Я понимал, что легко отделался. Сибхан отпускала меня и не собиралась поливать мою "Эм-Джи-Эф" кислотой или запихивать нашего кролика в горшок. Правда, у пас не было кролика. Но, испытав облегчение, я с удивлением понял, что слегка задет. Неужели со мной так просто распрощаться?
- Со мной всегда вот так, - рассмеялась Сибхан, хотя в ее глазах уже блестели слезы. - Я постоянно выбираю тех, кого уже выбрали. Твоей жене повезло. Извини, что повторяюсь. Я уже сказала об этом в своем сообщении.
- В каком сообщении?
- У тебя на мобильнике.
- У меня на мобильнике?
- Я переслала тебе сообщение на мобильник, - пояснила Сибхан, вытирая глаза тыльной стороной ладони. - Ты что же, не получил его?
7
Когда я пришел домой, Джина собирала вещи. Она набивала чемодан и дорожную сумку, бледная, с сухими глазами, торопясь изо всех сил, забирая только то, без чего никак нельзя обойтись. Как будто она больше не могла здесь оставаться.
- Джина!
Она обернулась и посмотрела на меня так, словно видела впервые в жизни. Казалось, у нее голова кружится от презрения, огорчения и злости. Злость была заметнее всего. Я не на шутку перепугался. Она никогда раньше так на меня не смотрела.
Джина снова отвернулась, выискивая что-то на столике со своей стороны кровати. Пепельницу. Нет, пепельниц у нас не было. Она швырнула в меня моим же мобильником.
С меткостью у нее всегда было плохо. Пару раз у нас случались ссоры, когда она кидала в меня какими-то предметами, но сейчас расстояние оказалось слишком маленьким, трудно было промахнуться, и телефон с силой ударил меня в грудь. Я поднял его с пола, и ребро чуть выше сердца начало пульсировать от боли.
- Я тебе этого никогда не прощу, - сказала она. - Никогда. - Она кивнула в сторону телефона. - Выслушай сообщение, которое тебе оставили.
Я нажал на кнопку с маленьким конвертиком. Потрескивая, раздался голос Сибхан, искаженный, сонный и совершенно неуместный в нашей с Джиной спальне.
"Это всегда плохой знак, когда от тебя уходят до того, как ты проснешься… но, пожалуйста, не расстраивайся из-за этой ночи… потому что я не расстраиваюсь… твоей жене повезло… я с нетерпением жду, когда мы будем работать вместе… Пока, Гарри".
- Ты спал с этой девушкой? - спросила Джина и помотала головой. - Да что это я? До чего я дошла, что спрашиваю об этом? Наверное, потому, что мне очень хочется услышать, что это неправда. Но даже если ты скажешь мне, что не спал, я знаю, что ты соврешь.
Я попытался обхватить ее. Не обнять, а именно ухватиться за нее. Попытался успокоить, чтобы она не ушла. Чтобы она меня не бросила. Но она с раздражением вырвалась, чуть ли не зарычав от злости.
- Какая-нибудь маленькая шлюха из офиса? - фыркнула Джина, продолжая кидать вещи в чемодан. Она даже не смотрела на то, что упаковывала. Моя жена явно не считала, что ей повезло. - Потаскушка, которая надеется, что ты всегда будешь готов, так сказать, доставить ей удовольствие.
- На самом деле она очень славная девушка. Тебе бы она понравилась.
Ничего глупее сказать было нельзя. Я понял это в тот самый момент, когда слова вылетели из моего дурацкого рта, но было уже поздно. Джина прошла через комнату и отвесила мне звонкую пощечину. Я увидел, как она содрогнулась от боли, а в глазах ее заблестели слезы. Она не знала, как нужно бить человека. Она раньше никогда не давала пощечин.
- Ты думаешь, в этом была романтика, или страсть, или еще какая-нибудь ерунда в том же духе, - сказала Джина. - Но на самом деле это не так. Это просто грязно, омерзительно и очень печально. Да-да, именно так. Ты в нее влюбился?
- Что?
- Ты влюблен в эту девушку?
- Все было совсем не так.
- Если ей очень нравится моя жизнь, пусть встает на мое место. Пускай забирает все. Включая тебя. Особенно тебя, Гарри.
Джина, пожалуйста, успокойся. Это была ошибка. Ужасная ошибка! - Я с трудом подыскивал слова. - Это абсолютно ничего не значило… - продолжал оправдываться я.
Она засмеялась и расплакалась одновременно:
- Неужели ты не понимаешь, что от этого все становится только хуже? Неужели ты вообще ничего не соображаешь?
Тут она начала рыдать по-настоящему: ее плечи сгорбились и дрожали, она даже не пыталась вытереть слезы, которые рождались, как мне тогда показалось, в самой глубине ее сердца. Я хотел обнять ее, но не решился даже прикоснуться к ней в такой момент.
- Ты совсем как мой отец, - сказала она, и я понял, что это самое страшное, что она могла сказать обо мне. - Такой же, как он.
- Пожалуйста, Джина, - невнятно бормотал я. - Пожалуйста…
Она покачала головой, как будто больше не понимала меня, как будто я нес совершенную ахинею.
- Что, Гарри? Что? Ты как попугай, черт возьми! Что - пожалуйста?
