- Вот именно. Запредельно - это когда то, что ты пишешь, является чистопробным дерьмом.
- Совершеннейшим бредом.
- Чистейшей дрянью.
- Полнейшей мурой.
Ричард посмотрел на молодого человека. Глаза молодого человека сузились, в них вспыхнули огоньки ярости. Тонкие губы вытянулись в изогнутую прорезь. Чокнутый маньяк, который ненавидит книги Гвина. Почему их так мало?
- И жена у него наркотой балуется.
- Деми? Деметра?
- И ей определенно нравятся наши… цветные братишки.
- Да бросьте вы.
- Не знаю, в курсе вы или нет. Во-первых, она была классической кокаиновой шлюшкой. Из этих шикарных лечебниц для наркоманов не вылезала. Наркозависимость. Такие дела. И еще этой большой белой леди нравятся черномазые. Думаете, это можно утаить?
- Когда это было? Почему же ничего не выплыло?
- Все очень просто, представьте, что вы лежите, скажем, где-нибудь на полу. И вам так кайфово, что просто слов нет. А все потому, что Ланс или кто-нибудь еще принес белый мешочек и дал вам нюхнуть. И вот стоит над вами этот черномазик и торжественно так протягивает вам руку, как они это умеют, - Скуззи вытянул руку ладонью кверху, чтобы показать, как они это делают. - Остальные все в улете, но только не Ланс, он вообще ничего крепче "Лилта" не пьет. И вы станете мне говорить, что она откажет Лансу? Скажет "спасибо", и все? А весь этот бред про расовое равенство и тэдэ? Половина толкачей занимаются этим ради цыпочек.
- Ради чего?
- Ради телок.
Теперь стало абсолютно ясно, что этот молодой человек думает по поводу женщин. Ричарда самого не раз обвиняли в этом грехе (но не Джина), хотя чаще всего он был невиновен (во всяком случае, так считал Ричард: он относился к женщинам как обычный среднестатистический придурок, то есть так, как и полагается настоящему мужчине). Настоящего женоненавистника Ричард мог отличить за версту. У них было что-то особенное в глазах. Еще они обожали рассказывать анекдот про скунса и дамские панталоны, и при этом их рот очень скоро наполнялся слюной. Ричард снова насторожился. У этого молодого человека явно были сексуальные комплексы. И все же тут что-то другое. И похоже, он не собирался рассказывать этого анекдота.
- Папочка у нее граф де…
- Риво, - подсказал Ричард, произнеся простое слово из двух слогов, чтобы избавить (так ему казалось) молодого человека от затруднения.
- Большие связи. С так называемыми заправилами прессы. Он заставил всех заткнуться. Это было пять лет назад. Оргии с наркотой и черномазыми. Двадцатая троюродная сестра королевы все-таки. Только теперь так просто рот не заткнешь.
- Любопытно, - сказал Ричард и сонно подумал, что скоро он сможет договориться о встрече с Рори Плантагенетом.
Стив выпрямился. Абсолютно трезвым взглядом он смотрел на титульный лист книги - там была девственно чистая абонентская карточка. Если бы Ричард предложил подписать книгу (на что, как выяснилось впоследствии, у него так и не хватило времени), Стив мог бы сказать, что купил книгу на распродаже на Портобелло-роуд и заплатил за нее тридцать пенсов. Он понятия не имел о том, что такое литературная гордость, что для писателя - его репутация. Пока не имел.
- Тут написано - тут написано, что она была напечатана… давненько. А что вы?..
- Буквально сегодня утром я сдал в издательство новый роман. После долгого молчания, как говорится.
- Вот как? И как он называется?
Ричард внутренне собрался, прежде чем сказать:
- "Без названия".
- Здорово. Классно звучит. Поздравляю.
- Ваше здоровье. А насчет Деми, - Ричард задумался. Деми не пила. Он вспомнил, как за обедом она накрывает ладонью пустой бокал. - Это все в прошлом. Я хочу сказать - сейчас она счастлива в браке.
- Чушь собачья. Это все реклама. Не надо верить всему, что вам показывают по телику.
- Откуда вам все это известно?
- Знаете миссис Шилдс? Это их кухарка. Или бывшая кухарка.
- Ну, - задумчиво произнес Ричард, избегая прямого признания.
- Это мамуля моего брата.
- …То есть ваша мамуля.
- Сводного брата.
- Понятно, у вас один отец, - сказал Ричард, который, к несчастью, в эту минуту отвлекся, чтобы взглянуть на часы. Если бы он в этот момент посмотрел на своего собеседника, он наверняка бы понял, что у этого молодого человека нет сводного брата. Равно как нет и мамули. Или папули.
- Она говорит: никогда не видела, чтобы новобрачная столько плакала.
- Отчего же?
- Она детей хочет - католичка. А он не хочет.
Ричард с некоторой опаской отхлебнул "гремучей змеи". Его посетила мысль: а сможет ли он держаться на ногах, когда придет время уходить. Голова пока вроде ясная, - подумал Ричард. Но голос его с баритона сполз на бас - знакомый признак.
- А чем вы занимаетесь? - спросил он.
- Вы забыли, как меня зовут. Забыли?
