Теперь я живу в средней полосе. Здесь средние зимы со средними морозами. И лето – тоже среднее, между нормальным и так себе. В этой средней полосе уже можно жить не только летом. А летом – вообще жить замечательно. Всё цветет, колосится, завязывается и плодоносит. Вон в теплице помидорина в полкило уже месяц висит на хиленьком кустике. Чтобы он не сломался, я подвязала эту представительницу семейства пасленовых бинтом, вроде как раненая она. Повисела она так с повязкой недели две, и так ей стало стыдно, что стала краснеть. Скоро снимем. Думаю, ее хватит на шесть салатов и угостить соседей.
Лето – не только время года, но и единения. Оно сплачивает людей общей болезнью, называемой огородничеством. У кого-то бывает с осложнением – в сторону садоводства. Но не только эта "зараза" пристает к нам в эту пору. Есть еще одна, со сложным названием: "а давай-ка мы чего-нибудь построим, пока тепло". Вот и к нам она прицепилась. Но об этом не могу без подробностей.
Мы строим сарай. Хотя нет, это банальное хозяйственно-бытовое название "сарай" просто оскорбительно для того сооружения, что возводится у нас в саду. В шутку мы называем его стройкой века. Потому что теперь, когда половина пути уже пройдена, мы понимаем: за что-то более "эпохальное" в ближайшие сто лет точно не возьмемся!
Я не случайно написала "мы". Поначалу у меня в этой затее был только "чайный" интерес – обещанный мне в конструкции сарая-мастерской балкончик, весь из себя романтический, для пития любимого мной напитка. Я мечтала, что тихими теплыми вечерами, разумеется, летними (не представляю себя сидящей в шубе, валенках и шапке-ушанке на заснеженном балконе и греющейся чаем где-нибудь в январе) мы будем за чашкой чая вести умные беседы и обозревать радующие глаз дали. Ну, или хотя бы просто деревню и поля вокруг. Или, если уже совсем не повезет, то не радующих ни глаз, ни прочие органы чувств двух местных друзей-выпивох. Не увидеть их просто нельзя: они курсируют в магазин соседнего села за горячительным с периодичностью и точностью экспресса Париж-Лондон. Проверяла: с высоты балкона почти весь их путь как на ладони. Не видно их лишь тогда, когда томимые "жаждой" ныряют в магазин, как в туннель под Ла-Маншем.
Так вот, этот мой косвенный на первых порах интерес позже, когда задумка от планов перешла в стадию воплощения, стал обрастать списком обязанностей. Причем в нем, к моему удивлению, не было ни слова о моих правах. Видимо, главное отвоеванное мной право – иметь в итоге возможность пить чай на балконе (вот ведь приспичило!) – девальвировало все прочие. Я-то, наивная, полагала, что буду время от времени, по дороге в теплицу или к кустам смородины, мило любопытствовать: "Как там строительство, дорогой, близко ли к завершению, не пора ли заваривать чай?" Но не тут-то было! Я и сама не заметила, как оказалась вовлеченной в активный процесс.
"Дорогая, помоги мне сделать разметку: у тебя такой острый глаз!" – и "дорогая" с радостью держит рулетку, напрягая все свои "четыре" глаза, причем от усердия в них начинает двоиться. "Милая, давай вместе рассчитаем, сколько каких материалов покупать", – и "милая" рада стараться калькулировать, вспоминая по ходу дела таблицу умножения. Дальше – больше. "Может, ты придержишь вот тут?" – и показывает на конец здоровенной доски. "Конечно", – с готовностью откликаюсь я на просьбу и, с трудом сохраняя равновесие, держу эту тяжеленную штуку, и мне уже не важно, как она правильно называется, лишь бы на меня не свалилась.
В общем, теперь, когда наше сооружение почти имеет крышу, я смело могу сказать, что уже отличаю лаги от стропил – первые на полу, вторые – на крыше (а может, наоборот), что OSB лучше брать европейского производства, а якобы канадские – это местная штамповка, что фундамент, оказывается, может быть столбчатым, а стены – из сэндвич-панелей (и это не про бутерброд), что бита – это не только спортивный снаряд таксиста для отбивания от слишком назойливых пассажиров, но еще и насадка для дрели… В общем, много что еще, не хочу засорять вам память ненужными мелочами, если вы не собираетесь, как и мы, сооружать нечто подобное. Достаточно того, что в моей голове информации на строительную тему уже явный излишек и оттого наблюдается некоторая путаница. Но главное, что на дворе – еще июль, в саду – недостроенная – пока – мастерская, но чай пить на "почти балкончике" уже можно.
Чего и вам желаю!
Сегодня снова пасмурно…
В деревне, перебирая на чердаке старые, еще советского выпуска книги и журналы, наткнулась на пыльную, слегка пожелтевшую, исписанную крупным ровным почерком тетрадку без обложки. Осталась она от прежних хозяев дома и валялась здесь среди прочего хлама, выбросить который всё руки не доходят.
