Тезкин несколько секунд тупо слушал гудки отбоя и поскольку имел богатое воображение, то живо представил бесцеремонную Татьяну Павловну, делающую гнусное предложение ангельской Катиной душе.
Не зная толком, что он скажет, Тезкин набрал номер Кати.
- Санечка, - пропела она, - ты ли это?
- Я, - ответил он храбро и запнулся.
- Что же это приключилось такое, что ты мне звонишь? - засмеялась она.
Голос ее показался ему таким бесхитростным, что уже готовый разоблачить коварные происки Тезкин пробормотал:
- Так просто.
- Жаль. Я думала, ты по мне соскучился и хочешь куда-нибудь позвать.
- А ты можешь?
- Тезкин, Тезкин, - вздохнула она, - и что только твой приятель плел мне про твои амурные истории? Ну мыслимое ли дело быть в твои годы таким тютей?
- Я не тютя. Я не знаю, как быть с Левой.
- Санечка, Леве надо готовиться в институт. Не беспокой его, пожалуйста, по пустякам.
В последующие полчаса, покуда Тезкин гладил брюки и чистил ботинки, сердце его билось так, словно он первый раз шел на свидание. Всю маету и тоску весенних месяцев, тягостных мыслей о собственной никчемности как рукой сняло. Он выскочил из квартиры, сунул по дороге руку в почтовый ящик. и среди нескольких партийных газет, которые выписывал Иван Сергеевич, выпал небольшой листок. Саня поднял его и прочел: "На основании Закона о всеобщей воинской обязанности…"
Буквы запрыгали у него перед глазами, он торопливо сунул повестку в карман и понесся дальше. Сейчас даже этот листочек не мог испортить ему настроение.
Однако когда на Рождественском бульваре под голыми ветками деревьев он, немножко рисуясь, как все мальчишки, небрежно сказал, что уходит в армию, Козетта побледнела. А у Тезкина, покуда они брели по бульварам и в каких-то двориках целовались, сделался в голове туман. Он не мог представить, что через несколько дней ничего этого не будет: ни грязных московских улиц, ни старых домов, ни бульваров с прошлогодними листьями, ни пенсионеров на лавочках, ни уж тем более спутницы, не отпускавшей его руки и шедшей с ним так легко и просто, хотя еще вчера скажи ему кто-нибудь об этом, он счел бы эти слова горькой насмешкой. На Тургеневской площади Тезкин предложил:
- Может, в бар зайдем напоследок?
- Нет, - ответила Козетта решительно и печально, - хватит с тебя баров. Мы с тобой сейчас в другое место пойдем.
- Куда?
- Подожди, увидишь.
Они перешли площадь и за углом дома, на котором висела доска, сообщавшая о пребывании в этих стенах Надежды Константиновны Крупской, свернули к высоченной церкви, построенной еще мин херцем Алексашкой Меншиковым, в безумстве своем чаявшим переплюнуть Ивана Великого.
Народу в храме было довольно много, и они остановились в притворе, украшенном внутри игривыми ангелами.
- Лоб-то перекрести, - прошептала Козетта.
- Да ну, неудобно как-то.
- Чего тебе еще неудобно? - сказала она сурово, но в платочке, повязанном перед тем, как они вошли, лицо ее было настолько милым, что Саньке захотелось прямо здесь, невзирая на строгие взгляды на образах, расцеловать ее. А там гори все синим пламенем - армия, не армия, какая к черту разница!
- Пойди свечку поставь.
- Я комсомолец.
- Ты думаешь, тебе это чем-нибудь там поможет? - прошипела она, подталкивая его к свечному ящику.
На них обернулись и зашикали - точно так же, как, поймал себя Тезкин на кощунственном сравнении, шикали на них с Левой в кабаках.
- Да ну, не буду, - уперся он.
- Ну так я за тебя поставлю.
Она стала проталкиваться вперед, и Сане сделалось скучно. Впереди что-то возглашал чернобородый священник с нерусским акцентом, оглушительно пел хор, вдруг все бухнулись на колени, и раб Божий Александр один как перст остался среди коленопреклоненной публики.
Бочком он протиснулся за дверь и только на улице облегченно вздохнул. Странное впечатление произвела на него эта церковь, холодное и мрачное, и никак не вязалось оно с его веселой Катей. А вскоре показалась и она, такая маленькая и трогательная, что Саню вдруг охватила неведомая жалость, а вместе с нею, как когда-то давно, предчувствие беды. Он глядел на ее серьезное и бледное лицо, и ему захотелось в эту минуту попросить далекого и чужого Бога, чтобы был Он к ней милостив эти два года. За это он даже перекрестил бы свой непутевый лоб и поставил бы свечку. Но Козетта сняла платочек, повязала его вокруг шеи, и они пошли вниз по бульвару мимо недавно открывшегося индийского ресторана и либерального театра "Современник", а прежде знаменитого кинотеатра "Колизей". Только целоваться Катя больше не захотела и на все его предложения зайти в какой-нибудь дворик посидеть отвечала отказом.
