- Гармония - слишком размытое понятие для моих мозгов компьютерщика. Что-нибудь бы по-конкретнее, а? Вот, скажем, каким бы ты нарисовал меня?
Я спросил это скорее в шутку, с иронией, но взгляд Антона стал отстраненным и глубоким; мне вдруг почудилось, что я стою январским вечером на Оби, слева и справа ледяная пустыня, взморщенная гребнями торосов, а передо мной прорубь с черной мутной водой, в которой я отчаянно пытаюсь что-то рассмотреть… Может быть, свою судьбу?
- Я вижу тебе сидящим в позе мыслителя Родена, - бесстрастно начал художник Грувич. - Твоя грудь вскрыта, в ней огромная дыра, в левой руке ты держишь свое окровавленное сердце, в правой - окровавленный нож, а твои глаза полны слёз и отчаянья.
В наступившей тишине я услышал, как пораженно выдохнула Лена. Мне же… мне расхотелось пить французский коньяк, я поспешно взглянул на часы, порывисто встал.
- Если ты это когда-нибудь нарисуешь, я поломаю тебе ноги! - достаточно агрессивно пообещал я, но Грувич был невозмутим.
- Пошли, что-то мы засиделись, - бросил я Лене и порывисто направился к гардеробу.
- Будешь в Москве, заходи, подарю тебе изображение истинного Грека, - догнал меня голос Грувича, когда я надевал пальто. И, чёрт возьми, в этом голосе не слышалось иронии или насмешки, Антон был абсолютно серьезен.
Уже на улице, пройдя быстрым шагом пару кварталов, и чуть ли не таща Лену за руку, я начал понемногу успокаиваться. Легкий снег неспешно ложился на тротуар, на массивные деревянные скамьи на черных кованых ножках, на лоток бронзового торговца, продававшего бронзовые флаконы, рядом с которым я остановился. Лена молчала, но в её молчании отчетливо слышалось ехидство, что-то вроде: "Так тебе и надо!", или: "Хамство наказуемо!". Проклятье, мне немедленно требовалось выпить!
- Похоже, он торчит тут с конца 19-го века, - прокомментировал я скульптуру бронзового торговца, пытаясь отвлечься.
- Грек, - с деланным спокойствием позвала Лена, - у меня ноги замерзли.
Я осмотрел подругу сверху донизу. Поверх вечернего платья короткая норковая шуба, на ногах черные сапожки до колен. Босоножки, очевидно, в сумке. Да, коленки голые. Не самый лучший прикид для прогулок до городу в декабре. Ну да мы же собирались в ресторан, черт возьми!
- Ну так пошли быстрее туда, куда изначально планировали! - взорвался я, все еще раздосадованный безумной фантазией Грувича, и Лена тут же увлекла меня к сияющему фасаду дорогого кабака, который я, будучи один, обходил бы десятой дорогой.
Пять минут спустя я под руку с подругой, в новом платье ослепительной, как лучистый сапфир, вошел в зал дорогого ресторана, чувствуя себя последним пижоном. Взгляды присутствующих мужчин тут же обратились к моей любовнице, прямо светясь жадностью и похотью. Я с детства ненавидел представителей своего пола, они всегда пытались отнять у меня игрушки, деньги и женщин. Агрессия и раздражение вспыхнули во мне снова, к тому же помножились на ревность, так что я готов был кинуться на первого встречного, пусть бы он дал только повод. Короче, весь час, пока мы были в ресторане, я сидел мрачный как грозовая туча, постоянно сканируя взглядом присутствующих, пил коньяк, совершенно не пьянея, и чувствовал, как в моих венах кипит адреналин. Я так и не смог съесть ни кусочка из заказанного Леной блюда, с каким-то диким французским названием. Лена же вела себя непринужденно, беззаботно уплетала заморские кушанья, запивая их красным вином, и несла какую-то околесицу про то, как здесь мило, какой приятный интерьер, и как много вокруг доброжелательных людей, потому что все ей улыбаются, а некоторые даже подмигивают. Под конец до меня начало доходить, что эта сучка все прекрасно понимает и намеренно надо мной издевается, возможно даже мстит за ту мою злосчастную выходку, которая, в конце концов, привела нас в одну постель, а может и за неудавшуюся беседу на "высокие" темы с Великим Художником Современности Антоном Грувичем. В ту же секунду я потребовал у официанта счет, и когда его принесли, с ужасом осознал, что ещё никогда раньше мне не доводилось отдавать столько денег за так бездарно и даже пагубно проведенное время. Ещё и официант добил:
- Мы принимаем пластиковые карты.
- Какая досада! - отозвался я с ненавистью, соображая, хватит ли мне денег рассчитаться за ужин. - Забыл в отеле свою Golden Visa.
