* * *
Пашка честно пытался вникнуть:
- То есть сначала тебе подбросили письмо.
- Нет, сначала была посылка с яшмовым кулоном. Помнишь, мы когда-то искали с тобой, на "Прощании"… ни фига ты не помнишь, а я еще, как дура, думала на тебя. Эта посылка была сколочена из фанеры с его нашлепком… ну, живописным наброском, этюдом… но ту картинку я не сразу нашла.
- Ага. А потом письмо. Ты уверена, что это он писал?
- Он не мог писать, - устало, как ребенку, пояснил Яр. - Он умер восемь лет назад.
- Мог восемь лет назад и написать.
- Не мог, - я перевела дыхание, качнула колыбель. - Там такие вещи, которых Михайль не мог знать. Про ту войну, про Слободенский перевал… Я кое-что использовала потом в сценарии. Может быть, вы потом прочтете.
- Кстати, - протянул руку Пашка, - оно у тебя тут близко? Дай посмотреть.
Никогда он не понимал самых простых и незыблемых вещей, всегда был козел и таковым остался. Втолковала холодно:
- Сценарий прочтешь, я имела в виду. Письмо адресовано мне.
- То есть, - поднял глаза Яр, - ты все-таки думаешь, что оно настоящее. От него.
- Я ничего уже не думаю.
В наглухо законопаченных снегом щелях между ставнями было ничего не разглядеть, зато за периодически приотворяемой створкой двери виднелась уже непроглядная темень. Маленькая спала, хоть бы она не проснулась до утра. Пашка и Яр смотрели друг на друга поверх круглой печи, и на их лица ложились одинаковые красноватые отсветы, нивелируя несходство, индивидуальность, всякую разницу.
- А оно точно было, это письмо? - спросил Пашка. - Покажи.
Усмехнулась:
- Думаешь, я тут совсем уж поехала крышей?
Нагнулась, выудила парижскую сумку из-под кровати, снова бесформенную, плоскую: побег отложен, не пригодилась. Но и письмо, и раскрашенная фанерка лежали там, в боковом кармане, и я неслышно вскрикнула, оцарапав руку, черт, за всю зиму можно было удосужиться повытягивать эти гвозди… Конверт за что-то зацепился, я дернула нервно, сминая край - и вдруг поняла, еще на ощупь, не глядя.
Письма не было. Пустой конверт с неровно надорванным краем и машинописным адресом, безликий, ни о чем не говорящий, кроме того, что кто-то догадался объединить местный топоним с моим именем.
Обернулась через плечо. Пашка и Яр глядели с ожиданием в одинаковых оранжевых глазах. Я сунула конверт обратно и выпрямилась, держа двумя пальцами фанерку, ощетинившуюся почтовыми гвоздями:
- Вот. Правда же, Яр, это Михайль? Нашлепок к "Репетиции времен".
Посмотрел недоуменно:
- К чему?
- Его последняя картина, многофигурная композиция, огромный холст… ты не знал? Забавно. Получается, я и вправду все придумала.
- Ты можешь, - пробормотал Пашка. - Ни разу не сомневался.
Яр взял у меня нашлепок. Держа на вытянутой руке, прищурившись, словно ювелир-оценщик, повернул к свету и рассматривал пристально, как бы ища подвох. Вернул:
- Может быть, и Михайль. Не знаю, я не очень…
- Тут есть его картина с подписью, с М! - я метнулась было к окну, зацепила колыбель, остановилась покачать… черт. Все это не имело смысла.
Кому я собираюсь что-то доказывать, если один из них рылся в моих вещах, вытащил письмо, а теперь смотрит на меня с кошачьими искрами в глазах?! А может быть, и оба, а не один, они могли сговориться, мало ли было возможностей, пока я крутилась на кухне… Как вышло, что они появились тут почти одновременно? Чересчур плотно набились в мое жизненное пространство, а затем как-то плавно и незаметно, вместо того чтобы убивать друг друга, взяли меня в клешни с обеих сторон?!
- Подожди, поехали дальше, - проговорил Пашка. - А потом, значит, тебе подбросили ребенка. Точно так же, как эту картинку или письмо. Да?
- Примерно.
- Ты же никогда не хотела детей.
Можно было ответить. Что здесь меня ни разу не спрашивали, чего я хочу, а чего - нет. И если в происходящем и существует какая-то логика, то это уж точно не логика моих желаний… Промолчала. Легонько качнула колыбель - как лодку у пристани. Маленькая дышала ровно, ее личико было белым и безмятежным, чуть подрагивали выпуклые веки.
- Я вот думаю, - сказала неторопливо, скрывая за раздумчивой интонацией иронию и даже сарказм, - может быть, вас обоих мне тоже подбросили?