По первой же записи догадалась – это дневник, причем без начала (первых страниц в тетрадке не было) и, судя по первой дате, аж 25-летней давности.
Любопытно: кто его писал и о чем? Обычно такого рода записям доверяется что-то очень личное, может, даже интимное, и они не предназначены для посторонних глаз. Но так захотелось прикоснуться к чужой тайне, что нашла себе оправдание: с той поры прошло столько лет, что, наверное, никто не осудит, если я его полистаю.
Начала читать. Боже, какая скукотища! Вчера и сегодня этого незнакомого мне человека были как братья-близнецы, схожие до минуты, до мелочи, до пустяка, отличавшиеся разве только показаниями термометра. Ну прямо День сурка! Просыпался человек, привычно смотрел на градусник, иногда выходил гулять и все время прислушивался к собственному организму, как к старому, вконец разбитому автомобилю, у которого и мощность уже не та, и запчастей к нему не продают, а ездить надо, пока работает мотор.
Как порой, включив разрекламированный, но не очень удачный фильм, смотришь его по инерции, надеясь хотя бы к финальным кадрам понять, в чем соль и суть, так и здесь, несмотря на поднимавшееся раздражение, решила все же дочитать. А вдруг истина, ответ на вечное "зачем" в следующей записи? И так строчка за строчкой, страница за страницей…
Дочитала. Задумалась. А ведь эти незатейливые и банальные на первый взгляд записи по большому счету о нас. О том, что и многие из нас, современных, деловых и не очень, энергичных или инфантильных, образованных или имеющих диплом, а главное – еще не таких старых физически, живет точно так же, как автор этого дневника, – уже не замечая бега по кругу… День за днем, день за днем… Пока смерть не остановит этого ставшего бессмысленным бега…
Захотелось узнать, а кем был тот человек? Как прожил все предыдущие дни и годы до этих двух описанных месяцев его бытия? Что заставило его мир сузиться до размеров аптечной склянки и цифр на термометре за окном? Только ли старость и естественная телесная и духовная дряхлость тому причиной? Отчего в его дневниковых записях нет ни единой о близких, друзьях, тех, кто его окружал? Почему так закрыт он от самого себя? Разве никого не любил он в своей жизни? Не терял? И был ли дорог кому-то сам? Ему нечего и некого вспомнить – пусть даже и дурным словом? И для чего так педантичен он в своих сводках, словно половину жизни прослужил на метеостанции: температура, ветер, осадки… Ведь вряд ли о погоде он говорил потому, что нечего было сказать обо всем прочем…
И почему только лишь в паре мест приоткрылась его одинокая, усталая душа – ностальгией по деревне, откуда, наверное, он родом, по праздникам из той, прошлой жизни да упоминанием о ране, полученной, скорее всего, в войну…
Интересно, для кого всё это писалось, и думал ли автор, "графоманствуя", что потом, спустя многие годы, кто-то станет читать эти "мемуары". Или верно, что творчество, даже такого рода, часто – сублимация одиночества. Значит, человек был одинок настолько катастрофически, что единственным, с кем он мог поговорить о прошедшем дне, – был его дневник…
Упаси нас Бог от такого одиночества!
22 декабря 1983 года, четверг. Сегодня ходил на прием к терапевту и делал прогрев горла. Да, оказывается, я простыл, и простыл не легонько, как выражаются, а серьезно. И надо было, конечно, раньше обратиться к врачам. Возможно, простуда уже отошла бы назад. А теперь вот приходится сидеть дома, хотя температура на улице плюсовая, +2.
23 декабря 1983 года, пятница. С утра пасмурно, тихо, температура +2. Гулять не собираюсь. Только сходил на УВЧ горла. Пришел домой, стал прочитывать газету, а потом вздремнул. В начале третьего встал, пообедал и попил чаю горячего. И вот весь в поту. Очевидно, выходит простуда. Скорей бы она вылетела! Уже надоели эти насморки и т. п. Хочется на улицу.
24 декабря 1983 года, суббота. День сегодня пасмурный, да притом и дождь, который моросил с утра и периодически был до ночи. Температура +3. Правда, на завтра обещают понижение до -4 и дождь со снегом. Возможно, к Новому году и подсыплет снежку, а то зима не похожа на зиму.
…
26 декабря 1983 года, понедельник.
Встал рано, надо было сдать кровь и мочу, поэтому поднялся, когда еще не было семи утра. Погода теплая, небольшой морозец. Если ночью было минус 2–4, то утром уже минус 2, вот только очень скользко. До этого температура всю неделю была плюсовая, а тут вдруг подморозило. Все дорожки и тротуары покрылись ледком, и ходить стало небезопасно.
А день был прекрасным – светило солнце, и, хотя день короткий, все равно приятно быть на воздухе. Вот и я, хотя мне не надо бы гулять в связи с простудой, но не могу удержаться дома, а потом себя наказываю. Как только побудешь подольше на улице, так насморк. Вот что хочешь, то и делай! Или сиди дома и жди, когда все пройдет, или же понемногу гуляй.