Сюжеты прощания. Тетрадь первая
Лабиринт
й рассказывает свою жизнь как долгий перечень парадоксов. Иногда парадоксы его забавляют. Порой он ими даже хвастает. Гораздо чаще рассматривает эти парадоксы с печальным недоумением.
- Сравните, - обратился он ко мне, - сравните то, как жила моя семья, и то, как жили семьи других писателей Литвы. В большинстве случаев вы увидите, что называется, бурные сюжеты: похороны, разводы, размены квартир, часто безденежье…А у нас, вроде бы, все было тихо и мирно. Благополучно. Почти полвека прожили в огромной квартире, в одном из престижных районов Вильнюса - на Жверинасе. Антикварная мебель. Полный достаток. Машина. Курорты. Моя жена - один из лучших в Литве врачей-эндокринологов, известный доктор Сидерайте. Я - всеми уважаемый литературный критик, а потом - драматург. Дети получили хорошее образование…
Он сделал паузу. И выдохнул:
- Но все это - внешнее. Жизнь внутренняя - подлинная - кипела как раз в нашей семье! Вы содрогнетесь, когда узнаете правду…
Глагол "содрогнетесь" заставил меня вспомнить о театре. Я подумал: опытный драматург строит таким образом "завязку" наших бесед.
И все же очень скоро я убедился: он прав. Больше того, его жизнь - вовсе не перечень парадоксов, но путь в лабиринте.
Символ
Тема подлинного и мнимого в его жизни, по мнению й, началась восемьдесят лет назад.
"…Я весь фиктивный. В моей метрике, к примеру, фиктивна дата рождения. Там значится: 15 августа 1911 года. А на самом деле… Я появился на свет назавтра после поста Девятого Ава. Вы помните, что это за день в еврейской истории? Он трагичен для евреев разных эпох. Девятого Ава произнесен Божественный приговор над выходцами из Египта - наши предки были осуждены сорок лет кочевать по пустыне. Девятого Ава уничтожены и Первый, и Второй храмы в Иерусалиме. На Девятое Ава приходится изгнание евреев из Испании в пятнадцатом веке. Я недавно подумал: а ведь примерно Девятого Ава началась и Вторая мировая война.
Откуда же взялась эта дата - пятнадцатое августа? Все метрические книги в Калварии - и цивильные, и в раввинате - были уничтожены в первую мировую войну. Все, все сгорело. "Пятнадцатое августа", - сказал я писарю, когда поступал на службу в литовскую армию. Помнил: пятнадцатого августа родились многие выдающиеся люди, в том числе Наполеон".
А подлинную дату своего рождения й узнал лет через десять. "Это был первый день после Девятого Ава", - припомнит мать. И он пойдет к раввину. И тот достанет еврейский календарь за 1911 год. И окажется тогда: он на одиннадцать дней старше…
Этот рассказ й закончил, как и начал:
- Я весь фиктивный Я пришел в мир не в день праздника, а после поминок (23 октября 90 г.)
Опыт самопознания
Собственная жизнь для него не менее таинственна, чем для меня. й с разных сторон пытается подойти к "тайне".
"Что сформировало мой характер, мой духовный облик и, в конце концов, мою биографию?
Вот, по-моему, самое главное: до двенадцати лет я не видел крови. Никогда. Ни крови человеческой, ни даже крови куриной Я даже никогда не видел резника, который, согласно еврейской традиции, убивает животных особым способом - чтобы мясо было кошерным.
Никогда не видел мертвеца…
Сам не знаю, почему так случилось. В семье в эти годы никто не умирал. У соседей - тоже. А, может быть, меня старательно оберегали от подобных впечатлений
Не видел я и револьвера. В городке было трое или четверо полицейских. Когда они шли по улице, из их портупей выглядывали деревянные рукоятки.
В том мире, который окружал меня, царил не культ силы - культ ума.
Я знал: если между евреями назревает серьезный конфликт, они идут к раввину. Тот не может посадить в тюрьму, однако его решения выполняются беспрекословно. За словами раввина, какими бы они ни были, просвечивала мудрость Торы, Талмуда, предания…" (23 октября 90 г., 8 ноября 91 г.)
_____________________
Все приходит в свой срок. В тринадцать лет еврейский мальчик обычно становится полноправным членом общины. Двенадцатилетний Янкель узнал сразу две тайны жизни - смерти и любви.
______________________
…Как всегда, в воскресенье, приехала из деревни одна знакомая семья: что-то купить, просто погулять по городку.
Их было трое: две сестры и брат. Обычно они появлялись к обеду. В тот раз обед не состоялся. Уже садились за стол, когда старшая из сестер (ей было двадцать пять-двадцать шесть лет), поднявшись с софы и подойдя к столу, вдруг упала.
Ее тут же уложили в постель, диагноз для врачей очевиден: паралич. Больную нельзя было никуда перевозить. Три дня она находилась в той же комнате, где спал Янкель. (Собственно, это была кровать старшей сестры, но той нашли другое место, а ему, мальчику, - не смогли: в доме очень тесно - ведь гости так и не уехали).
Конечно, никто не думал, что больная умрет. А Янкель не сомневался в этом. Слушал ночами шумное, сбивчивое дыхание и ждал: скоро ли все кончится? Засыпал, снова вслушивался.
Она пролежала ровно трое суток. И однажды ночью затихла.
_____________________
Столь же внимателен й к жизни плоти.
Записи наших бесед о том, как трансформировалась любовь в двадцатом веке. Проблемы, над которыми он размышляет в связи с пьесой "Жертвоприношение": что преобладает в любви теперь - эротика или духовность; что такое творчество любви.
Кстати, в те же самые ночи, когда он, двенадцатилетний, почувствовал присутствие смерти, Янкель услышал и "дыхание любви".
В той же комнате, кроме мальчика и умирающей, были еще двое: восемнадцатилетняя сестра больной и - молодой санитар.
Любовные игры на полу, которые сначала кажутся мальчику сном. Спустя семьдесят лет его волнуют вопросы: видела ли э т о умирающая; была ли та любовь кощунством; бывает ли вообще любовь кощунством; что такое любовь…
Его до сих пор, как всякого творца, волнуют вопросы подростков.
_______________________
2 октября 95 г. й рассказал мне неожиданное и многозначительное для него продолжение той истории.
- Сразу после войны, приехав в Калварию, я пошел на городское кладбище. Когда-то оно было большим, красивым (между прочим, удобным для любовных свиданий). А теперь кладбище превратилось в пастбище. Евреев в городке почти не осталось. Плиты с кладбища растащили местные жители. По всей Литве еврейские надгробья несколько десятилетий использовали для строительства. Я стоял, оцепенев, и смотрел, как корова бродит по могилам, выщипывая траву. Вдруг я заметил могильную плиту. Всего одну. Оставшуюся каким-то чудом.
Я подошел ближе. Легко прочитал имя и фамилию: Нехама Криснянская… Да, так звали молодую женщину, которая умерла у меня на глазах.
Я был в то время не то что нерелигиозным - убежденным атеистом. И все же смутная догадка прошелестела в моей голове: это совпадение не случайно. Я почувствовал указующий перст Бога. Только не смог тогда, да и сейчас не могу объяснить этот символ.