Денег хватило впритык, а потом я схватил Лену за локоть и потащил в отель. Захлопнув за собой дверь в номер, я бросил её на кровать и отодрал просто со звериной жестокостью. Господи, я ещё никогда не слышал таких оргазменных воплей. Как она орала! Поражаюсь персоналу отеля, который мужественно перенес этот ужас, каким-то чудом определив, что тут происходит не кровавая пытка, но банальный секс. Я и сам то кончил вулканом, и в изнеможении откатился в сторону, а Лена ещё пару минут не могла прийти в себя, все её тело била дрожь, из глаз текли слезы, а в мою руку она вцепилась так, что у меня начали неметь пальцы.
Наконец, вернувшись в реальность, Лена отпустила мою руку, закинула мне на бедро ногу и нежно погладила пальцами по щеке.
- Понравилось? - спросил я. - И зачем надо было доводить меня до бешенства? Можно было просто сказать: трахни меня, как грязную шлюху.
- Алёна была права, - промурлыкала Лена своим низким бархатным голосом.
- Не понял? - я насторожился.
- А она ведь тебе нравится, да?
- Это ещё что за допрос? - мое беспокойство нарастало. - В чем Алёна была права?
- Она сказала, что при правильном подходе, всю твою безбашенность можно пустить во благо.
И тут до меня дошло:
- Так весь этот ужасный день был спланирован тобой и Алёнкой?! То-то я смотрю - уж больно коварства много! Нет, женщины - самое подлое и низкое племя! Хуже врачей!
Лена не ответила, только улыбнулась, я же на самом деле злости не испытал, напротив мне было приятно осознавать, что Алёна обо мне печется. Да, это была странная забота, даже какая-то извращенная, но все же - забота.
"Ничего, - думал я, внутренне улыбаясь, - я и тебя, милая моя Алёна Игоревна, когда-нибудь оттрахаю, как последнюю грязную шлюху!"
На секунду я даже о Грувиче забыл. Но только на секунду, потому что в этой жизни всегда рядом окажется кто-то, кто с радостью напомнит о плохом.
- Скажи, Грек, - вдруг тихо произнесла Лена, - то, каким тебя увидел художник… Он угадал?
Я долго молча смотрел в потолок, пытаясь сначала себе ответить на этот вопрос, и чувствуя, что это занятие портит мне настроение, затем вдруг понял, что мое молчание может быть истолковано неверно, отозвался:
- Не знаю. Понятия не имею, какой я на самом деле.
- Ты врешь, - не поверила Лена.
- Какая разница, - отозвался я равнодушно. - По твоему убеждению, я вру всегда.
- Нет, - уверенно заявила моя подруга. - Иногда ты маскируешь правду под ложь, так, чтобы никто не догадался о твоей искренности. Ты боишься, что кто-то увидит тебя не таким, каким ты себя показываешь.
"Просто удивительно, какие все вокруг крутые психологи, - подумал я с раздражением и решил ничего Лене не отвечать. - Интересно, насколько глубоко они понимают самих себя?"
И только минуту спустя до меня дошло, что этот вопрос - слово в слово - пересказ другого вопроса, заданного мне несколько часов назад Антоном Грувичем, - вопрос, на который я не хотел отвечать ни тогда, ни сейчас.
"Твою мать!.." - выругался я в сердцах, решив тут же закрыть глаза и уснуть, чтобы проснуться утром, благополучно выкинув всё это из головы.
Но заснул я только в полтретьего ночи, тревожным, нервным и сумбурным сном.
Домой мы вернулись в ночь с воскресенья на понедельник. Я включил свет во всех комнатах и внимательно обследовал квартиру. Она оказалась идеально прибрана, даже пыль на книжных полках отсутствовала. Кровать была аккуратно застелена, а на подоконнике появился горшок с кактусом. Ларион весело тявкал и пытался грызнуть меня за ногу, то есть с собакой все было в порядке. Пачка презервативов, оставленная мною на столе в целях пропаганды безопасного секса, осталась нетронутой. То есть либо до секса не дошло, либо Пашка проявил предусмотрительность и принес презервативы с собой. Вопрос был интересный и требовал ответа.
Я принял душ, выгулял пса и отправился на работу.
- Света, - сказал я, когда молодежь удовлетворила свое любопытство по поводу моей поездки и угомонилась, - что на моем подоконнике делает кактус?
- Ну… у вас как-то мрачно, - отозвалась девочка, лупая на меня удивленными глазками.
- И ты решила превратить мой подоконник в оранжерею?
- Я сама его буду поливать, - сказала Света, метнула в Мельникова быстрый взгляд, и смутилась.
- Светочка, ты теперь просто обязана это делать, - заверил я ученицу. - Кстати, спасибо за квартиру, не помню, когда она в последний раз так сияла. Правда, я под одеяло не заглядывал, надеюсь, пятен там нет?
Класс притих, чувствуя, что происходит что-то серьезное, но ещё не успев осознать, что именно. Света сжалась, словно от неожиданного раската грома, её ротик приоткрылся, она смотрела на меня со страхом. Я перевел взгляд Мельникова, он опустил глаза, а руки сцепил в замок так, что побелели костяшки пальцев, его уши пылали. Значит, все у них получилось, - сделал я вывод.
- Ох, ничего себе! - послышалось откуда-то с задних рядов.
А следом несколько пацанячих глоток во весь голос заржали.