Они снова переглянулись, просто удивительно, насколько синхронно и слаженно у них это получилось.
- Нет, правда? Если кому есть в чем признаться по данному поводу, я жду.
- Я тебе все рассказал, - бросил Яр сухо, корректно и чуть быстрее, чем надо.
Пашка держал паузу. Целый длинный, в несколько тактов, многоступенчатый заунывный пассаж метели за окном.
Прорезался:
- Ну, это смотря что иметь в виду.
Метель притихла, словно тоже приготовившись слушать, наставив потайные микрофоны, в печке громко, будто пробный щелчок, треснул расколовшийся уголь. Яр вдруг встал - резким пружинным движением, от которого я вздрогнула, в два длинных шага подошел к двери, нажал плечом, отгребая очередной снежный пласт. Там, за дверью, за пределами очищаемого конуса, нападала, наверное, целая гора. Где-то между постройками, в груде прочей утвари, лежали, кажется, большие деревянные лопаты для снега, но теперь-то какая разница…
Яр уже закрывал дверь, и белые мошки таяли на его волосах и ресницах, когда мы услышали крик. Далекий, смазанный, не понять, мужской или женский, - но услышали мы его все, даже маленькая заворочалась в колыбели и на длинную секунду открыла глаза.
Крик повторился. Кажется, ближе - а может, просто громче и отчаяннее, на пределе возможного звука.
Пашка встал, и Яр четко и точно, как баскетболист, поймал его движение и взгляд:
- Пошли.
Оба оделись по-солдатски мгновенно, и я тоже вскочила, поспешно просовывая руки в негнущиеся рукава гардуса. Запутавшись в них под двумя одинаково недоуменными мужскими взглядами.
- Ты-то куда намылилась? - бросил Пашка, и я автоматически, без паузы, словно отбивая мяч, в тысячный раз сообщила ему, кто он такой.
- Марина, - сказал Яр с незнакомым сухим холодком в голосе. - Ты останешься. С ребенком.
С ребенком, да. На это мне было совершенно нечего возразить. И я еще стояла посреди внезапно просторного помещения, натопленного и уютного, вполне пригодного для жилья, стояла сама над колыбелью, вполоборота, с гардусом на одном плече, - а их уже не было, обоих, даже и голоса ушли куда-то в метель, растворились, пропали. А маленькая снова уснула, переменив позу, свернулась калачиком, как эмбрион: младенцы, наверное, неплохо помнят тот период своей недлинной жизни. Какого черта Пашка ляпнул, что я никогда не хотела детей?..
Но не стоять же так до самого их возвращения. Сняла гардус, бросила на кровать и подошла к двери послушать метель. В деревянную створку с той стороны сёк теперь сухой снег, как будто сыпался песок, бесконечный, беспощадный.
Круглая печь распространяла концентрические красноватые волны тепла и света, дугообразные отблески ложились на колыбель. Центр моей вселенной. Моей собственной внутренней полости, где нипочем не уместиться чересчур многочисленным лишним кристаллам.
И стало совершенно очевидно, что никто не вернется. Так должно быть, так задумано, чтобы они не возвращались.
К черту!!!
Я распахнула дверь, и снежинки ударили в лицо точным и сильным слаженным залпом, ослепили, иссекли кожу, забили дыхание. Гардус, накинутый на плечи, взмыл, словно крылья или кавалерийская бурка на полном скаку, этнические кисти зацепились за что-то в проеме, пусть их, к черту, не холодно и так. Вырвалась наружу, словно сверкание кристаллических искр из расколотой полости, наконец-то, сколько можно было! Метнулась, пробивая руками и телом обжигающий снег, туда, в бурю, в метель; не может же она, в самом деле, тоже подчиняться кому-то, чьей-то воле, фантазии, выдумке… хотя…
Крик раздался опять, отчетливо, совсем близко.
И я уже знала, кто это кричит.
* * *
Флюорит - плавиковый шпат, фторид кальция, название от латинского "флюор" - "течение". Оказывается, его добавляют в руды, чтобы снизить температуру плавления и придать текучесть. Ты не знал? Я тоже.
Чаще всего флюорит фиолетовый и зеленый, но бывает и голубой, желтый, розовый, а еще оптический - он бесцветный, прозрачный. А дальше у нас идет сплошная стереометрия, приготовься. Спайность совершенная по октаэдру. Сингония кубическая. Форма кристаллов - октаэдры или кубы. Образует плотные или зернистые массы, либо шестоватые или радиально-лучистые агрегаты. Еще или хочешь жить?
Добывают его из практически мономинеральных жил или месторождений замещения в известняках. В нашем случае скорее второе. Сплошное замещение, и все идет в плавильную печь.
Но смотри, как красиво.