- Это меня не касается, - сказал Стив. - У вас там свои резоны. И я их уважаю. Мне до них дела нет. Это меня не касается.
Ричард знал, куда клонят с подобными высказываниями. Сейчас он может открыть Стиву Кузенсу какую-то часть правды, а может отвести ему роль наемной прислуги.
- Это связано с вашими… э-э… литературными…
- Нет, нет. - Ричард даже не успел ни о чем подумать, так у него - слишком быстро - вырвались эти слова: - Этот сукин сын трахнул мою жену.
- Кусок дерьма, - сказал Скуззи.
Раздался телефонный звонок - звонила Гэл.
- Извини за задержку, - сказала она. Она сидела за своим письменным столом.
- Ничего, все в порядке, - сказал Ричард. Он тоже сидел за своим письменным столом.
Гэл всегда старалась быть честной со своими клиентами. Поэтому она сказала Ричарду все как есть. В прошлые выходные она, как и обещала, взяла "Без названия" домой. После легкого ужина она, как старомодный литературный агент, в халате и очках для чтения устроилась с романом на кушетке. На середине четвертой страницы она вдруг почувствовала острую мигрень - раньше мигрени ее никогда не мучили и вообще голова не болела. Она бросилась в ванную и стала рыться в шкафчике для лекарств. У нее до сих пор на лбу синяк - это она въехала лбом в зеркало. В ту ночь она спала нормально и встала рано. Но на седьмой странице мигрень вернулась снова.
- Какая жалость, - сказал Ричард.
- Боюсь, что твой роман не укладывается в мой график, - Гэл имела в виду семейную сагу на семистах страницах, написанную экспертом по похудению, - ее надо было прочесть и пристроить к концу недели. - Я передам рукопись Крессиде, моей ассистентке. Она умная до чертиков. Ты не волнуйся. Я отзвонюсь тебе дней через пять.
Между кнопками, скрепками и неопубликованными романами на столе Ричарда стоял графин с водой из-под крана - прокипяченной и охлажденной (Джина показала Ричарду, как это сделать). Это был его новый метод оздоровления организма: теперь Ричард все время пил воду, но не вместо бодрящего кофе, встряхивающего виски и расслабляющего пива, а в дополнение к ним. Потребление большого количества воды помогало ему бороться с обезвоживанием организма. Пить много воды ничего не стоило. И вреда от этого не было.
Отодвинув графин, Ричард сел на стол и обхватил голову руками.
Полночь, оранжевый фургон припаркован на углу Рокс-холл-Парейд.
За баранкой - Тринадцатый. Он один, если не считать Джиро, который спит на своей клетчатой подстилке и вздрагивает во сне, мучимый кошмаром. На лице Тринадцатого характерное возмущенное выражение - свидетельство еще одного недавнего визита в городской суд. Его обвинили в нарушении общественного порядка. На Лэдброук-Гроув. В субботу вечером. Просто смех, да и только: они просто позабавились с молочными бутылками. С пустыми молочными бутылками. Нет, вы слыхали? Нарушение общественного порядка? На Лэдброук-Гроув? В субботу вечером? Какой там, на хрен, порядок?
Качая головой, Тринадцатый посмотрел на дверь с номером. Там, за дверью, был Стив - он обговаривал с Дарко и Белладонной, что им делать дальше.
Эта фраза обращает на себя внимание своей странной эмоциональной нагрузкой: "Хороший мальчик и плохой мальчик пошли в лес".
- Ладно, - сказал Ричард.
Он был в халате и еще не завтракал: маленькая кучка ядерных отходов. Было восемь утра. На кухне, через коридор, Джина и Мариус ели кашу. А Ричард чувствовал себя шахтером после ночной смены - с серым лицом, если не считать поблескивающих капелек холодного пота.
- Ладно. Какое у нас первое слово?
Наморщив лобик, Марко смотрел на страницу.
- Ладно. Какая у нас первая буква?
- …Кэ, - сказал Марко.
- Подумай.
- Хэ.
- Хорошо. Дальше.
- …О.
- Хорошо.
- …Тэ.
- Подумай.
- …Шэ.
- Хорошо.
- …И.
- Да.
- Й.
- Хорошо. И что получается? - Ричард подождал. - Что же получается? - Ричард подождал еще немного. Наконец ему надоело ждать, и он сказал: - Хо-ро-ший.
Теперь они оба в упор смотрели на неприступную твердыню второго слова.
- Мэ, - произнес Марко. - А, - сказал он немного погодя. И еще немного погодя: - Лэ.
- Ну, Марко?
- Ы, - сказал Марко.
- Нет. Подумай.
- Ль.
- Хорошо.
- Чэ.
