Как будто наметилась теперь симметрия в том, что уже две пары двигались и по верхнему, и по нижнему этажам земного мира - навстречу друг другу, одна пара с запада солнца на восток, другая с его востока на запад, вослед солнцу. Как же было приятно двум путникам, направлявшимся по небу Онлирской Америки на запад, в сторону водного Тихого океана, вдруг встретить на высоте сереньких кучевых облаков одиноко парящего меж ними молодого Икара, Дедалова сына, которому его отец смастерил первые на земле искусственные крылья, способные поднять в воздух человека посредством его мускульных усилий. Долго спорили Наталья и Стивен, Икар ли это на самом деле или кто другой, - бывший адвокат сомневался, считая невозможным столь большое перемещение во времени и вместе с этим не веря в реальность мускулолетного аппарата. Романтичная же патриотка своей страны ничего невозможного в том не видела и была уверена, что в ее великой Америке такие пустяковые проблемы давно решены - доказательством тому являются, мол, и эта встреча с мифическим сыном Дедала, и все те необычайные перемены, которые произошли и в них самих. Одно только свободное перемещение по воздуху - не учитывая даже факта их чудесного омоложения - должно было убедить, по мнению девушки, какого угодно скептика в абсолютном всемогуществе американской науки и культуры слова. И Стивен сдался, не стал спорить с нею, и они решили просто приблизиться к окрыленному юноше и попытаться заговорить с ним на каком-нибудь языке. Стивен Крейслер кроме английского знал русский и немецкий, а Наталья еще немного знала древнегреческий.
Но когда они сместились к краю большого, широкого облака, по которому шли (для передвижения пешком в воздухе ногам онлирцев нужна была все же хоть какая-нибудь, пусть и самая эфемерная, опора), предполагаемый Икар, совершавший в окне чистого воздуха, меж тучами, сложные воздушные эволюции, то бишь голубиные кувыркания "через хвост", складывая крылья и запрокидываясь на спину, а потом и перевертываясь в сальто-мортале через голову, - крылатый пилот завершил очередной кувырок, завис в воздухе и оглянулся на оклик. Но подлетать к ним не стал, а, наоборот, плотно прижал крылья к телу и стрелой, чуть наискось, помчался вниз. Обескураженные таким финалом встречи с человеком в небе, спутники лишь молча сопроводили взглядом его стремительное удаление к земле.
- Наверное, чем-то не понравились мы ему, - предположила Наталья, вздохнув грустно.
- Я думаю, он просто испугался, - возразил Стивен.
- Чего бояться Икару? Тем более нас. Ведь он же понимает, что для таких, как он, гениев, научившихся летать автономно, и для таких, как мы, туристов, пешком разгуливающих по облакам, не существует никаких проблем. Мы ведь ничем никому не можем угрожать - нам тоже! И под нами демократическая Америка!
- Но, может быть, это был вовсе не Икар?
- Кто же тогда - нагой, прекрасный, в сандалиях, в фиговых листочках, с длинными локонами, с привязанными к плечам крыльями?
- Ну, предположим, такой же, как и мы, любитель гулять по небесам человек, получивший Большую Свободу.
- Тогда зачем ему избегать нас? Нам обоюдно было бы интересно о чем-нибудь потолковать, не правда ли, мистер Крейслер?
- Например?
- Хотя бы выяснить, как это удалось Дедалову сыну настолько далеко продвинуться во времени после своего падения, то бишь после своей смерти?
- Наталья, а может, это мы смогли каким-то образом задвинуться так далеко назад в пределы "до своего рождения"?
- И что? Мы теперь в античности?
- Вполне может быть.
- Какое странное ощущение… И замечательное. Просто упоительное! Стивен, я вижу, я понимаю теперь… Все, что будет у меня в жизни, все, из-за чего я в конце концов умру, это так замечательно! Просто гениально! И даже то, что я буду одно время проституткой, и то, что стану изучать астрономию мертвых звезд, - это ведь действительно гениальное сочетание в судьбе одной женщины!
- И мне ни о чем не надо будет сожалеть: все мы, оказывается, родились от умерших звезд, тех самых, которые ты изучала в своем университете. Черная дыра извергает всех нас, и мы от рождения своего всего лишь призраки тех, которых не знаем и которые остались там, за черной воронкой. Поэтому никто не виноват в том, что он так дико одинок в жизни, - иначе и быть не должно.
Стивен, ты не должен быть недоволен той жизнью, которая у тебя была, внушала Наталья своему спутнику, - не то чтобы недоволен, отвечал он, но мне очень жаль, что все так получилось и я самым жалким образом потратил жизнь на то, чтобы осуществить еще одну американскую мечту.
