома и отчаянно пытался себя чем-то занять, хотя ничего путного в голову не шло. Слава богу, часть времени забирал Ларион, остальное я топил в пиве и коньяке, сидел на кухне и размышлял на отстраненные темы, что-то вроде:
"В этом мире нет ничего постоянного, ни на что нельзя положиться, бытие есть хаос и бесконечная череда случайностей. Так что дело не в том, что я неспособен создать стабильные отношения, а в том, что они невозможны в принципе…"
Один раз позвонила Инна Марковна, поинтересовалась, когда я собираюсь сдавать отчеты, на это я ответил, что отправил отчеты на каникулы числа так до двенадцатого. Ещё звонила Алёна, любопытствовала, как я себя чувствую, но я наорал на неё и отключился. Я и в самом деле был зол, так как подозревал, что если не прямо, то косвенно, Алёна причастна к последним событиям моей личной жизни. Мне требовалось время, чтобы успокоиться.
В общем, следующие дни я пребывал в состоянии озлобленного равнодушия, и когда 4-го января в пол третьего ночи ко мне пришел Антон Горевский, даже не удивился.
Уже несколько дней морозы стояли злые, колючие, вьюга в безумном вальсе кружила по дворам, расшвыривая обжигающий снег, так что за три метра ничего не было видно. Одним словом, не лучшая погода для пешеходных прогулок, тем более ночью. Я сидел у окна, слушал, как на улице воет и стонет стихия, и думал, допивать ли коньяк, или лучше оставить на завтра. И тут, словно сцена из фильмов ужасов, звонок в дверь, невозможный и пронзительный, словно в дверь моей жизни настойчиво поскреблась сама смерть. Я вскочил и побежал открывать, я и правда подумал, что на пороге может оказаться маньяк, которого я собирался сию минуту забить до смерти.
Но на пороге, увы, был всего лишь Антон, правда выглядел он не лучше маньяка, - кончик носа и скулы начинали белеть, на бровях и ресницах лежал иней, глаза слезились, а весь он ссутулился и дрожал.
- Ты что, рехнулся?! - поздоровался я. - Ты же себе лицо обморозил! Заходи быстро.
- Я это… Неудобно, я не помешаю? - промямлил парень.
- Заходи, сказал.
Я заставил его принять горячий душ, сварил кофе, добавил туда ложку коньяку. После душа Антон выглядел получше, дрожь прошла, на щеках появился румянец. Чашку с кофе он держал двумя руками и пил маленькими глоточками. Я знал, что мне предстоит выслушать очередную душещипательную историю, не очень этому радовался, но выбора у меня теперь не было. Правда, Антон не торопился плакаться мне в жилетку, очевидно, не зная с чего начать.
- Ну рассказывай уже, чего стряслось? - подбодрил я парня. - Какого хрена ты выперся гулять по такому морозу?
Антон тяжело вздохнул и начал сбивчиво говорить. История получилась недлинной, и банальной, как и все житейские истории, которые повторяются из поколения в поколение, подтверждая мысль, что человечество в целом состоит из идиотов, ничему не учится и обречено на вечное повторение ошибок своих родителей.