Тезкин опечалился и не знал уж что подумать, как быть с этим переменчивым и таинственным созданием. Козетта думала о своем, а потом вдруг повернулась к нему и, ясно глядя в его глаза, чуть-чуть покраснев, промолвила:
- Сейчас пост, так что все это очень некстати. Ну что делать. Приходи ко мне послезавтра вечером. А дома предупреди, что ночевать не вернешься.
Он поглядел на нее ошалело, не веря тому, что услышала а она грустно добавила:
- Только очень тебя прошу: не пытайся хоть в этот раз притащить с собой Леву.
4
В квартире напротив Тюфилевских бань был траур. То, что Саньке придется идти в армию, стало понятно уже год назад, и давно просыпалась ночами и лежала без сна Анна Александровна, рассеянно глядел по сторонам, не зная, что лучше сказать сыну в качестве напутствия, Иван Сергеевич. а отделавшиеся от почетного долга полуторамесячными институтскими сборами братья взирали на меньшого с нелицемерным сочувствием. Но только теперь они с очевидностью представили, что их Иванушки-дурачка, которому самому еще впору играть в солдатики, с ними два года не будет.
А Тезкину все было трын-трава.
В восьмом часу молодой любовник переступил порог квартиры, куда он так страстно мечтал попасть.
Будь Саня в тот вечер чуть внимательнее, он бы наверняка заметил, что его таинственная, скрытная возлюбленная, жившая вдвоем с матушкой, обитала в настолько нищенской обстановке, что даже тезкинская квартира показалась бы на ее фоне дворцом. Однако хозяйка позаботилась о том, чтобы скрыть все приметы убогости: в комнате горели свечи, очень ловко приглушавшие неказистость мебели, посреди стоял стол, уставленный всякой снедью, а сама Катя встретила его в домашнем платье, показавшемся ему верхом совершенства. Она была женственна и мягка, словно искупая этим всю свою предыдущую безжалостность, и герой мой и вовсе потерял голову. Он ощущал себя в эту минуту, как молоденький безумец, которому скажи, что за эту ночь он отдаст жизнь, отдал бы ее с восторгом. Но, видно, насмешнице судьбе столь романический и возвышенный оборот пришелся не по нраву.
- Когда ужин был закончен и расстелена кровать, раздался звонок в дверь.
- Кто это? - побледнел Тезкин.
- Не знаю, - пробормотала Козетта.
- Может быть, мама?
- Это исключено. Я с ней обо всем договорилась.
- Тогда не открывай. Пусть думают, что никого нет. В дверь снова позвонили, еще настойчивее и грубее, а потом стали бить.
- Эй! - раздалось следом, и, похолодевшие, они узнали этот голос. - Откройте!
Козетта подошла к двери.
- Что тебе надо, Лева? Я сплю. Уходи немедленно.
- Тезкин! - крикнул Голдовский. - Я знаю, что ты там! Если ты сейчас не откроешь, я выброшусь из окна.
- Дрянь какая, - побледнела Козетта.
- Слышишь меня? Ты знаешь, я слов на ветер не бросаю. Ты себе потом этого никогда не простишь.
Козетта безвольно опустила руки, а Голдовский еще раз ударил по двери ногой.
- Откройте, крысы! - И его голос эхом прокатился по спящему коридору.
- Боже мой, это какой-то кошмар…
- Я сейчас выйду. Лева, - сказал Тезкин. За дверью стало тихо.
- Спускайся вниз и жди меня там.
- Я здесь постою, - ответил Голдовский.
Тезкин повернулся к Козетте. Она была бледна, а в глазах у нее промелькнуло хорошо знакомое выражение, какое он видел когда-то у Серафимы Хреновой.
- Я сейчас выпровожу его и вернусь.
- Не надо, Саша. Он все равно не уймется.
- Но…
- Иди.
Тезкин обвел комнату глазами, как ребенок, у которого отнимают любимую игрушку, затоптался на пороге, порываясь что-то сказать, но Козетта с отчаянием и решительностью подтолкнула его к двери.
- Уходи же скорей!
Он снял с вешалки куртку и шагнул на лестничную клетку, где стоял в двух шагах от двери его безумный друг с сигаретой, пристально и цепко оглядывая вышедшего и прикидывая, успело это произойти или ему удалось помешать.
За спиной щелкнул замок, и стало слышно, как в ванной течет вода. Удостоверившись по убитой Саниной физиономии, что он не опоздал, Лева вызвал лифт.
- Если бы тебе не уходить в армию. - сказал он холодно, - я бы набил тебе морду.
Тезкин молчал, и вид у него был такой несчастный и безучастный, что не отличавшийся физической силой Лева и в самом деле мог сделать с ним в эту минуту что угодно.
- Предатель! - прошипел Голдовский.
Они вышли на улицу, и их окатило пронизывающим ветром Страстной недели. Тезкин шел молча, не закрывая лица и не застегивая куртку, и Голдовский едва за ним поспевал.
- Застегнись, простынешь же! Куда ты идешь? Нам совсем в другую сторону.
Тезкин прибавил шаг, продолжая углубляться в лабиринт домов. Лева уже отчаялся чего-либо от него добиться и волочился следом. Они зашли в какой-то лес, промокли и, наконец, оказались на кольцевой дороге.