- Непобедимы те идеи, которым пришло время, - улыбнулся Егор.
- Хорошо сказал. - Настя опять неловко пнула пачку.
- Это не я сказал. Это сказал один британский сэр на букву "че".
- У всякой вещи есть свой звездный час. - Настя, наконец, кое-как наподдала пустой пачке, и та улетела на газон. - Цветы нарасхват восьмого марта и первого сентября, а яйца в лет идут на Пасху.
- Хватит умничать, - надула щеки Катенька. - Пойдемте лучше на тарзанке прыгнем или пива выпьем.
- Хорошая альтернатива, - оценил Тарарам.
- Николай Первый наказанным офицерам тоже предоставлял достойный выбор, - снова улыбнулся Егор. - Либо гауптвахта, либо слушать оперу Глинки.
- Прикалыветесь, умники…
4
- Надо жить полной, плещущей за край жизнью, - в глазах Тарарама прыгал бесенок, - жить на всю катушку, испытывать жизнь на ее предел, высекать из нее искры и самим становиться ее блеском. Не в шкурном, разумеется, смысле…
- Но нам запрещено так жить, - возразил Егор.
- Кем?
- Господом Богом.
- Ерунда. Об этом мы вспоминаем лишь в беде, когда нас постигает неудача. Лишь в беде мы взываем к Богу - так овцы, заслышав волчий вой, жмутся к доброму пастырю в кудрявой овечьей шапке и теплой овечьей шубе.
- Но беда - это и есть предостережение или наказание.
- Ерунда. Неудачи преследуют нас в любом случае, а не только тогда, когда мы нарушаем заповеди. Стой, как свая, и всех перешибешь - вот главная заповедь. Покаяние человеку не к лицу. Покаяние нарушает цельность и красоту греха, как газ, вспучивший консервную банку. В результате мы видим лишь подпорченную добродетель, а этим блюдом не усладишь Бога и не обманешь совесть. Наш путь - не покаяние, а совершенствование, не плач о недостатках, а стремление к безупречности, не признание вины, а осознание ответственности за то, что мы делаем и чего не делаем.
- Поодиночке так не выжить, - задумчиво сказал Егор. - Так человека просто съедят. Съедят с ливером или изолируют, хотя бы и на свободе - окружат пустотой, вакуумом, который прекрасно защищает от шума и тишины, тепла и стужи, пыли и чистейшего озона, который выдыхает Бог. Чтобы так жить, нужна система, сообщество единомышленников. И еще - идеология внутри системы. - Егор почесал затылок. - Нет, даже не идеология, а лидер, безукоризненный вождь, который мог бы авторитетно направлять - как, что и почему надо делать.
- Верно, - обрадовался Тарарам и потер ладони. - Нужна система, общество с немилосердной иерархией. Где на вершине - вождь. - При этих словах лицо Ромы сделалось серьезным. - Непогрешимая фигура - поводырь по жизни. Под ним - ленивые и умные, элита и мозг сообщества. - Тарарам доверительно посмотрел в глаза Егора. - Они не слишком озабочены трудами и утруждены заботами, они любят, закинув руки за голову, лежать на мягком и расхаживать из угла в угол в халате, но именно они производят идеи, строят стратегию, отлаживают систему и продумывают ходы. Кроме того, ленивые и умные в силу лени не поражены пустым тщеславием, а в силу ума не посягнут на место первейшего. - Тарарам надменно закурил сигарету. - Следом за ними стоят умные и энергичные. От них толку меньше, поскольку размышлять и проникать в суть им мешает собственная предприимчивость, желание держать палец на пульсе и быть в курсе всего на свете. А также стремление выковать карьеру - это тоже мешает думать. - Тарарам выдержал паузу. - Энергичные и тупые - нижний ярус иерархии. Это - база, фундамент. На нем, собственно, все и держится, так как своей ретивостью и способностью без рассуждений исполнять волю вождя энергичные и тупые хранят дисциплину, цементируют ряды и делают в глазах посторонних систему грозной. - Дым клубом встал перед лицом Ромы. - Ну а ленивые и тупые нам не нужны - это позорная слизь, гниль, мусор, их место во внешнем мире перед экраном с юмористами.