- Пожалуйста, - повторил я в самом деле как попугай, - пожалуйста, не переставай любить меня.
- Ты должен был заранее понимать… - сказала она, захлопывая чемодан, хотя большинство ее вещей остались на кровати. Вторая сумка была уже полна. Джина двинулась к выходу. Еще секунда - и она покинет меня. - Ты должен был заранее понимать, что я никогда не смогу этого простить, - с горечью произнесла она. - Я не могу любить человека, который любит не только одну меня. И если ты этого не понимал, Гарри, значит, ты вообще меня не знаешь.
Я где-то прочитал, что в отношениях между людьми тот, кто наименее заинтересован, обладает всей властью.
Теперь у Джины была вся власть. Потому что ей сейчас было наплевать на меня.
Я пошел за ней, она вытащила чемодан и сумку в гостиную, затем подошла к комнате Пэта. Тот аккуратно упаковывал фигурки из "Звездных войн" в рюкзачок с Почтальоном Пэтом. Он улыбнулся нам.
- Смотри, что я делаю, - сказал он.
- Ты готов, Пэт? - спросила Джина.
- Почти.
- Тогда пошли, - велела она, вытирая слезы рукавом.
- О'кей, - ответил Пэт. - Знаешь что? - Теперь он смотрел па меня, и его прекрасное лицо озаряла улыбка: - Мы уезжаем на каникулы.
Я дал им дойти до двери, пока осознал, что не вынесу разлуки с ними. Я просто не мог этого вынести. Я резко схватился за ручку ее сумки.
- Куда вы едете? Просто скажи мне, куда вы уезжаете.
Она рванула сумку, но я не отпустил ее. Тогда она оставила сумку у меня в руках, открыла дверь и решительно перешагнула через порог.
Я пошел за ними на улицу, держа в руках ее сумку, и смотрел, как она пристегивает Пэта к детскому сиденью. Он, видимо, почувствовал что-то неладное. Он больше не улыбался. Я вдруг понял, что он - мой последний шанс.
- А что же Пэт? - сказал я. - Ты о нем не хочешь подумать?
- А ты подумал? - сказала она. - Ты о нем подумал, Гарри?
Джина с трудом засунула чемодан в багажник, даже не удосужившись забрать у меня вторую сумку. Она оставила ее у меня.
- Где вы будете?
- Прощай, Гарри.
И она покинула меня. Лицо Пэта, устроившегося на заднем сиденье, было маленьким и встревоженным. Джина смотрела прямо перед собой, ее глаза светились безжалостным светом. Она была на себя не похожа, казалась совершенно другим человеком. Человеком, которого я не знал. Еще мгновение, и она включила зажигание.
Я смотрел им вслед, пока машина не завернула за угол нашей улицы, и только тогда заметил, что занавески вокруг подергиваются от любопытства. Соседи наблюдали за нами. С тяжелым чувством я понял, как наша репутация в эти минуты претерпела немалые изменения в их глазах.
Я понес сумку Джины обратно в дом. В этот момент зазвонил телефон. Это был Марти.
Представляешь, что эти сволочи пишут обо мне в газетах? Ты только послушай: "Безумный Манн, пошел вон с нашего телевидения". Или вот еще: "Манн - человек немногословный, но все слова весьма непристойные". Какого хрена они имеют в виду? Эти люди хотят отобрать у меня работу, Гарри. Моя мама ужасно огорчилась. Что мы теперь будем делать?
- Марти, - сказал я, - Джина ушла от меня.
- Ушла от тебя? Ты имеешь в виду, она тебя бросила?
- Да.
- А как же ребенок?
- Пэта она забрала с собой.
- У нее кто-то появился?
- Нет, вовсе нет. Это все из-за меня. Я совершил большую глупость…
Марти громко захихикал прямо мне в ухо:
- Гарри, ты грязный пес. Это кто-нибудь, кого я знаю?
- Я боюсь, Марти. Я боюсь, что она ушла навсегда.
- Не волнуйся. Максимум, что она сможет забрать, это половину твоего добра.
В этом он ошибался. Джина забрала с собой все, что у меня было. Она забрала все без остатка.
8
Барри Твист работал вместе с нами на телевидении. В этом году я однажды обедал у него дома, а он в свою очередь как-то приходил ко мне на ужин. Но наш телевизионный мир устроен так, что нас по большому счету нельзя было назвать друзьями. Я не мог рассказать ему о Джине. Как и многим другим. Почти всем остальным, если быть совсем уж точным.
Барри был первым из телевизионщиков, кто пригласил нас с Марти на ланч, когда мы еще работали на радио. Он посчитал, что наше шоу будет хорошо смотреться на телевидении, и он более чем кто-либо ощущал свою ответственность за то, что в результате мы там оказались. Барри постоянно улыбался во время того первого ланча, улыбался так, словно для него большая честь оказаться на той же самой планете, что и мы с Марти. Но теперь он не улыбался совсем.
- Вы больше не ребятишки, которые выпендриваются на радио, - сразу же заявил он. - Здесь играют по правилам больших мальчиков.
Его речь кишмя кишела всяческими "правилами больших мальчиков", как будто работать на телевидении было все равно что руководить секретными операциями спецназа где-нибудь в горячих точках планеты…