Я не поняла, Стив, так мы в античности или нет, то Икар перед нами промелькнул или какой-нибудь современный герой-левитатор? Я тоже не совсем понял, Наталья, но несомненно одно: мы с тобой вышли за пределы наших дней на земле и далеко, очень далеко унеслись.
Однако хотелось бы знать, в какую сторону - где это я оказалась: до своего рождения или после смерти? Но разве ты умирала, Наталья, разве ты явилась ко мне в комнату - после своей смерти? Не знаю, Стив, я совершенно не припомню ничего такого, что хоть каким-нибудь образом приблизит меня к разгадке… а с тобою что произошло? О, со мною все было ясно и классически просто, я заболел той самой болезнью, которая приходит: а) от жуткого постоянного страха перед чем-нибудь; б) от чувства стыда и вины за свою жизнь; в) от обиды на людей, и когда в клинике мне все объяснили, я попросил перевести меня на домашний режим, с тем чтобы уход за мной и необходимые процедуры совершала приходящая медсестра. В одну из ночей, после ухода сестры, ты и пришла ко мне.
Бедный Стив Крейслер! Ты тяжко страдал, наверное… Нет, не так тяжко, Наталья, ведь мне разрешили инъекции ЛСД, и я постоянно был под их воздействием. О, куда меня не уносило, кто только не заявлялся ко мне! И вот однажды явилась ты… Так откуда ты пришла? Не знаю, Стивен, темный провал у меня между этим, когда я пришла к тебе, и последним воспоминанием, которое сохранилось в памяти.
Какое же это последнее воспоминание, можешь рассказать? - Конечно, могу, ничего тут нет такого… Я находилась в богадельне, я была уже старая. После ужина в столовой, куда я добиралась самостоятельно, мне захотелось немножко побыть на воздухе, и я спустилась в лифте на первый этаж, вышла на открытую веранду и немного посидела в креслице, любуясь на повисшую в небе, сбоку от какой-то черной заводской трубы, круглую луну. Потом мне захотелось спать, и я вернулась в свою палату, легла на кровать… Вот и все. Может быть, Стивен, я умерла во сне? - Что ж, вполне допустимый вариант, Наталья, но все же хоть что-нибудь еще ты должна была запомнить…
Да, запомнила следующее. Когда я перед тем, как лечь, заплетала в косички свои волосы, а они у меня были густые, пышные, хотя и седые, как снег белые, кто-то сзади постучал мне по плечу, причем довольно бесцеремонно и даже больновато, - жесткими, как палки, негнущимися пальцами по костлявому моему плечу… Я невольно вскрикнула и обернулась, передо мной были вы, мистер Крейслер, - был ты, еще молодой и светловолосый, Стив, каким я запомнила тебя с той единственной нашей встречи в молодые годы. Ты улыбнулся мне и затем исчез, растаял в воздухе.
Ну и что дальше было? - А дальше - ничего… попросту не узнала тебя, ведь я успела все забыть, ты меня совершенно не заинтересовал при жизни, о тебе, кажется, никогда и не вспоминала, да и чем ты мог заинтересовать меня, девушку с русской душой, неужели своей святой американской мечтой насшибать полмиллиона долларов… - Ну хватит, хватит, дорогая моя, сколько еще будешь долбить меня своим острым русским клювом по моей американской макушке, там скоро дырка будет. Можно подумать, что я-то тебя вспоминал каждый день… хотя, если сказать по правде, я тебя все же вспоминал… не часто, временами, с какой-то грустью несвершенности, сожаления, утраты. Когда ты явилась в мою одинокую берлогу, которую я выстроил, как думал, по указанию Святого Духа, но - оказывается - для того лишь, чтобы умирать там от рака, я ведь сразу узнал тебя по твоим коричневым конопушкам, которые ты не только не замазывала пудрой, но еще и подчеркивала розовым гримом, наложенным на окраины скул и надглазья.
О, Стив, ты запомнил, какой у меня был грим!.. - Да, он делал тебя очень привлекательной, Наталья, твое лицо было пестрым, как сорочье яйцо, но при этом таким милым и очень-очень даже сексуально привлекательным, и ведь ты сама знала, наверное, что это так? Конечно, Стив, мне еще мой профессор в университете комплименты делал в том духе, что мои веснушки напоминают ему угасшие звезды в космосе, целая галактика угасших звезд, представляешь? и мне надо, мол, каждую свою конопушку тщательно исследовать на предмет галактического происхождения и классифицировать ее - так шутил со мной профессор Энгельгардт Поларая…
Что с нами произошло, Наталья, почему оказались мы здесь, куда идем по серым этим облакам, два никому не видимых путника на туманной дороге? - Мы идем, Стив, в сторону Тихого океана, на запад, два никому не видимых в туманной толще путника, а с нами произошло то самое, о чем начинали поговаривать уже в пору нашей молодости и что модно было называть выходом за пределы своего "я".