- Ты говоришь мне это, потому что уготовил место сразу под собой, в рядах ленивых и умных?
- Да. Всем, кто ниже, знать это нельзя.
- Спасибо за доверие. Мы четверо похожи на костяк модели…
- Хорошо, что ты это заметил.
- …а Катенька, стало быть, как хвост в пасти змея.
- Надо же, об этом я не думал.
- Мне кажется, - опять почесал затылок Егор, - что-то подобное я читал у Мольтке.
- Возможно, - легко согласился Тарарам. - В истории, культуре и семейном быте полно параллельных мест.
5
- А что бы ты сказала о театре… ну, скажем так, не понарошку? О театре, где у актера нет места для внутреннего смеха? Где все взаправду? Назовем это театр-явь. Или еще проще - реальный театр.
- Как это? - не поняла Катенька. - Написано "кашляет" - и кашлять?
- Более того, - пояснил Тарарам, - написано "душит" - и душить. Входить в образ до конца, по самое некуда. Понимаешь? Сходить с ума и умирать по-настоящему.
- Так ведь через сезон актеров не останется.
- Если изменить правила, появится новая драматургия. Без смертей. Хотя совсем без них - куда же…
- Это нелепица. Ты шутишь?
- Почему нелепица? Это, дружок, новый театр с новой идеей и новой стратегией. Зачем наследовать балаган и потворствовать человеческим слабостям? Комедиант неинтересен в жизни, и он перестанет быть интересен на сцене. Лариса Дмитриевна, которая завтра умрет на подмостках от настоящей пули Карандышева, в миллион раз одухотвореннее какой-нибудь Комиссаржевской - королевы притворства. Из театра уйдет пресловутый психологизм, его заменит рок, тот самый - рок греческой трагедии, на руинах которой хохотал Аристофан, не понимающий, что юмор - всего лишь отложенная трагедия. Именно так - отложенная трагедия. И поэтому, как точно подметил Козьма Прутков, продолжать смеяться легче, чем остановить смех. - На миг Тарарам сбился. - О чем мы?
- О роке.
- Да, психологизму на смену вновь придет рок. Только рок не шутовской, подложный, а чистопородный, первозданный. Трагедии в Греции игрались единожды, у нас будут играющие единожды актеры, актеры-гладиаторы. Сечешь? Мы перечеканим монету и выведем из обращения подделку. Раз зрелище нельзя убрать из жизни, надо сделать его реальностью. Театр должен стать корридой. С какой стати актер решил, что у него сто жизней? Нет уж: пошел в профессию - ответь по полной.
- А это даже интересно…
- Конечно, интересно. Ты этим и займешься. Будешь пионером нового театра. Как Петипа и Немирович-Данченко. Как Жене, Арто и Аррабаль в одной упряжке. Или, прости за выражение, Виктюк. Только твой театр вознесется на десять этажей выше…
- Пионеркой.
- Что?
- Буду пионеркой. - Катенька засмеялась.
- Ну да… А что ты смеешься?
- Представляю, как взаправду тает на сцене Снегурочка.
- Это, дружок, несущественная проблема.
- А почему я буду пионеркой? Ведь придумал ты?
- Тебе в общих чертах известны законы сцены. Ты понимаешь, что и где ломать. Ну и… В общем, мне порой кажется, что весь мир - порождение вполне человеческого ума, но… придуман, что ли, в безотчетной горячке - возможно, даже мной самим. Я не то говорю… Словом, раз сам придумал, что теперь - самому и шить, и жать, и на дуде играть?
- Я тоже, между прочим, могу что-нибудь придумать. Уже придумала даже.
- Что ты придумала?
- Новую запись той жуткой истории. Помнишь? "У попа была собака…"
- Ну?
- Удобнее теперь писать это вот так… - Катенька взяла ручку и вывела на конверте, в котором оператор рассылал распечатку мобильных трат: "У попа была @".
- Да… Знаешь что?
- Что?
- Ты лучше не придумывай. Я буду придумывать, а ты - бесподобно исполнять.