Мне надо было добиться своего силой, швырнуть на письменный стол какого-то важного гинекологического начальника свое журналистское удостоверение и угрожать, что сейчас пойду к министру здравоохранения, у которого месяц назад брала интервью для "Советской Белоруссии" (что чистая правда). И что, идти напрямую через площадь Ленина? Каждые пять-семь минут судороги заставляли меня становиться на четвереньки. Я лежала босая, без трусов, в рубашке с пятнами подозрительных цветов, оставшимися от прошлых стирок и свежими от вытекающих из меня через естественные отверстия физиологических жидкостей, и со штампом для защиты от кражи "Министерство здоровья и счастья всех женщин БССР".
Ну меня и разрезали, лишь бы как. Кесаревым сечением по методу Лебедева, разработанному в 1896 году. Продольно. Зашивали, похоже, вслепую. Не составили как положено мышцы живота, поэтому торчит он сейчас из-под грудей, как слепая морда какого-то мутанта. Но даже с таким украшением я вышла замуж. Три раза. Поэтому меня ужасно смешит, когда англичанки жалуются, что целлюлит на бедрах отпугивает от них потенциальных женихов.
В общем, есть у меня сын в результате разных операций и стечений обстоятельств. Мой собственный сын! Он похож на мою маму. А статью в моего папу! Значит, не подменили его в больнице, не ошиблись. А могли. Я так благодарна родине за своего ребенка! Только как-то так получилось, что благодарность у меня есть, а родины нет… Не ощущаю я родины и не имею ее. И не хочу иметь. Спасибо.
28
28. Настала черная пора.
Срок подачи налоговой декларации.
Последний свисток. Всё записанное мною на эту тему – ворох бумаг. Требовалось подсчитать все мили, которые проехала за год по служебной необходимости, вычислить стоимость горючего, прибавить ее к приблизительной величине амортизации автомобиля и вычесть все это из моего дохода. Езжу не на ракете "Восток", а всего лишь на антилопе типа "RAV-4". Ракетой в этом году было бы, пожалуй, дешевле. Позарез нужно найти предыдущий блокнот, такой с желтой обложкой, с записями от начала года, потому что в том, который под рукой, записи с мая. Ищу блокнот и чувствую, что во мне что-то ломается. Теряю волю к жизни. Ползаю по углам. Посмотрела везде – в корзине с грязным бельем, под кроватью, под сиденьем водителя в машине, в чемодане с зимними вещами, в выдвижном ящичке для косметики и канцелярских принадлежностей.
Есть! Нашла! В ящичке с надписью "РАБОЧИЕ ТЕТРАДИ"… Как же это случилось, что я положила вещь в предназначенное для нее место? Хм… осечка характера.
И вот сижу и считаю эти самые мили. Но что-то зудит, помехи во внимании. Замечаю, что эти каракули, эти истории, украденные из-под носа Закона об охране личных данных, эти предательства государственных соображений, эти бумажки и листочки, не попавшие на вечное хранение ни в полицейский архив, ни в Хроники Акаши, эти спонтанные записи на полях – все это написано мною… по-польски! Это уже не осечка, это аномалия. Вот, пожалуйста: грузинский монах из расположенного поблизости буддийского монастыря школы Теравада побил своего норвежского собрата за то, что тот курил марихуану и после третьей затяжки назвал его советским диверсантом и атеистом. Ибо у норвежцев к русским столько же уважения, сколько у поляков претензий. То есть порядочно. Ну и получил этот полярный медведь по сусалам, как Буддой положено. И все это написано по-польски! Мало того: двое молдаван угнали велосипед "Nike" цвета "серебристый металлик" со стоянки у супермаркета "Morrisons" в Дорчестере – и это тоже по-польски! Эстонец избил украинца из-за прекрасной… латышки, хм. Все по-польски! Наконец, натыкаюсь на редкий этнический случай: Джон Стивенс, англичанин до мозга костей, отдыхавший в десять вечера в пабе "Белый олень", попросил огонька у Ивана Капустина, русского до мозга костей и других внутренностей. Этот Капустин вежливо и с улыбкой достал из-под плаща полутораметровую пушку с романтичным названием МС255-20. Господи! Весь паб упал на колени и пивные животы и взмолился, чтобы Ваня проявил российское великодушие (и откуда берутся на свете такие представления?). Иван, удивленный произведенным впечатлением, попробовал громко, даже слишком громко в создавшейся ситуации, ну и, естественно, по-русски, объяснить обществу, что это лишь выполненная в натуральных размерах копия оружия, сделанная по заказу одного олигарха исключительно для прикола. И что, мол, в данный момент это полезное кухонное приспособление – зажигалка.
И все это в моем желтом блокноте записано по-польски.