- Верно. Подумать только. Совершенно забыл.
И снова навстречу его руке устремилась ладонь - напряженная, плоская, как сброшенная карта.
- Стив Кузенс. Чем я занимаюсь? Ну, я мог бы сказать: "Разными вещами". Как некоторые говорят: "Я? Да, знаете, разными вещами". "Немного тем, немного этим". Дело в том, что я могу маневрировать. Я сейчас не связан в финансовом отношении. Я почти отошел от дел, если угодно. В основном я сейчас, если можно так выразиться, занимаюсь вопросами досуга.
Секунду они изучающе смотрели друг на друга. Ричарду (который был под мухой, притом прилично под мухой) лицо Стива напоминало серую с белым шахматную доску или лицо подследственного, которого показывают по телевизору, намеренно размывая изображение. Стиву же (который был трезв, как ученик воскресной школы) физиономия Ричарда напоминала двухмерное изображение этой же физиономии: плоское, нечеткое, приблизительное - бесталанная работа судебного портретиста. Ричард был свидетелем. Ричард был типичным свидетелем.
- Так чем же все-таки вы занимаетесь? - спросил Ричард и отхлебнул "гремучей змеи".
- Я порчу людям кровь, - пожал плечами Скуззи.
Ричард повернулся на стуле. Он почувствовал, что без еще одной "гремучей змеи" ему не обойтись.
Офис "Маленького журнала" теперь располагался в Сохо. "Маленький журнал" перебрался сюда недавно, и вряд ли ему суждено задержаться здесь надолго. "Маленький журнал" переживал не лучшие дни. Офис "Маленького журнала" был маленьким, а рента - непомерно высокой.
"Маленький журнал" родился и вырос в пятиэтажном доме в георгианском стиле, что рядом с музеем сэра Джона Соуна в Линкольнс-Инн-Филдс (1935–1961). Пыльные графины, продавленные, точно гамаки, диваны, широкие обеденные столы, заваленные книгами и мудреными журналами: вот мы видим красавца-донжуана в полотняных брюках, он яростно обрушивается на Генриха Шлимана ("Илиада" - это военный репортаж? "Одиссея" - это топографический отчет и судовой журнал вместе взятые? Какая чушь!). А вот ученый с трясущимися руками и головой, склоненной над статьей в 11 000 слов об особенностях просодии А. Э. Хаусмана ("Триумфальная реабилитация хорея"). Распрощавшись с зелеными газонами Линкольнс-Инна, "Маленький журнал", постепенно приобретающий кочевые черты, проделал длинный путь с остановками на Фенчерч-стрит, в Холборне, Пимлико, Айлингтоне и на Кингз-Кросс (1961–1979). Он ночевал на чердаках, в пустующих комнатах, спал на полу у друзей и всегда искал жилье подешевле. В этих вынужденных переменах адреса было что-то близкое духу эпохи короля Эдварда, что-то дерзкое, шалопаистое (1979–1983). Теперь он уже не тот, что прежде.
Теперь - вот уже много лет - "Маленький журнал", пошатываясь, бредет по городу, стыдливо пряча лицо то ли бродяги, то ли попрошайки. Его то и дело насильственно изгоняют из той или иной трущобной квартирки, временами он отсиживается в темноте за ободранной дверью, как какой-нибудь незаконно вселившийся скваттер в вонючей майке. Денег хронически не хватает. Деньги всегда на исходе. Его самобытность - единственное, чего у него с избытком, - носит патрицианский характер. Его владелец и издатель, несмотря на безнадежное убожество окружающей обстановки, всегда является в монокле и с изящной табакеркой. Неподражаемо беспомощный и без конца сетующий на судьбу, "Маленький журнал" старается вытянуть денег из любого, кто оказался поблизости. Войдите в его дверь в цилиндре и кашемировом пальто, и через пару недель вы будете ночевать на улице. С другой стороны, у "Маленького журнала" действительно есть своя позиция в этот изворотливый материалистический век. Позиция эта заключается в том, чтобы не платить людям. Если же платить, то платить очень мало и с огромными задержками. Типографии, домовладельцам, налоговым инспекторам, разносчикам молока, постоянным сотрудникам: им платили сущие гроши и всегда, когда уже деваться было некуда. Никто не знал, куда уходят "взносы" - мелкие займы и щедрые пожертвования, которые "Маленький журнал" пускал в дело: социальные пособия и приданое, деньги, откладывавшиеся на "черный день", и состояния, накопленные пятью поколениями рода. Истории некоторых журналов - это истории успеха и процветания, но над историей этого журнала можно было лишь разрыдаться: даже Ричард Талл после года невознагражденного труда вдруг обнаружил, что и он выписывает сидящему в кресле главного редактора плакальщику в монокле чек на тысячу фунтов стерлингов… Ричард редактировал половину журнала. Впрочем, часто он редактировал и другую половину. Каждый второй понедельник он приходил и делал литературное обозрение. Каждую вторую пятницу он приходил и делал раздел "Культура и искусство". Все остальное время он писал "вставки" - разумеется, бесплатно и анонимно, хотя считалось, что об этом все знали (на самом деле об этом знал лишь очень узкий круг).