- Да.
- И.
- Дальше.
- Кэ.
- Молодец. А теперь прочитай все слово.
- Ма-лы-чик.
- О боже, - сказал Ричард.
На самом деле в эту минуту он думал о том, как малыш вообще может сидеть у него на коленях. Неужели он не слышит того бессвязного блюза, который без конца крутится в голове у отца? Как случалось и прежде, Марко, в своей шелковой пижамке сидящий у него на коленях, его невинное ерзанье вызвали у Ричарда эрекцию. Раньше это его тревожило и поражало, как что-то, о чем лучше помалкивать. Но опять же, он был в достаточной степени художником, чтобы верить в общечеловечность своих реакций. Он расспрашивал других папаш и выяснил, что с ними случалось то же самое. Это было всеобщим - универсальным. И все же это казалось извращенным по своей сути. Особенно если подумать обо всех прочих случаях, когда мысленно молишь об эрекции, но все бесполезно. А сейчас она была совсем не нужна. Напротив, она была нежелательна.
Они кое-как одолели "плохой" (пло-кой, пло-ной), снова составили "мальчик", потом с трудом сложили "пошли" (пожли, помли) и наконец добрели до предлога "в". В следующее слово Марко вглядывался минуты полторы. За это время Ричард успел выбраться из-под него. Ладно: бог с ним, с этим "лесом". Леса… они у Данте, Спенсера, Вергилия и Мильтона символизировали жизненные соблазны. Хороший мальчик и плохой мальчик отправились в лес. Заколдованные поляны в мрачных чащобах, здесь есть места, где легко сбиться с пути, или места, где колдовские чары развеиваются, - в любом случае, это места, где ты должен пройти испытание. Ричард подумал, случалось ли Гвину в ходе его экспериментов по впаданию в детство читать так, как читает Марко: по одной букве за двадцать секунд. Как удалось Гвину развить в себе эту привычку? Возможно, автоматически, возможно, у его придури были перерывы на обед. А может, он просто думал, что это хорошо для его имиджа. Он мог притворяться ради журналистов, которые покорно и с восхищением описывали этот феномен. Вот Гвин замолкает на середине фразы, берет из вазы апельсин и задумчиво разглядывает его. А вот, выйдя из ресторана, он вдруг замедляет шаг, словно пригвожденный к месту, около витрины магазина игрушек. И это невозможно проделать еще раз, потому что номер с апельсином выдумал какой-то шпион, а магазин игрушек - это вовсе не чудесный храм, а поле битвы финансовых аналитиков и специалистов по маркетингу… Неожиданно Гвин уехал в десятидневную поездку по Италии, где, как он уведомил Ричарда, второе издание "Амелиора" "вызвало живой отклик". Единственной положительной динамикой в делах Ричарда можно было считать то, что ему удалось заказать, получить и должным образом препроводить в печать положительную рецензию на "Парное свидание" Люси Кабретти - критика-феминистки из Вашингтона.
Марко соскользнул с колен отца, и Ричард бросил детскую книжку за спину. На мгновение его взгляд задержался на биографии, которую ему нужно было рецензировать: она была величиной с большую переносную магнитолу. Ричард потер лоб. Ночью ему приснился какой-то клуб на Северном полюсе, где в пищу употребляли женщин, а престарелые нацисты бражничали с накачанными наркотиками монстрами…
Ричард нехотя поднялся наверх, чтобы принять душ и одеться. Он постоял, согнувшись, в крохотной кабинке, пока сверху лилась вода, а потом натянул на себя одежду. Посмотрел на себя в зеркало - синяки под глазами, словно шрамы, волосы стоят дыбом, как от ужаса. Эта картинка заставила его отказаться или, по крайней мере, отложить на какое-то время ближайший план: соблазнение чуть тронутой легким загаром Деметры Барри. И еще это заставило его задуматься. Откуда я вернулся? Где же я был? Не в стране снов, не во сне, как это было когда-то, а на каком-то другом испытательном полигоне, в каком-то другом лесу. В лесах "Комуса" Мильтона и "Королевы фей" Спенсера? Нет. Скорее это был лес, знакомый тому дикарю из блинной "Канал Крепри": поляна, сломанные и раскиданные причиндалы для пикника, вполне современный мусор и объедки, деревья, терпеливо и горестно роняющие капли ядовитого дождя. Джина, как обычно, оставила постель незаправленной. Ричард стоял голый и смотрел на голую простыню, на ее складки, на ее влажный блеск. Каждое утро мы все больше оставляем в постели: все больше уверенности, силы, любви. Больше волос и кожи: отмерших клеток. И тем не менее эти частички опережают вас на шаг, готовясь воссоединиться с космосом.