Что, как, почему? Почему не на языке моих колыбельных, бессмертных произведений Пушкина, Толстого и прочих набоковых? И моих же курсовых работ? Почему не на языке Шекспира, Оруэлла и прочих джеймсов джонсов, моей кандидатской диссертации и языке общения с сегодняшним окружением?..
Ополячилась?
Ясно как день. А по-польски: ясно, как солнце, или – прямо, как член.
И это не в Польше, а здесь, на Острове, в Веймуте на берегу Ла-Манша, называемого тут Каналом!
Я одновременно взволнована и испугана. Мне не по себе. Впрочем, мне так часто не по себе, что уже становится привычным. Звоню с этой проблемой Роберту. Жалуюсь и ною. Приезжаю к нему рано утром на следующий день. Он только что встал с постели и еще сонный, и я целую его в небритую щеку… А потом извожу жалобами на свою любовную болезнь. Роберт увлеченно спекулирует: я, мол, по натуре бояка, и страх де – мой решающий элемент, и что, мол, битие определило мое сознание, и, исходя из этого, мозг подобрал самое безопасное средство общения с окружающей средой. Русские слова-дела-стереотипы слишком сильные, английские – слишком слабые. А польская полумягкая ментальность оказывается в самый раз в данную минуту и в данных обстоятельствах.
В этом что-то есть.
А сколько замечательных друзей среди поляков нашлось в тюрьмах и следственных изоляторах, не говоря уже о больницах! Доротка, которая надавала пощечин неверному любовнику, и тот написал на нее заявление в полицию, потому что хотел выселить из квартиры; Марленка, ехавшая на машине без положеной страховки; дантист Вацек, который справлял малую нужду под фонарем на безлюдном пляже, потому что боялся в темноте испачкать новые брюки и который понятия не имел, что на фонарном столбе висит камера видеонаблюдения; Кристиан, отец которого погиб в автомобильной катастрофе на дороге нашего графства; Гжегож, который играл на аккордеоне на бульваре, не имея лицензии на артистическую милостыню; Петр, который поймал угря длиной на три сантиметра меньше, чем разрешено правилами, и не имел при себе рыбацкой линейки… От каждого из них мне пришло приглашение на ужин в сочельник. И для каждого мы с мамой печем традиционную для этого праздника польскую плюшку в шоколадной глазури под названием "афроамериканец", или по-старинному – "негритенок".
А сколько друзей я нашла в местах заключения среди русских? Ни одного. А сколько англичан-товарищей по работе пригласили меня на дринк? Человек двадцать, но в бар, а не к себе домой. К черту! Если дружить и праздновать, так только с поляками.
Видимо, что-то есть в том, что тем, кто едет из Лондона в Москву и из Москвы в Лондон, Варшава представляется конечной точкой маршрута.
"Хорошее – потому что польское!" – как твердил в свое время экс-премьер Кшиштоф Белецкий, нахваливая товары местного производства. "А может, и словацкое!" – добавлял каждый раз мой сын с ухмылкой. Потому что в этих мысленных путешествиях между Москвой и Лондоном легко ехать транзитом через Братиславу, Брно, Загреб или, скажем, прекрасное Сараево…
29
29. Сегодня я прощаюсь с Робертом. Он меня оставляет. Едет на Шри-Ланку.
Два года назад туда уехал мой любимый. Без предупреждения.
Я спросила по скайпу: Ты где? (sun)
Он ответил: На Шри-Ланке (flower)
Я спросила: Когда ты вернешься? (heart)
Он ответил: Не знаю (devil)
И даже не упомянул, что просто уехал туда жить. Вероятно, считает: где он живет и как долго – его личное дело. И я тут ни при чем. А если и будет приезжать, то в Европу, а не ко мне. И если вернется, то в Европу, а не ко мне.
Но при этом: I love u, I miss u (flower)
После такого фортеля мне уже неохота никого спрашивать: "Когда ты вернешься? Ты вернешься? В Европу?"…
Особенно когда кто-то едет на Шри-Ланку.
Год назад и сама туда ездила. Пробыла с любимым неделю и вернулась в Англию. Дольше я не была ему нужна. Жалею, что не купила двухнедельный тур. Сумел бы он все это время доказывать себе, что является исключительным любовником? Или скорее бы сдох?
Вернулась в Англию. Доехала из аэропорта. Поднялась на лифте. Зашла в квартиру… А в себя прийти до сих пор не могу.
Но от Роберта я такого не ожидала. Думала, что он более тактичен. Что ж, он всегда хвастается своей правдивостью. Как и мой любимый… Ну и доказывает это себе с помощью моих слез. Любимого я поймала на фуфле. Роберта еще нет. Дело времени?
Что ему стоило сказать: "Я еду в Индию"?
Зачем он едет на этот остров?
Я в отчаянии. Может, Роберт встретит там моего любимого?